Александр Доставалов - Ожог от зеркала

Холод стоял такой, что снег под ногами не хрустел, а поскрипывал. В сочетании с метелью и сильным ветром погодка получалась лютой. Но вроде постепенно пошло на убыль.

Очень вовремя они попали в деревню. У костров, даже с магией, сейчас было бы тяжело.

– Посмотри, у меня губа треснула. – Пушистый озабоченно разглядывал лицо в маленьком зеркале, поворачивая голову то одной, то другой стороной.

– Это от огня, что ли? – посочувствовал Флейта.

– Нет. Это само как-то треснуло. – Огненная плюха валча лишь обожгла Пушистому лоб и щёки, да с одной стороны выгорела бровь. Волос на голове разбойника ещё поубавилось.

– Жрать надо меньше. Вон, рожа в зеркало не помещается.

– Тю на тебя, баран. Это от ветра. Или простудился. Рыбьим жиром надо смазать.

– Это от жрачки. Столько жрать – любая харя треснет. Просто началось с губы, – заржал Флейта.

– Надо смазать рыбьим жиром. И пройдёт, – обиделся Пушистый. – А ты, дурак, понял?

– Почему это я дурак? – задал резонный вопрос Флейта. – Потому что ты жрёшь?

– Потому что дурак, – объяснил Пушистый. – Не знаешь ничего.

– И чего это я не знаю? – чуть придвинулся Флейта.

Пушистый попятился. Треснувшая губа могла ещё больше пострадать.

– Ничего не знаешь, – примиряюще сказал он. – Вообще ни хрена.

– А ну давай спроси чего-нибудь, – решил протестироваться Флейта. – Если знаю, тебе шелобан.

– Почему свиное сало есть, а рыбьего сала нет? – нашёлся Пушистый. – Только жир.

– Есть, есть... Тебе бы всё съесть.

– Нет, правда. Мясо же и там, и там.

– И вопросы все насчет пожрать. Потому что у свиньи нету чешуи.

– Ну и что?

– Ну и то. Давай другое спрашивай. Это глупый вопрос.

– Ладно, – задумался Пушистый. Потом хлопнул себя по щеке: – Куда зимой нормальные слепни деваются? Не эти уроды.

– Куда. Туда. По кустам пройдись, они там и сидят. Остеклени бельмы, – заржал Флейта и вышел из комнаты.

– Вот и видно, что не знаешь ни хрена, – тихо сказал вслед Пушистый.

Уля восхищенно разглядывала лодки. Конструкция была изящной – необычной, но в ней ощущалась гармония. Уле даже почудилось, что рядом с лодками играет музыка. Она прислушалась, стараясь разобрать мелодию, и вроде что-то уловила, какие-то колокольцы на самом пороге слуха, но потом поняла, что всё это морок. Лодки не умели петь. Зато они летали.

Два тюка каучуковой непромокаемой мешковины с заплечными лямками. Два человека для переноски. Свист, пожалуй, и один бы упёр. И пожалуйста – скрепили сотню деталей, проложили, где надо, пузырчатой тканью, заложили в движитель зёрна, залили воды...

Чудо.

Рядом сидел усталый Никита. Уле сразу понравился молодой высокий школяр – она не хотела признаваться в слабости, но, возможно, не будь среди разбойников Никиты, она никуда бы не пошла. Да, становиться жертвой не хотелось, но есть чувство долга... И до алтаря ей оставалось ещё десять лет.

– Извините, Никита, можно вас спросить?

– Да, конечно. – Школяр приподнялся. Разговаривать с девушкой сидя он, видимо, не мог.

– Я никогда не понимала, отчего летают такие лодки. Вы могли бы объяснить?

– Так я деталей не знаю. Только общие принципы.

– Мне как раз это и нужно.

– Хорошо. – Никита погладил полосатую ткань обивки. – А с гондолами у вас вопросов не существует?

– Нет. Там всё просто. Огромный баллон, горячий воздух или водород. Газ поднимается вверх и тянет за собой всю конструкцию. Магия только задаёт движение. В смысле, локальный ветер. Но здесь же нет баллонов.

– Ну, я бы так не сказал. Стабилизирующие всё-таки есть.

– Да, конечно, – поправилась Уля. – Но не они поднимают лодку.

– Не они, – согласился Никита. – Конструкцию поднимает движитель. – Школяр показал рукой на небольшую чёрную коробку. Она была кубической формы, высотой с локоть, и в ней плавали мягкие голубые огоньки.

– И как оно взлетает?

– Вас интересует конкретика?

– Да.

– Уля, даже декан Колледжа не знает конкретные составляющие и струнные растяжки по каждому артефакту. Для того чтобы ими пользоваться, не нужно знать каждую мелочь. Вы же не будете разбирать механические часы, чтобы понять, как двигаются стрелки.

– Ну а в общих чертах?

– В общих чертах эта одна из самых сильных струн – струна жизни. Причём зарождающейся жизни. Энергия проросшего зерна. Энергия, способная раскалывать камни. Но здесь она направлена в облегчающее поле – вес предметов внутри лодочного контура уменьшается в несколько раз. Если, конечно, зерна пролить как должно. Там каплями надо, и состав очень точный. А направляющий газ в баллонах обеспечивает подъём и движение.

– Всё равно не понимаю. Зерно растёт, а лодка летит. Какая тут связь?

– А с чего вы взяли, что это так вот, в двух словах, можно объяснить? Магия лодки сложная и дорогая, она отлаживается на ступенчатых артефактах, её, по-моему, только в двух студиях ваяют. А перевод роста в движение... Конь копытами ступает, колёса крутятся, телега едет. Или – порох горит, снаряд выталкивается.

– Это как раз просто. – Уля вдруг поправила ему волосы. Никита сбился.

– Не так уж просто. Хотя проще, конечно. Потому и придумали давным-давно. А лодки эти всего тридцать лет летают. И мы ведь до сих пор не понимаем, почему зерно вдруг начинает разбухать, расти, плодоносить и порождает дюжину таких же зёрен. Использовать это мы умеем, а понять толком – нет. А в лодке эта сила определённым образом проецируется и направляется вверх. Зерно, правда, однозначно погибает. Идёт в отходы.

– И много зерна нужно, чтобы лодка взлетела?

– На одной горсти можно пролететь от Твери до Ревеля. Только замачивать надо правильно, а то сядешь где-нибудь по дороге, выдохнется всё.

– Здорово. Лошадь на одной горсти только версту пройдет.

– Зато лошадь ещё себя поддерживает, живую массу строит. А лодка только движется, вся энергия без остатка перегорает. Что-то я увлекся.

– Нет, здорово. Вы интересно говорите. Вас слушать приятно.

– Просто вокруг банда. Вы мата наслушались.

– В башне так тоже никто не говорил. – Девушка откровенно ему улыбалась. Будучи весталкой, она не умела сдерживать эмоции.

Никита смутился.

– Ну, тогда спасибо. На добром слове.

Он кивнул весталке и ушёл в дом. Уля щелкнула на щеке отмороженного слепня.

Пострадавших от бандитов женщин перевели из погреба в тёплый чулан. В этом доме ночевали школяры, но на всякий случай несчастных всё-таки заперли. Еду и одеяла им предоставили в избытке, бежать по такой погоде возможности не было, но, как говорится, от греха подальше.