Кейт Ивен - Кварталы Нелюдей

Блин, о чём это я? Нас больше чем людей. Мои старые человеческие привычки и обороты…

— Такое впечатление, что ты с утра не завтракала, — хмыкнул Виктор, протягивая мне розовую сахарную вату, пахнущую вишнёвым сиропом.

— Вообще я купила на двоих, — чуть раздосадовано посмотрела я на него, — ты что, ничего не будешь?

— А ты уверена, что это можно есть? — Наблюдатель с сомнением посмотрел на воздушную кукурузу.

— Ты что, никогда не ел попкорна? — удивилась я.

— Нет.

— М-да, а я ещё полагала, что это у меня тяжёлое детство, — покачала я головой и принялась ощипывать невесомый бледно-розовый шар. Все пальцы моментально стали липкими, но это вряд ли могло меня остановить.

Солнце пекло беспощадно, превращая мои мозги в талое масло, расползшееся по маслёнке. Местами влажная от пота одежда создавала отвратительное ощущение, иногда дотягивающееся до сознания, и кроме того, очень хотелось спать. Может, ну её к чёрту, эту прогулку? Сейчас свернуться бы клубочком где-нибудь в теньке и вздремнуть часика два на свежем воздухе…

Сахарная вата, выпав из моих рук, медленно полетела в тёмную лужу, упала, взволновав её поверхность, и потемнела с одного бока, становясь действительно вишнёвой, впитывая в себя…

Кровь?..

— Папа!!!

Я дёрнулась вперёд, и морок спал. Жара опять облепила меня, сменив возникшую на секунду прохладу. Ночную тишину разорвал смех промчавшихся мимо детей лет шести-семи, а полумрак вспыхнул солнечным светом.

Это было пробуждение. По-крайней мере, очень на то похоже. Как будто из одного мира, измерения, ситуации, ты вдруг резко оказываешься в другом, более ясном, чётком, логичном, понятном и постоянном.

Я посмотрела на свои руки — они дрожали, чуть подёргивались пальцы от внезапно нахлынувших и так же резко сошедших на нет ужаса и изумления. Я ещё ощущала в душе боль и пустоту утраты, ещё не осознанные, но уже существующие, я…

— Лэй? — тёплые пальцы Виктора осторожно взяли моё лицо за подбородок и приподняли его. — У тебя всё в порядке?

Я хотела что-то сказать, но только пошевелила губами: мой голос пропал от страха… или нет…

Нет, нет… Эти все чувства — не мои, это чужая память, чужая боль, ноющая в душе до сих пор. Во мне был только её призрак, а сама она, равно как и воспоминание, принадлежит…

Мой взгляд невольно опустился вниз.

Сахарная вата лежала на асфальте пушистым клубочком, с нескольких боков облепленная грязно-серой пылью.

Эта память — память Эдуарда.

Шумно вздохнув, я протёрла глаза.

Так, определённо перегрелась, у меня уже солнечный удар, поэтому я и вспомнила это… этот эпизод из жизни белокурого изверга. Ничего, всё пройдёт, полежу дома с холодной тряпкой на лбу, и всё будет хорошо…

— Мама, мамочка, пожалуйста, останься! Я так тебя люблю, я всегда буду слушаться, только не уходи, пожалуйста! Не бросай меня!

Я круто обернулась назад, но не увидела никого, кто бы плакал или ссорился с матерью. Нет, в Парке царила благодать и идиллия, звенел громкий детский смех и шумели под напорами горячего ветра каприссы.

Но голос… он же раздался просто за моей спиной! Такой чёткий, ясный, жалобный, будоражащий душу…

Я через силу заглотнула духоту, и лёгкие обожгло. Кажется, вечером будет гроза. Хорошо бы…

— Лэй, — Виктор коснулся моего плеча, и я посмотрела чуть вниз, в сторону. Раненая рука очень болела. Двадцать швов, лечебная мазь — и всё равно болит.

… Не могу заснуть. Перед глазами тот белый тигр, что… Впрочем, неважно. Надо забыть об этом. Забыть…

— Лэй! — кто-то резко встряхнул меня — я инстинктивно сжалась и зажмурила глаза, прикрывая лицо руками.

Только не трогайте меня! Не делайте мне больно!!! Не надо!!!

Кто-то ухватил мои кисти и, непрерывно зовя меня по имени, опустил их вниз, чтобы видеть моё лицо. Приоткрыв глаза, я увидела Виктора, который…

… повторял моё имя?..

Нет, он говорил совсем иное:

" Победителей ждёт только лестница в небо,

Проигравшего — недры товарищей тел,

И не вспомнит никто, кем он был или не был,

Лишь душа отлетит в тайный Смерти Удел».

— Лэй!!! — голос больно стегнул моё сознание, как непослушную овцу выгоняя его на свет божий. В реальность, где нет места иллюзиям.

… Детский смех. Шелест листвы деревьев, то стихающий, то вновь усиливающийся под порывами июльского ветра. Жара. Солнце. Вишнёвый привкус на языке. Руки Виктора, сжимающие мои плечи. Сладковатый запах цветов.

Как во сне я повернула голову и отстранённо посмотрела на двух пятилетних девочек, которые с радостными визгами, то и дело оглядываясь, пронеслись мимо нас по дорожке, сжимая в руках кукол с неживыми, широко распахнутыми глазами. За этими малышками что есть мочи бежал трёхлетний карапуз в голубом костюмчике с очень серьёзным, сосредоточенным лицом.

Люди.

Я видела этих детей насквозь. Видела каждую жилку в их телах, каждый капилляр, каждый желудочек их маленьких, быстро сокращающихся сердец. Собственно, именно эти густые карминовые паутинки в ярких одёжках бежали по аллейке. И я даже знала наверняка, какой температуры их кровь.

Мир стал замедляться, как сделавшая положенное число оборотов карусель. И чем медленней всё вокруг становилось, тем дальше отступало чувство реальности. Я видела сон. Я спала и видела реальность, ту, которая вокруг меня. Видела всё, что там происходит.

И всё-таки спала.

Мне казалось, что когда я начну поворачивать голову к Виктору, это будет ужасно медленно, как на плёнке, которую воспроизводят в замедленном режиме. Как иногда бывает во сне.

Но — нет. Времени ушло — полсекунды.

У Наблюдателя были чуть расширенные глаза со зрачками-точечками. Он что-то говорит, но что? Для меня и для него время бежало совершенно по-разному. Как в двух разных мирах.

И если честно, я хочу вернуться в его мир, тот, где минута — это всего лишь шестьдесят секунд, а не вечность.

— А вот и наша девочка! — молодая женщина с водопадом русых волос ласково улыбнулась мне. Я сидела у её ног, обнимая Тэдди, а она склонилась надо мной, упираясь руками в собственные колени. На ней были синие джинсы, такие потёртые, что чёрные ремни и прикреплённые к ним кобуры с девятимиллиметровыми пистолетами резко вырисосывались на фоне светлой ткани. Простая чёрная майка полностью открывала руки, на которых красовалось несколько свежих розовых шрамов.

Пониже локтя на руках этой женщины били закреплены ножны с кинжалами.

Кто она?

Я посмотрела в её карие глаза, а потом опять перевела взгляд на оружие.