Елена Асеева - Путь Святозара

Борщ стоял, молча, понурив голову и потирая красные уши, видно Вячко в пути все же пытался их оторвать, но они не поддались.

— Ну, Святозар, теперь слово за тобой, — закончил отец.

Святозар слушал отца, а сам в это время водил указательным пальцем по обручу. Венец наслед-ника был золотым в палец шириной, немного с загнутыми краями. Посередине обруча проходила тонкая белая нить, не серебряная, а из какого-то другого драгоценного материала, по поверхности этой нити на одинаковом друг от друга удалении сияли небольшие восьмиугольные изумруды. Святозар поднял глаза от обруча и посмотрел на Борща тот, как верно заметил отец, был поражен в самое сердце стрелой Бога Камы, стоял похудевший и осунувшийся.

— Борщ, — обратился к нему Святозар, — Знаешь, что я тебе хочу сказать. Бог наш Велес очень не лю-бит лентяев, да бездельников, таких в которого превратился ты. Ходит Бог Велес по земле и если где повстречает такого, то хватает его за руку и хорошенько раскрутив, швыряет его и это самое лучшее у него наказание. Вот, чтобы Борщ я так не поступил, не взял тебя за руку, да раскрутив, не швырнул, ты более так никогда не делай. Любить, люби, коли душа желает, но, что положено тебе, то исполняй.

Борщ поднял глаза на Святозара, вздрогнул всем телом и вдруг заплакал, да утирая глаза рукой, сказал:

— Да, что ж я… я…да… я ж… что ж. Да, я больше никогда, — наконец-то вымолвил Борщ, — Никогда туда не пойду, слово даю. А тока не надо меня швырять своей магией.

— Я тебя Борщ и без всякой магии швырну, поверь мне, — негромко добавил Святозар, — А теперь иди, и сейчас же поменяй воду в тазу и забери грязное белье.

Борщ поклонился, и испугано глядя на наследника и утирая глаза, вышел из гридницы.

— Думаю, что ты Борща отрезвил, и он больше так не поступит, — заговорил правитель, лишь за слугой закрылась дверь, — Ты так сказал это, сынок, что и меня напугал, не захотелось бы мне с твоей магией потягаться. Но если ты передумаешь насчет Борща, возьми моего слугу Вячко, он очень исполнительный юноша, и уж точно венец твой не утащит к деве.

— Спасибо отец, — ответил Святозар, — Не надо Вячко, оставь его у себя. Я к Борщу привык, да и не забыть мне как он за мной ухаживал, когда я болел, каждую мою прихоть выполнял, как волно-вался и тревожился за каждый мой стон и шаг. Нет, ни на кого Борща не поменяю.

— Это хорошо сынок, что ты такой благодарный, — удовлетворенно сказал правитель и ласково по-хлопал сына по спине, и вздохнув, добавил, — Да, сын, вот она любовь, что с людьми делает.

— И все же у тебя должна быть голова на плечах, — заметил Святозар и надел на свою голову венец.

Правитель чуть отодвинулся от сына, оглядел его довольным взглядом, и, усмехнувшись, сказал:

— Ну, мы посмотрим на тебя, когда ты полюбишь.

— Да, что ж, вроде она у меня на плечах, никуда не свалилась.

У отца удивленно вытянулось лицо, он покачал головой и спросил:

— Ты, что хочешь сказать, что тебя стрела Бога Камы уже задела?

Святозар помялся, и как-то неуверенно тихо, ответил:

— Ну, да.

— И кто же она, и главное когда ты успел?

— Она, дочь Путята, старшего воина-ладейника с которым мы вместе в Беловодье ходили. Ее Любавой зовут, и мне, отец, хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять, что она…,- Святозар на миг прервался, вспоминая глаза Любавы, а затем, закончил, — Чтобы узнать ее и понять, что она моя вторая частичка на этой земле.

Правитель некоторое время хранил молчание, да покачав головой, сказал:

— Ты еще очень молод Святозар. Пусть пройдет время, и если ты прав и она твоя вторая частичка на земле, то я твоему выбору противиться не буду, тем более ее отец такой славный воин.

Святозар посмотрел на отца, улыбнулся и добавил:

— Я отец уверен, что это она, моя Любава, — наследник замолчал, покрутил перстень царя Альма на пальце, и спросил, — Отец, я могу тебе кое-что, рассказать?.. Но я право не знаю как ты к этому отнесешься, не хотелось бы тебя тревожить, или обидеть.

— Что, мальчик мой, ты хотел бы мне рассказать? Говори, не хочу, чтобы тревожился ты, — подбад-ривающе добавил правитель.

— Да, нет, я то тревожиться не буду, — заметил Святозар, — Просто не знаю стоит ли тебе это расска-зывать, но так хочется отец.

— Ну, раз тебе хочется, лучше расскажи, сними груз со своей души, — очень мягко сказал правитель и положил сыну руку на плечо.

— Ладно, — решился Святозар, — Все равно не смогу этого скрывать от тебя. Сегодня во время заговора над Туром, я видел отец, как сияла его душа. И я отец, думаю… Нет, я просто уверен… Что в Туре живет душа Лучезара Сильнейшего, сына Богомудра.

— Может, ты ошибаешься? — тихо спросил правитель.

— Нет, отец, я не могу ошибаться. Ведь когда Лучезар был маленький, я проводил над ним этот самый заговор, и я знаю, как его душа сияла. И потом отец, знал бы ты, — и Святозар засмеялся, — Какой он был неслух. Ах, отец, мне так тебя жалко, поверь мне, ты еще с ним намучаешься.

Глава пятьдесят четвертая

В середине месяца грудень сыграли свадьбу Стоян и Белослава. Лишь солнечные лучи осветили землю, Стоян и Белослава в сопровождении родителей, близких и родственников пришли на берег реки Бурная, что еще не покрылась льдом и тянула свои быстрые, синие воды вниз прямо к Ра-реке великой. На берегу уже собрался люд восурский, чтобы наречь и объявить Стояна и Белославу одним единым целым — мужем и женой.

По обычаям восуров мать жениха должна была нарядить будущую свою дочь, невесту своего сына, считалось, чем красивее и лучше будет убрана невеста, тем дольше и счастливее будет жизнь молодых. Мать Стояна — Всемила, белокурая, полная женщина, с широким, добрым лицом, на котором светились зелено-серые глаза, одела Белославу во все белое. На длинный, белый распашной сарафан был надет шугай — короткополый женский куртик с рукавами, с отложным круглым воротником и с застежками, да с золотистой ленточной оторочкой кругом. Сверху голову и часть стана покрывала фата — два нарезных широких золотоцветных платка, укрепленные на голове тонким увитым золотистым переплетением обручем, а на ноги были обуты коты — женские круглые башмаки, будто с отрезными голенищами, с золотистой суконной оторочкой. Стоян держащий Белославу за руку был одет в утепленный белый ферязь — долгополое мужское платье, наподобие кафтана, с длинными рукавами, без воротника, да белые штаны и сапоги.

Стоян и Белослава подошли к берегу реки и повернулись лицом к людям. Храбр и Дубыня при-близились к своим детям, и, остановившись напротив их, громко спросили так, чтобы слышали люди, сначало спросил Дубыня: