Ирина Котова - Королевская кровь. Книга вторая

Я была довольной и подуставшей, хотя впереди была еще операция. Организм, избалованный ночными бдениями с Мартином, утренним долгим сном и прочими радостями бездельной жизни, неохотно входил в рабочий режим. Зато я перестала чувствовать себя бесполезной.

Вчера Март заглянул ко мне вечером, таинственным голосом сообщил, что у них с друзьями какие-то важные дела с Тандаджи, и до конца недели мы не увидимся. А вот на выходных, если Высочество, то есть я, пожелаю, можем оторваться. И вообще он хочет посмотреть на меня в форме медсестрички. Так что могу захватить с собой белый халатик.

Я пообещала захватить не только халатик, но и самый большой шприц, потому что за удовольствие надо платить. Мартин, отсмеявшись, заявил, что на него без трусов я и без сомнительных поводов могу посмотреть. Я запустила в него подушкой, она полетела обратно, и в результате непродолжительных боевых действий меня защекотали до икотки.

Почему-то было тревожно. Так бывает — человек веселится, а глаза остаются задумчивыми. Но не стала спрашивать, потому что если б хотел — рассказал бы.

Люк не звонил больше.

«Жаль, правда?»

Я проигнорировала внутреннего ехидну, сделала затяжку. Мимо меня ручейком на выход потянулись коллеги. Оглянулась — у входа стоял суровый Сергей Витальевич Эльсен, жевал свою серую папироску и нетерпеливо шуршал газетой. Он-то и был причиной бегства белохалаточного братства. В результате в курилке мы остались вдвоем.

Я достала вторую сигарету, закурила. Вот что-то, а от начальства я никогда не бегала. Снова погрузилась в свои мысли. С утра мне передали телефон Катюхи Симоновой, моей школьной подруги, и я теперь терзалась — с одной стороны дико хотелось позвонить, узнать, как сложилась жизнь, встретиться — мы всегда были похожи, смеялись и плакали над одними вещами. С другой, семь лет — такой срок, за который и родные могут стать чужими… боялась разочароваться, испортить воспоминания детства.

— Богуславская, вы пообедать успели? — скрипуче осведомился Эльсен, поглядывая на меня поверх газеты.

— Да, — на автомате ответила я и замерла. Он хмыкнул, что-то пробормотал себе под нос и снова уткнулся читать новости.

Я все-таки упорно докурила сигарету, и вышла — так, чтобы это не походило на бегство. Эльсен болтать не станет, это точно, но как я так попалась? Никакая из меня шифровальщица.

«Это точно. Помнишь, как некто Кембритч подловил тебя на знании великосветского этикета?»

«Очень хорошо помню».

Нужно было начинать готовить операционную, но я все-таки зашла в раздевалку, взяла телефон и набрала Катькин номер.

— Дом Симоновых, — такое ощущение, что мужчина дежурил у телефона, потому что ответил мгновенно.

— Здравствуйте, — я поколебалась, — могу я поговорить с леди Симоновой?

— Леди не может сейчас отвечать на звонки, — величественным голосом дворецкого произнес мой собеседник.

— Я вам рекомендую подойти и спросить, не хочет ли она пообщаться со своей школьной подругой, Мариной, — ледяным тоном посоветовала я. — Я подожду. Но недолго.

«Тренируешь властные нотки?»

«Уймись, а?»

В раздевалку зашла старшая сестра, глянула на меня и вышла. Нет, все-таки надо что-то делать с этой человеческой пугливостью. Я поковыряла наклейку, изображающую оскалившегося врача с скальпелем, которая висела на шкафчике медбрата Дубовника столько, сколько я себя помнила. Тут всегда почему-то царил полумрак и холод, окошко было маленьким, лампочка была тусклой, и когда я переодевалась после смены, всегда чувствовала себя посетительницей морга.

В трубке было тихо. Затем раздалось клацанье, и знакомый до невозможности голос радостно и как-то недоверчиво произнес:

— Марина? Марина? Это ты??

— Я, Кать, — опять напала эта неловкость, из головы просто вылетело все, о чем можно поговорить.

— Маринка! Рудложка! Ушам своим не верю! — она так бурно радовалась, что я заулыбалась и почувствовала, как теплеет на душе. — Я думала, ты и не вспомнишь обо мне!

— Я всегда о тебе помнила, Катюш, — тепло сказала я. — Встретимся?

— Конечно, — она посерьезнела. — Только мне никуда в присутственные места пока нельзя, Марин. И с визитами надо повременить. Симонов в конце августа умер, я в трауре.

Я не сразу сообразила, что она говорит о своем муже.

— Сочувствую, — пробормотала я неловко.

— Тут поздравлять надо, — жестко и будто с какой-то застаревшей усталостью произнесла моя подруга, и в этот момент я действительно почувствовала, что нас разделяет семь лет не самой простой истории. — Извини, Марин. Я тебе все расскажу. Приедешь ко мне? Давай сейчас, а?

Она воодушевилась, затем будто остановила себя.

— Извини, — кто же тебя приучил постоянно извиняться, Кать? — я не подумала, что ты, наверное, очень занята во дворце. А я тебя зову к себе, будто мы все еще девчонки.

— Катюш, я работаю, — сообщила я, потому что голос у нее стал немного отстраненный и печальный, — работаю в поликлинике. Ты разве новости не смотрела?

— Да я с детьми постоянно, Марин, — откликнулась Спасская, — смотрю мультики. Новости не люблю…с той самой поры, как увидела, что с вами сделали. Я думала, вы сгорели.

В груди прыгнула и разошлась острыми иголочками по телу боль. Я перевела дыхание.

— Потом думала, у меня галлюцинации, когда тебя на свадьбе увидела. Только с другим лицом. Это ведь ты была?

— Я, Кать.

Интересно, как она поняла?

— Я уж решила, с ума схожу, — призналась Спасская. — А это все-таки ты. Все-таки побывала у меня на свадьбе. Как и планировали — я у тебя, ты у меня.

Я улыбнулась.

— Так вот, я работаю, а после работы с удовольствием заеду к тебе.

— Я очень хочу тебя видеть, Марин, — сказала моя школьная подруга. — На самом деле. Мне ведь совсем не с кем поговорить.

После работы я ушла через Зеркало домой — переодеться, сообщила Васюте, что я еду к Катьке, со скрипом согласилась на охрану — но поехала на своей машине. На «Птенце». И через пятнадцать минут уже въезжала в ворота большого дома на Императорском переулке. Да-да, Катя, оказывается, жила почти по соседству с Кембритчем. Только у него был дом 3, а у нее 58. Далеко. Да, далеко.

Я специально объехала переулок и заехала с другого конца, чтобы не проезжать мимо.

Дом был подавляюще величественен и мрачен. Наш дворец я все-таки воспринимала, как дом родной, да и архитектура была легкой. Я всегда сравнивала его с распахнувшим крылья лебедем, потому что изящные высокие полукруглые окна походили, если смотреть издалека, из парка, на птичьи перья. С одной стороны семейное Королевское крыло, с другой — Зеленое Крыло, где располагались управления охраны и госбезопасности. Кстати, никогда не понимала, почему его называли Зеленым, потому что цвета оно было светло-розового, как и весь дворец. Посередине — выступающее вперед от крыльев «туловище», с парадным входом, с арками и широкой лестницей, а над ним — «шея» — башня с красными Константиновскими часами, напоминающими по цвету клюв и состоящими из бесконечного количества шестеренок, пружин и каких-то струн. И все это великолепие увенчано шпилем с нашим флагом — белым и золотым полотнищем с взлетающим ввысь огненным соколом.