Ольга Онойко - Дети немилости

Далеко внизу, среди дремучих лесов Меренгеа, на берегах холодных морей светили звезды деревянных храмов. Там Арсет обороняли Великие волки; и волки эти, огромные разумные звери, приходили по ночам смотреть в отворенные двери церквей. За морем, на дивном острове Тиккайнай, среди пышных дворцов Метеали поднимался собор Ирмерит. Свет веры распространялся от него по восточным землям, согревая сердца. Дикому Хорану и южным землям за ним предстояло вскоре узреть истину – и на запад, в ледяную страну Лациат, направлялась она.

Далеко внизу, на улицах древней Рескидды, из уст в уста передавались слухи о великой надежде.

Далеко внизу...

Младшая Мать наконец очнулась и вспомнила, что и сама пока еще находится внизу.

– Ма-ам! – настойчиво повторили у нее за спиной. – Поехали домой, а?

Янеллет, шестилетняя красавица, как две капли воды похожая на отца, стояла у дверей и хмурила прозрачные брови. Акридделат ласково засмеялась.

– Конечно, солнышко. Тебя привез Арсен?

– Не-а, – сказала Неле, – Джесен. Он там, на площади в паровике ждет.

– Скажи ему, что я сейчас выйду.

Янеллет шумно вздохнула: она явно надеялась заполучить маму в руки прямо сейчас. Но спорить девочка не стала – знала, что бесполезно. Помаячив еще немного в распахнутых дверях собора, она вышла наружу. Силуэт ее мгновенно истаял в сиянии солнца.

Акридделат смотрела ей вслед. Потом склонила голову.

– Ради детей... – пробормотала она, – ради всех детей мира...

И пошла назад – к изваянию Заступницы. В чертах рескидди теперь сквозила печаль. Остановившись у чаши, она опустила руку в прохладную воду и коснулась ладонью лба.

Сегодняшний вечер она обещала провести с семьей, и Нерсен тоже выгадал время для этого. Возможно, следующий такой вечер случится не скоро. Завтра господин Ярит уезжал на север Ожерелья – инспектировать и инструктировать тайную полицию на случай войны, совещаться с командирами военной разведки, беседовать с градоначальниками. Младшая же Мать давала наконец официальные аудиенции царице Лумирет, принцу-консорту Эрисену и Морэгтаи, императору союзной Уарры. Эти встречи имели огромное политическое значение, даже большее, нежели ее неофициальные встречи, – они были частью пропагандистской кампании, призванной подготовить общество к началу боевых действий. Акридделат тщательно взвешивала каждое слово, которое намеревалась произнести: каждое ее слово ловили на перо газетчики. После аудиенций намечалась большая проповедь в соборе.

«Арсен и Джесен уже стали подмогой отцу, – думала Акридделат, – а Неле еще совсем кроха... она останется с няньками и будет грустить. Сегодня мы все побудем с ней».

Младшая Мать подняла глаза. В тенях собора ясно вырисовывались черты Арсет Милосердной. Первосвященнице еще не довелось видеть Арсет в человеческом облике. Лицо изваяния напоминало ей о другом лице.

– Что ты выиграла, Северная Звезда? – полушепотом спросила Акридделат. – Что ты выиграла у Рескит, Алива? Ради чего ты умерла в двадцать лет?

Звенящая тишина повисла под сводами храма, и словно бы лучи солнца заслонило облако – свет за дверями померк...

Младшая Мать подумала, что знает ответ.

Она услыхала его спустя мгновение – ответ, подтвердивший ее догадку, и ощутила ободряющий взгляд, скользнувший по коже ласковым холодком. Взгляд той, кто стояла лицом к миру, пока Арсет стояла спиной к нему...

Акридделат закрыла лицо руками; на губах ее дрожала болезненная улыбка.

– Да, – сказала она. – Я понимаю, Предстоящая... Воистину это деяние священной гордыни! Я не осмелилась бы потребовать так много.

По лицу ее катились слезы, но глаза сияли.

– Выстоит! – сказала Младшая Мать с торжеством.

Теперь она знала, какими словами закончит проповедь. Не управителем государства была она, а наставницей душ; мрачные и грозные события диктовали ее речь, она собиралась призывать к мужеству и бесстрашию, но не могла ограничиться этим призывом. Что толку в духовенстве, если оно говорит словами военачальников и владык! Нет, даже древний айин предназначался для иного. Жизнь, задуманная Арсет как вечное счастье, волею Старшей Матери стала конечной и омрачилась страданием. Битва с Ней священна – но смысл жизни не в битве. Только тот действительно победит Рескит, кто найдет в творении первоначальный образ, светлый замысел. В айине, радости обреченных, слабые видели обреченность, сильные – радость.

– Кто отыщет в мире радость, превозможет вечный страх... – прошептала Младшая Мать и сказала громче и тверже: – Так будем мы жить и петь в мире великой Немилости!

Потом она вытерла слезы, развернулась и быстро зашагала к дверям.

Оджер Мерау, государственный суперманипулятор Аллендора, шумно посопел, постоял немного и стал спускаться по трапу. Рабочие за его спиной вернули пластину брони на место. Заскрипели закручиваемые болты.

Мерау мучила одышка. Последние два часа он не двигался с места, но вымотался как после марш-броска. Он восстанавливал израсходованный почти до нуля ресурс личного атомника принцессы Лиринии. Оджер управился за два часа, у другого то же самое отняло бы сутки. Мерау об этом отлично знал, поэтому и согласился исполнить просьбу принцессы, несмотря на то, что работа мага-механика в его обязанности не входила.

В ангаре было темно и холодно. Огромные глянцевито-черные тела атомников казались живыми. Они будто бы дремали, ожидая своих пилотов. Суперманипулятор знал, отчего возникает эта иллюзия. Несмотря на изоляцию, заряженные аккумуляторы самолетов порождали слабые возмущения в магическом поле.

«...или не аккумуляторы», – с тяжелым чувством подумал Мерау, глядя, как дверь ангара поднимается.

Солнечные лучи топорами рубанули по сумраку.

В квадрате белого света встал чудовищный черный силуэт.

Высокая человеческая фигура словно распухала, из нее вырывались лишние конечности, уродливые бугры плоти, кривые горбы. Над правым плечом человека поднималась вторая голова – маленькая, на длинной змеиной шее. У левого колена капризно вился мускулистый хвост.

Мерау сморгнул, загораживаясь рукой от света.

Фигура шагнула внутрь и оказалась принцессой Лиринией.

От коленей до плеч ее обвивало тело огромной змеи.

Издалека голова змеи выглядела почти человеческой – с крупным высоколобым черепом, с довольно плоским лицом и удлиненными глазами. Вблизи сходство разительно уменьшалось. Кожу демона сплошь покрывала зеленоватая чешуя, а глаза были совершенно черными, без радужек и белков. Пасть распахивалась от одного отсутствующего уха до другого.

Впервые увидев Цай-Цей, Мерау похолодел. Будучи, безусловно, сродни Атергеро, дракон если и походил на него, то весьма отдаленно. Цай-Цей никто не приручал, он никогда не погружался в летаргию. Его интеллект был в полной сохранности, магией Цай-Цей пользовался сознательно, был злопамятен и несговорчив и – что хуже всего – обладал отвратительным подобием чувства юмора. Эмерия мгновенно поняла, что иметь дело с Цай-Цей много опасней, чем с Атергеро, и самоустранилась; приходилось полагаться на доктора Тайви, которого разведка подозревала в шпионаже... все это тяготило.