Грэм Макнилл - Лживые боги

— А если у них доспехи, как у тех проклятых интерексов? — возражал Абаддон.

— Тогда мы применим реактивные снаряды. Локен, скажи ему!

Абаддон, только что заметивший подошедших Локена и Торгаддона, коротко кивнул.

— Аксиманд прав, — сказал Локен. — Сверхзвуковые снаряды прошьют противника до того, как успеют разорваться и нанести значительные повреждения. Таких попаданий может быть три, даже четыре, а противник все еще будет стоять на ногах.

— Эзекиль настаивает на них только потому, что в нескольких последних сражениях мы воевали с бронированным противником,— заметил Аксиманд.— А я пытаюсь втолковать ему, что на этот раз воевать придется против людей, которые экипированы не лучше, чем солдаты нашей армии.

— И не будем забывать, — съехидничал Торгаддон, — что Эзекилю требуется все имеющееся в наличии оружие, чтобы совладать с противником.

— Тарик, с тобой я могу справиться и так,— мрачно ответил Абаддон, но затем все же улыбнулся.

Волосы Первого капитана уже были собраны в хвост, чтобы было удобнее надеть шлем, и Локен видел, что он тоже предвкушает грядущее кровопролитие.

— Неужели никого из вас это не беспокоит? — не в силах больше сдерживаться, спросил Локен.

— Что? — удивился Аксиманд.

— Вот это, — ответил Локен, обводя жестом палубу, где полным ходом шли приготовления к войне. — Неужели вы не понимаете, что нам предстоит сделать?

— Конечно понимаем, Гарвель, — крикнул Абаддон. — Мы собираемся перебить всех этих глупцов, которые осмелились оскорбить Воителя!

— Нет, — возразил Локен. — Все совсем не так, разве вы не видите? Мы собираемся воевать против людей, не против каких-нибудь ксеносов или давно утерянной ветви человечества, не желающей принять условия согласия. Это наши люди, мы идем убивать наших людей!

— Это изменники, — поправил его Абаддон, с нажимом произнеся последнее слово.— В этом-то все и дело. Ты понимаешь? Они отвернулись от Воителя и Императора, а потому обречены.

— Брось, Гарвель, — сказал Торгаддон. — Ты беспокоишься по пустякам.

— Разве? А что мы будем делать, если это повторится?

Трое остальных членов Морниваля озадаченно переглянулись.

— Что — повторится? — наконец спросил Аксиманд.

— Что, если восстанет еще один мир, потом другой? Сейчас мы имеем дело с армией, а что произойдет, если взбунтуются Астартес? Неужели мы будем сражаться и против них?

Трое морнивальцев рассмеялись, но затем Торгаддон все же ответил:

— У тебя отличное чувство юмора, брат. Ты и сам знаешь, что такое невозможно. Это немыслимо.

— И такие мысли недостойны, — с серьезным видом добавил Аксиманд. — Это может рассматриваться как измена.

— Что?

— Я мог бы доложить Воителю о подстрекательстве.

— Аксиманд, ты же знаешь, я никогда...

Торгаддон не выдержал первым.

— Ох, Гарви, как легко тебя провести! — сказал он, и все снова засмеялись. — Теперь даже Аксиманд может тебя подловить. Ты прямолинеен с ног до головы!

Локен выдавил усмешку:

— Вы правы, простите.

— Не стоит извиняться,— сказал Торгаддон.— Лучше приготовься убивать.

Первый капитан протянул руку вперед:

— Убивать ради живых.

— В отмщение за погибших, — продолжил Аксиманд, накрывая своей ладонью руку Абаддона.

— Пусть провалятся в преисподнюю все живые и мертвые, — сказал Торгаддон, следуя их примеру. — Убивать ради Воителя!

Чувство общности с братьями по Морнивалю охватило Локена. Он кивнул и протянул руку, ощущая, как гордость и уверенность наполняют душу.

— Я буду убивать ради Воителя! — пообещал он.

От грандиозного размаха у нее захватывало дух. Ее собственный корабль был оснащен тремя посадочными палубами, но по сравнению с «Духом мщения» он казался просто прогулочной яхтой, поскольку мог принимать лишь скифы, мелкие транспорты и челноки.

Представшая ее глазам военная мощь подавляла.

Сотни Астартес находились на стартовой палубе, и все они уже распределились вокруг штурмкатеров — грозных, приземистых летательных аппаратов, вооруженных десятками ракет под каждым из крыльев и крупнокалиберным орудием на турели в носовой части судна. Последние приготовления уже были закончены, двигатели пронзительно завывали, а могучие и массивные космодесантники в последний раз проверяли оружие.

— Я и представить себе не могла подобного зрелища, — сказала Петронелла, наблюдая, как в дальнем конце стапелей оглушительно загрохотала и отошла в сторону гигантская бронированная створка.

За дрожащей завесой защитного поля на фоне звездной россыпи показалось грязноватое свечение спутника Давина. Спустя мгновение с пневматическим шипением из палубы поднялись закопченные отражатели реактивных струй.

— Этого? — спросил Хорус. — Это пустяки. Вот на Улланоре, вокруг планеты зеленокожих, собралось сразу шесть сотен кораблей. В тот день на поле боя вышел весь мой Легион, девочка. Поверхности было не видно: больше двух миллионов солдат армии, сотня титанов под управлением механикумов и все рабы, которых мы освободили из концлагерей зеленокожих.

— И всех направляла воля Императора, — добавила Петронелла.

— Да, — кивнул Хорус. — Всех вела воля Императора...

— А другие Легионы сражались на Улланоре?

— Жиллимана и Хана. Их Легионы держали под контролем внешние подступы и участвовали в диверсионных атаках, но ту победу завоевали мои воины, лучшие из лучших прошли сквозь грязь и кровь благодаря своему упорству и мастерству. Я сам вел штурмгруппу юстаэринцев в решающее сражение.

— Это трудно себе представить.

— Но, тем не менее, так оно и было. Из боя против предводителя зеленокожих вышли только Абаддон и я. Этот ублюдок оказался крепким орешком, но я одолел его и сбросил тело с самой высокой башни.

— Это произошло до того, как Император присвоил вам титул Воителя? — спросила Петронелла, торопливо работая мнемопером, чтобы записать быструю речь Хоруса.

— Да.

— И вы вели в бой... как это называется? Штурмгруппу?

— Да, штурмгруппу. Точно направленный удар, чтобы разорвать глотку врага и лишить его лидера.

— И здесь вы тоже поведете передовой отряд?

— Поведу.

— Не кажется ли вам это немного необычным?

— Что именно?

— То, что высокопоставленный военачальник лично участвует в бою?

— У меня по этому вопросу уже был спор... вернее, дискуссия с морнивальцами, — сказал Хорус, не обращая внимания на ее вопрошающий взгляд по поводу незнакомого названия. — Я Воитель, и я не заслуживал бы такого титула, если бы держался в стороне от сражений. Если воины идут за мной и без колебаний подчиняются моим приказам, как это делают Астартес, они должны видеть, что я рядом и разделяю с ними все опасности. Как может воин мне доверять и идти в бой по моему приказу, если будет знать, что я только подписываю бумаги и не подвергаюсь опасности наравне со всеми?

— Я уверена, что придет время, когда обязанности, налагаемые высоким титулом, заставят вас покинуть поле боя. А если вы погибнете...

— Этого не случится.

— Но все же?

— Я не погибну, — сказал Хорус, и в каждом звуке этих слов прозвучала непоколебимая уверенность.

Его взгляд, яркий и решительный, встретился с глазами Петронеллы, и она ощутила, как вера в могущество Воителя растет и заполняет все ее существо.

— Я верю вам, — сказала она.

— А хочешь, я познакомлю тебя с морнивальцами?

— С кем?

— Сейчас увидишь, — улыбнулся Хорус.

— Еще один клятый летописец! — фыркнул Абаддон, качая головой при виде появившегося на пусковой палубе Хоруса, сопровождаемого женщиной в красно-зеленом платье.— Мало того что они постоянно клубятся возле тебя, Локен, но Воитель? Это отвратительно.

— Почему бы тебе не сказать ему об этом лично?

— Не беспокойся, скажу, — ответил Абаддон. Аксиманд и Торгаддон промолчали, они слишком хорошо знали, когда не следует перечить вспыльчивому Первому капитану. Но Локен не слишком часто общался с Абаддоном, и, кроме того, еще не утих его гнев после стычки на Давине, когда тот защищал Эреба.

— Ты считаешь, что в деятельности летописцев нет ничего полезного?

— Ба! Да нянчиться с ними — только понапрасну тратить время. Разве Леман Русс не посоветовал дать каждому из них оружие? По мне, так это было бы в тысячу раз полезнее, чем их глупые поэмы и картины.

— Дело не в поэмах и картинах, Эзекиль, а в том, чтобы сохранить дух нашего времени. Дело в истории, которую мы пишем.

— Мы здесь не для того, чтобы писать историю, — возразил Абаддон. — Мы ее создаем.

— Верно. А они ее расскажут.

— И какая нам от этого польза?

— Может, для нас и никакой, — ответил Локен.

— Так для кого же? — резко бросил Абаддон.

— Для тех поколений, что придут после нас,— сказал Локен. — Ведь Империум останется. Ты себе и представить не можешь ценность собираемой летописцами информации: целые библиотеки хроник, галереи картин и бесчисленные города поднимаются во славу Империума. Через многие тысячи лет люди будут вспоминать эти времена, узнавать о нас и восхищаться благородством наших деяний. Наступит эпоха просвещения, и люди пожалеют, что не были с нами. Все наши завоевания останутся в веках, и человечество будет вспоминать Сынов Хоруса как борцов за объединение и прогресс. Подумай об этом, Эзекиль, прежде чем так легкомысленно обвинять летописцев.