Мартин Гринберг - Дорога Короля

Стэн раздавал команды направо и налево, а зомби довольно вяло им подчинялись. От напряжения рты у них постоянно были открыты, и струйки слюны тянулись до самой груди. Это были самые настоящие искусственно оживленные трупы, в которые лишь недавно вдохнули немного жизненных сил, но силы эти быстро иссякали, и зомы становились все более апатичными.

Это были в основном мужчины, предназначенные специально для тяжелой работы. Впрочем, рядом с Джоном работала весьма крепкого сложения бабища, которая в перерывах между поступлениями груза весьма недвусмысленным жестом клала руку ему на гениталии. Джон, естественно, тут же стряхивал ее лапищу, но вонь, исходившая от женщины-зомби, так и застревала в носу, мешая нормально дышать.

Все зомби страстно хотели жить. Возможно, они понимали, что в лучшем случае через несколько месяцев так или иначе превратятся в бесформенную груду плоти, источающую удушливые миазмы. Сердитый взгляд Джона женщину-зомби отнюдь не остановил; она ухмыльнулась и принялась ощупывать его ягодицы. Весь дрожа, он поспешил отойти от нее подальше.

И тут же налетел на какого-то уж совсем обтерханного зома, который медленно повернулся к нему и забормотал:

— Джон. Джон. Джон.

Мальчик жадно вглядывался в его подернутые смертной дымкой глаза, в безвольно обвисший рот. Кожа, больше похожая на пергамент, собралась в складки на костлявом изможденном лице. Что-то шевельнулось в памяти Джона: эти скулы определенно кого-то ему напоминали… И острый нос тоже…

— Джон… Отец…

— Нет! — вырвалось у мальчика.

— Джон… подойди сюда… Время…

Зомби неуверенно коснулся его плеча. Видимо, это были последние мгновения его «второй жизни». От совершенных усилий магическая энергия уходила из него, точно вода из прохудившегося ведра.

— Ты не мой отец! Убирайся!

Зомби еще шире открыл рот, захлопал глазами и снова потянулся к мальчику.

— Нет!

Джон изо всех сил оттолкнул его. Зомби упал. Он даже и не пытался устоять на ногах — рухнул как подкошенный, растопырив во все стороны руки и ноги, и лежал как выброшенная на берег медуза, глядя подернутыми туманной пленкой глазами вдаль, туда, где был виден край света.

— Эй, он мешает тебе? — спросил Стэн.

— Да нет… Просто они меня уже достали!

Джон еще раз вгляделся в физиономию валявшегося на земле зомби и решил, что этот тип никак не может быть его отцом. Да он был и не похож на него совсем!

— Не обращай на него внимания. Пусть пока там полежит, — примирительным тоном посоветовал Стэн. — У нас еще работы полно.

В течение всей остальной разгрузки Джон старался даже не смотреть в сторону этой бесформенной груды плоти. Женщины старались аккуратно перешагнуть через лежавшего на земле зомби, а проходивший мимо мужчина пнул его ногой, но он даже не пошевелился.

Работать приходилось в поте лица, потому что новые пассажиры уже поднимались на борт. А когда Джон, сопровождавший первую партию вагонеток, вернулся из близлежащего пакгауза, лишь грязноватая рябь на поверхности реки свидетельствовала о том, что здесь только что разгружалось большое судно.

День этот показался Джону ужасно длинным. Перед его глазами прошло немыслимое количество бочонков, бочек и деревянных клетей, которые нужно было открепить, разобрать и расставить по полкам пакгауза. Стэн числился помощником одного из представителей крупной импортирующей компании, и у него был постоянный круг обязанностей, так что он и Джону за весь день буквально передохнуть не давал.

Зомби, работавшие на погрузке и разгрузке судов, очень быстро выходили из строя, и вскоре Стэн привел новую смену. Того, что безжизненной грудой рухнул на землю, Джон больше не видел и искать его на грязных задах пакгауза среди других зомби не стал.

Трудовой день наконец кончился, когда большой и хорошо видимый кусок всемирной стены, нависавший над причалами, отчетливо потемнел, создавая вокруг некое подобие сумерек. Это было очень удачно, потому что люди по-прежнему предпочитали ложиться спать в темноте, и хотя настоящей смены дня и ночи больше не наблюдалось, нескольких часов сна в довольно густых сумерках было вполне достаточно, чтобы более или менее выспаться. А однажды Джону довелось видеть настоящую ночь, которая продолжалась, если можно так выразиться, несколько дней, и люди вокруг стали открыто опасаться, что всемирная стена вообще навсегда погасла. Когда же сернистый свет все-таки вспыхнул снова, источая к тому же удушливый жар, многие пожалели, что проявили подобное нетерпение.

Стэн отвел Джона в бордингауз, где жил и сам, и устроил его там, дав ему перед ужином всего несколько минут, чтобы умыться холодной речной водой. Джона просто потрясло богатство стола в бордингаузе; там мгновенно уничтожались огромные количества еды, и при этом жующие рты ни на минуту не закрывались. Вот внесли огромное блюдо с дикими курочками, зажаренными до золотистого цвета, но дичь расхватали и съели буквально в мгновение ока, и Джон так и не успел дотянуться до блюда. Впрочем, Стэн как-то ухитрился сцапать двух курочек и поделился с приятелем.

Тощий человечек с козлиной бородкой, сидевший напротив Джона, был, видимо, особо озабочен тем, чтобы его устам не приходилось скучать, и весьма успешно чередовал жевание, отпускание шуточек и сплевывание обглоданных птичьих костей в бронзовую пепельницу, стоявшую на столе. Это, к сожалению, получалось у него далеко не всегда аккуратно.

Стэн ел только с помощью ножа и все время беспечно засовывал его прямо в рот, а Джон все-таки постарался раздобыть вилку и даже успел проглотить несколько ложек бобов, сильно напоминавших резину, и некоторое количество тушеного мяса с неприятным душком, но тут подали десерт: довольно странное блюдо, представлявшее собой крохотный островок орехов посреди моря крема. Кто-то из курильщиков коснулся этого крема своей сигарой, и крем вспыхнул. Стэн съел свою порцию целиком и с наслаждением откинулся на спинку плетеного стула, ковыряясь в зубах острием блестящего ножа. Он делал это так беспечно и так вызывающе нагло, что Джон прямо-таки в восхищение пришел.

После десерта Джону больше всего хотелось лечь спать, но Стэн потащил его гулять. Побродив по запруженным толпой улицам города, они в итоге оказались за стойкой какого-то бара, где владычествовала огромных размеров женщина, явно изрядно выпившая. Язык ее так и мелькал, то и дело облизывая губы, а глаза вращались как заведенные, и она напевала какую-то бесконечную балладу, смысл которой Джон так и не смог уловить. Под конец великанша с грохотом рухнула на пол, и трое мужчин с трудом подняли ее и понесли прочь. Интересно, думал Джон, это так задумано или вышло случайно? Впрочем, в любом случае финал номера оказался более впечатляющим, чем само пение.