Юлия Морозова - Телохранитель для мессии (Трилогия)

Превозмогая боль в плече (Хмарь и все ее демоны, похоже, оно все–таки вывихнуто!), я обеими руками ухватилась за скользкую силовую нить, присосавшуюся ко мне чуть повыше правого запястья. Вопреки опасениям сгусток энергии не обжигал, а, наоборот, неприятно холодил кожу и норовил выскользнуть из пальцев.

Любопытно, куда крепится наша замечательная ниточка у Верьяна?

Сейчас проверим.

Парочка несильных рывков показала, что энергетический жгут прикреплен к чему–то довольно увесистому.

– С–с–с–с–стой. – Горгон неожиданно попятился.

Я лишь крепче стиснула задергавшуюся нить и потянула ее на себя – по ощущениям, будто тащишь из пораженного недугом тела живого червяка и боишься его порвать.

А если…

– Не кас–с–ссайс–с–ся! – Наемник с трудом двигался в обратном от меня направлении. Тоненькие змейки уже не шипели, а беспомощно свистели.

«Я нежно. Можно сказать, любя…» – злорадно подумала я и дернула за нить.

Сильно дернула. До почти непереносимой боли в плече и брызнувших слез. Используя силовой жгут, я выворачивала наизнанку двуликую сущность корчившегося в судорогах начавшейся трансформации Верьяна. Его беззвучные крики врезались в уши, а перекидывание качало из меня необходимую ему Силу через связующую нить. Она разбухла и пульсировала, впиваясь в сотрясающееся длинное тело.

Сущность перевертышей похожа на одежду, у которой обе стороны являются лицевыми. К примеру, носишь симпатичную красную курточку, носишь, а она возьми и замарайся. Никаких проблем. Выворачиваешь вещичку на изнаночную сторону – вот у тебя уже новая зеленая ветровка. Носи, пока не надоест. Или пока до стирки дело не дойдет. Так и с оборотнями – когда возникает необходимость, их безжалостно выворачивает к миру другой стороной.

Верьяна крючило и корежило. Сухо потрескивала сходившая с кожи чешуя. Змеи раздувались, словно их накачивали изнутри воздухом, и лопались с громко–влажным, омерзительным чпоком. Среди их ошметков и потеков зеленой, тягучей слизи уже можно было разглядеть прежние косички…

Меня скрутило и бросило на колени.

Ничего страшного. Всего лишь стошнило.

Темнота до звездочек в глазах.

Туда. Обратно. Снова туда. Главное не останавливаться.

С ожесточением я пилила натянутую вибрирующую нить Силы, не рискуя ни приблизиться к затихшему телу наемника, ни растормошить Эону. Неотразимая жалобно стонала в дрожащих от слабости руках.

От кукловодов прямо отбоя нет! Так и норовит меня всякий за ниточки подергать, почувствовать себя в роли вершителя судеб.

Туда. Обратно. Не останавливаться. Туда. Обратно. Снова туда.

«Пилите, Шура, пилите».

Глава 20

Скорчившееся зародышем, неподвижное тело Верьяна, покрытое ошметками побуревшей шкуры и слизью с подсыхающей корочкой, вызывало у меня минимум энтузиазма. Если точнее, имело место его полное отсутствие. Правое плечо ныло при каждом неосторожном движении, хотя боль постепенно сходила на нет. К сожалению, регенерация почему–то не действовала на пораненные запястья – грязные, пропитанные потом бинты набрякли от крови.

У пришедшей в себя Эоны также поубавилось благородного рвения. Прямо–таки на порядок. Ей определенно было не до высокого и вечного – согнувшись вдвое, она расставалась с завтраком, поддергивая так и не завязанные концы то и дело распускающейся шнуровки. За последние пятнадцать минут подругу стошнило уже дважды.

«Сотрясение мозга?» Скорее желудка.

Только что сменивший ипостась – зрелище, да еще при ярком солнечном свете, малоаппетитное. Однако в свое время на занятиях аалоны Рениты брезгливости у меня даже не то чтобы поубавилось, ее отшибло практически начисто: все происходящее нисколько не мешало чувству голода крючить внутренности. Традиционный уже перерасход Силы отзывался в животе болезненной, сосущей пустотой. Трясущимися руками я извлекла из сумки мясной пирог (приятное напоминание о гостеприимстве Лешеро) и жадно впилась зубами в его крошащуюся мякоть, не обращая внимания, что подругу скрутило в очередном мучительном приступе.

«Стерва ты, с луженым желудком вместо сердца!» – сообщил мне страдальческий взгляд Эоны.

Здоровенный пирог был слопан в несколько укусов. Жалея, что нет еще парочки таких пирожков, а лучше даже трех–четырех, я с опаской приблизилась к Верьяну на расстояние вытянутой руки и вытащила Неотразимую из ножен. Ее металл устало потускнел, а на безупречном доселе лезвии появились крохотные зазубрины.

– Рель, ты чего? – испуганно вскинулась подруга, забыв о тошноте.

Не отвечая, я легонько потыкала мечом лежащее передо мной недвижимое тело. Наемник будто находился в состоянии комы, совершенно не реагируя на осторожные уколы Неотразимой.

– Он… он умер? – Пошатывающаяся Эона встала напротив: во взгляде – беспокойство, в голосе – слезы.

Изумленный взгляд был ей ответом. Упаси этот самый, Единый, уж не влюбилась ли наша доморощенная феминистка?!

«Вполне может быть: во все времена женщины любили подонков». «Любили» – не совсем верное в данном случае определение. Скорее мерзавцы – это вызов женскому самолюбию и гордыне, подначка судьбы–насмешницы…

В глубокой задумчивости я потерла нос, однако, спохватившись, что копирую любимый жест одного знакомого наемника, тотчас прекратила.

– Да вроде живехонек. – Дождешься от этого нахала, как же!

К еще большему моему изумлению, светловолосая присела на корточки и несильно потрясла Верьяна за плечо.

– Тогда что с ним? – Она отдернула руку и покраснела, будто наемник собирался сейчас открыть глаза, чтобы с фирменной улыбочкой выдать очередную скабрезность.

Браслет на левом плече горячо не возмущался, поэтому я убрала оружие обратно в ножны и тоже опустилась на колени рядом с Верьяном. Его кожа явственно отливала тем оттенком нежно–зеленого, что уже был мне знаком по пребыванию в хмеловском подвале.

– Точно не скажу… – Я сковырнула ногтем с косички присохшую шкурку. Та довольно–таки легко отстала, за ней тянулась тонкая нить слизи. – По симптомам его состояние весьма похоже на коллапс, наступивший вследствие двусторонней принудительной трансформации.

– Колпас принудительной транф… трас… чего?

– Коллапс принудительной трансформации.

– А–а–а… понятно, – протянула девушка таким тоном, что сразу становилось ясно, что ни черта ей непонятно.

– Да оборотень наш Верьян. – Практика показала, что в случае с Эоной лучше сразу все рассказать, чем потом мучительно пытаться находить объяснение своим поступкам. – В отключке он из–за смены ипостаси: перекинулся два раза подряд, да еще не в цикл, вот и переутомился.