Антон Ермаков - Авалон:Хроники бессмертных

Друзья помолчали. Каждый задумался о чём-то своём. Потом Бирюк, чтобы немного разрядить обстановку, весело посмотрел на Антона и, прищурив один глаз, спросил:

— А ты у нас случайно не хочешь взять себе какой-нибудь титул?

— Например? — не понял Антон.

— Ну, не знаю… допустим… Принц Приливов?

Малиновская, услышав это, фыркнула так сильно, что выронила из рук эклер, и он покатился по полу, рассыпая повсюду вокруг себя кусочки шоколада. Все захохотали.

— Нет уж, — Антон затрясся от смеха, поскорее поставив чашку с чаем на стол, чтобы его не расплескать. — Спасибо, конечно, за столь высокую оценку моей деятельности, но, думаю, хватит с нас титулов и прозвищ. Как показывает практика, ни к чему хорошему это не приводит.

После того, как все понемногу успокоились, разговор зашёл о Каменной Армии дварфов, так кстати подоспевшей к ним на помощь, и ребята стали настойчиво требовать от Бирюка изложения полной истории со всеми подробностями — ведь никто ещё не слышал её целиком. Вове потребовалось не менее часа для досконального изложения фактов, прежде чем все до единого слушатели были удовлетворены. Потом беседа плавно перетекла на другие, более земные вещи: обсуждали институт, работу и прочие насущные проблемы. Нельзя же было бесконечно говорить про одно и то же…

Когда время стало приближаться к полуночи, друзья начали потихоньку расходиться по домам. Первыми, попрощавшись со всеми, ушли Слава и Семён. Уже спускаясь по лестнице (лифт, по обыкновению, не работал, застряв где-то между этажами), Сеня вдруг сказал другу:

— Знаешь, что я думаю? Антон в очередной раз окажется прав — мы ещё услышим о Евгене. Мне кажется, он возвратится. Я понятия не имею, каким образом, — но он это сделает. И тогда знаешь что?

— Что? — Слава немного испуганно посмотрел на него.

— Рано или поздно, но наступит тот день, когда Антону придётся встретиться с ним лицом к лицу! В случившейся битве — волею случая — им не довелось померяться силами. Им, если уж быть совсем честными, не удавалось этого никогда — даже на тренировках. Но так не может продолжаться до бесконечности. Когда наше воинство наконец подоспело на подмогу, горгульи уже успели унести Женю прочь. И ещё неизвестно, кому здесь повезло больше. Но однажды они сойдутся в решающей схватке… два величайших мага… хотел бы я на это посмотреть! — он умолк, охваченный впечатлением от собственной речи, и какое-то время вокруг раздавался лишь топот их шагов, эхом отражающийся от стен. Потом Сеня бросил быстрый взгляд на Славика и спросил: — А что думаешь ты?

Слава усмехнулся и сказал: — Я думаю, что, честно говоря, эклеры были уж больно приторными!

— Ты неисправим! — Сеня засмеялся, слегка толкнув друга в бок. Потом он распахнул подъездную дверь, и они оба, улыбаясь до ушей, вышли на улицу.

Малиновская тоже почти собралась уходить, но, решив хоть немного помочь Антону с уборкой, понесла на кухню несколько опустевших чашек. Там было темно, и она старалась не упасть — главное было донести посуду в целости до кухонного стола. Войдя, поначалу Маша даже не заметила, что находится в помещении не одна. В свете луны она с удивлением для себя разглядела целующуюся парочку, слегка прикрывшуюся занавеской. Машка, видимо, прошмыгнула настолько тихо, что её даже не услышали. Совершенно уверенная в том, что это Таня и Бирюк, она не без ехидства кашлянула и заметила:

— Боже, вы, наверное, готовы лобызаться когда и где угодно. Вот придете к себе домой — так обмазывайтесь слюнями сколько хотите! — при этих словах она дотянулась до белого тумблера и включила свет, чтобы понять, наконец, в какой стороне стол.

То, что она увидела, повергло её в шок. От неожиданности Маша едва не уронила все чашки на пол: вместо Вовы с Таней перед нею стояли, жмурясь от яркого света, Настасья и Антон!

— Ой, выключи, пожалуйста! — недовольно проворчала Настя.

Антон ничего не сказал и выглядел несколько смущенным.

— Это… вы… как его… вы и вправду что ли? — Маша никак не могла сформулировать предложение.

— Ну, допустим, да, — ответила Настя несколько прокурорским тоном. — И что с того? С кем хочу — с тем и целуюсь. Я свободная девушка. А вообще нужно предупреждать о своем появлении заранее!

— Вот засранка! А ведь я всегда вас подозревала! — Малиновская поставила чашки на стол, потом ещё раз внимательно посмотрела на них и, словно старая бабушка, покачала головой и добавила: — А ещё отмазывалась! Меня не проведешь!

Потом она выключила свет, потопталась на месте и, немного ошарашенная, пошла обратно в комнату.

— Я знала! — бурчала Маша по дороге. — Я всегда это знала!

Настасья и Антон переглянулись и тихо засмеялись — всё разрешилось само собой, и теперь нет необходимости ничего и ни от кого скрывать.

— Марусь! — окликнула Настасья подругу, пока та ещё не свернула из коридора в комнату.

Малиновская обернулась. Два так хорошо знакомых ей силуэта выделялись темными контурами на фоне окна, подсвечиваемые луной.

— Только ты не подумай ничего такого. Я сама поняла это лишь неделю назад. В смысле… — Настя вздохнула. — Я не врала. Ни Жене, ни тебе. Никогда. Я любила его. Честно. Когда-то…Но он всё уничтожил. Все, что между нами было. И стало так пусто внутри. И ему, — Настя с нежностью посмотрела на Антона, — удалось заполнить эту пустоту. Я знаю: когда ты сам — тонешь, очень сложно вытащить с собою ещё кого-то. Но лишь после битвы я по-настоящему поняла, насколько мне дорог этот человек. Смертельная опасность потерять его расставила в моей голове все по своим местам. Все паззлы вдруг сложились в единое целое, понимаешь?

— Мне-то чего объяснять? — дружелюбно проворчала Малиновская. — Нужно быть честным лишь перед собой. Остальное — не так уж и важно. Я ни в чём не обвиняю тебя и ни на что не сержусь. Я просто шокирована, честно говоря, но… я рада за вас. Правда.

Они какое-то время стояли, глядя друг на друга, а потом Настасья робко улыбнулась и, бросившись к ней, заключила подругу в свои крепкие объятия.

Уэн Винг — как прозвали их дварфы — Великие Сёстры. И ничто не способно разрушить величайшую из магий — магию Дружбы. Ни война, ни боль, ни даже любовь…

Когда ветреный апрель перевалил за середину, а ужасы и страхи прошедшей войны начали превращаться в воспоминания, преисполненные унынием и грустью, случилось так, что в душе Марии поселилась некая тревога и непокой, и стало казаться ей, будто должна она осуществить некий тайный замысел. Мысли об этом заполнили все её думы, и ничто не могло отвлечь её. Как будто нечто, давно хранившееся в памяти, вдруг поднялось из сокровенных глубин, требуя немедленного осуществления. Тогда она задумала великое Дело, и решила воплотить всё то, о чем видела лишь странные, неясные грёзы и сны, в хрупкое подобие реальности.