Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Елена Владимировна Кисель
— Если только вы, конечно, не напишете отречение от Рода, а потом не умрёте, мхых-мхых-мхых…
«Мхых-мхых» заменяло старикашке смех — мшистый, подвальный звук. Будто некормленный призрак чихает из-за книг.
Нет-нет, мхыхал Реликт, и не просите. Нет-нет, он на такое не пойдет. О полном Отречении и речи быть не может. Нет-нет, он — душеприказчик дражайшей Ималии, он обязан предусмотреть всё… А если что-то случится с Лэйси? Если она — не приведи Девятеро — захворает и не доживет до вступления в Права? Тогда два Рода останутся без возможных наследников, ну уж нет — такого он на себя брать не будет…
Он был даже слишком предусмотрителен — этот старикашка. Крутил тяжелые опаловые перстни на пальцах и тянул в нос: молодо-зелено… ну, подождите три года, потом напишете Отречение. О, в любой форме, лишь бы с кровавым оттиском Печати и фамильного перстня. После передачи протекторства и вступления Лэйси в официальные права — это уже легко… Правда, «кровная доля» всё равно за вами, да-да, что тут можно говорить, вы же знаете историю поместья Лис?
О вейгордском поместье Лис я слышала только, что там жил какой-то Шеннет. Предок нынешнего первого министра Айлора, Шеннета-Хромца. Предок, вроде бы, как раз в Айлор и сбежал, уже после принятия Хартии Непримиримости. Так что замок чуть ли не два века торчит под чарами магической консервации.
— …кровные сокровища Рода так и сохраняются по сей день: они могут выданы только Главе Рода. Но никто не позволит, чтобы их истребовал министр враждебной страны…
И ещё сорок пудов такой вот поучительной чуши. Под конец я раз восемь поставила подпись. Выслушала, какие права получает кузина Лэйси (управлять землями и финансами рода Драккантов, кроме «доли крови», да еще доступ к родовому поместью). Под взглядом Морковки выдавила «спасибо», от которого сквасило орду стряпчих, что понатащил к себе в дом Реликт. Получила напоминание о том, что надо выполнить тётушкину последнюю волю.
Сижу, выполняю.
Морожу зад о низкую и широкую каменную ограду храма.
Этим самым задом к храму Хозяйки Вод и повернувшись.
Храм за спиной должен бы быть голубоватым, но зима выбелила в траур и его. Смыкаешь веки — под ними тут же скапливается что-то белое. Открываешь — и снова: отяжелевшие от снега кусты, скрючились ивы — старухи в траурных уборах — белая каменная ограда, на которой сижу…
Будто из мира выжрали краски. Обратили в полный ноль, в смерть и саван, как в день, когда я в последний раз была в Храме Глубинницы.
Засовываю руки в рукава, шмыгаю носом.
За лавкой собрались местные. Дюжины три деревенских, которые решили именно в это время наведаться в храм — попросить у Глубинницы, чтобы родичам в Водной Бездне было полегче. Только тут, понимаете ли, похороны Ималии Венейг. Местные не особо расстроились. Нашли темы — Дар доносит даже за сто шагов.
— Помогай ей в Бездони Глубинница и Аканта Всеспасающая… ничего тетка была, да… только уж под конец рехнулась.
— С такой-то племянницей и не рехнуться. Про племянницу её слышали? Пригрели сиротку, а эта змеища…
— Пираткой, говорят, стала! Аж в Велейсе Пиратской!
— Да не — я слышал, в Тавентатуме её на рынке рабском продали!
— Ты, что ль, покупал?!
— А Ималия-то эта, слышали, с муженьком покойным разговаривала. И в воды кидалася: всё там его видела уже…
— Так… того… говорят — потому и померла! Подошла то ли к ванной, то ль к озеру — да головой туда и сунулась, а слуги не углядели…
— Да в кровати она померла, у меня кузен — садовник у Венейгов!
— Да я доподлинно знаю, что закололась в безумии!
— Серебра-то хоть отсыплет наследница? За-ради Корабельного дня?
Наверное, в храме уже огласили фразу, которую тетушка выбрала для Малой Книги Утекших Вод. И фраза, небось, на дюжину строк. Первого числа Луны Дикта все Малые Книги из храмов Глубинницы привезут в Акантор — а там уж жрецы перепишут всё в Великую Книгу Утекших Вод. Годы, имена-фамилии по алфавиту — и прощальная фраза, с которой остаёшься в вечности, когда тело уходит в воду.
У нас был сборничек прощальных фраз великих людей. Одно время Морковка повадился эту дрянь цитировать. Пока я его не отлупила первым томом энциклопедии Кайетты.
После зачитывания фраз идут песнопения жрецов, потом церемония заворачивания тела в расшитый жемчугом белый саван. И отправления рыбам на корм, в прихрамовый вир. Такими вирами не пользуются для переходов: считается, они ведут прямо в Водную Бездонь.
Всегда было интересно — откуда эта самая Бездонь взялась. С незапамятных времён предков хоронили в земле. В охотничьих владениях Драккантов в Морозном Наделе есть особое место — Усклепище. Древнее кладбище с холмами и плитами, надписи и знаки на которых не прочесть. Я в детстве допытывалась у Морковки: если испокон веков магов брала к себе земля — откуда взялась вера в Бездонь и прочее?
Морковка чесал конопатый нос и принимался за древние сказочки.
По ним выходило, что будто бы раньше люди были получше нас. Настолько, что особо чистых (или особо безумных) и пламя не брало: они ходили сквозь огонь, потому что виров у них не было, «воды молчали».
Только люди расплодились, выродились в полных мразей, перестали почитать богов и уважать друг друга. Девятерым это пришлось не по вкусу. Время от времени они пинали людей — взять хоть историю с Ледяной Девой, когда она чуть всех не заморозила, так что пришлось народ бабочке спасать. Люди притихали, потом опять плодились и были упорными в своей мразотности.
Под конец Девятерым надоело, и они решили извести «нечистых» вконец. Поручили работку Дарителю Огня — и Йенх Огнетворец сотворил Пламенный Мор. С расчетом, что «чистых» не возьмет, а остальных не жалко.
Морковка рассказывал, что Даритель Огня будто бы наслал на людишек своих подручных — огненных элементалей в виде птиц.
— Фениксов? Они ж не вредят людям.
— Ну… они были огромные, — мялся Морковка. — Может, это были какие-то неправильные фениксы.
В общем, кто бы там ни был: драконы, огромные неправильные фениксы или другие какие твари — но людей они извели как следует, да и Кайетте досталось. Тогда появились Горелые Пустоши — те, что в Дамате, и Чёрные Льды — на окраине Крайтоса. О прекращении Мора взмолились сразу все: и оставшиеся люди, и Травница, и Ледяная Дева, и