Алексей Игнатушин - Псы, стерегущие мир

– Благодарю, неизвестный витязь. Спас от аспидов проклятущих, по гроб жизни тебе обязаны.

Спасенные согласно загомонили, витязь небрежно отмахнулся: не ради благодарности полез в драку. Равно как оставил Чаруню не ради спасения Кременчуга, но Буслаю то не объяснишь, считает, что совесть взыграла. Лют потемнел лицом, во рту противная горечь, солнце заботливо высушило закипающие слезы.

– Рад, что вы целы, – сказал он хрипло. – Вдругоряд берите больше охраны.

Купцы растерянно развели руками, загомонили, в чем-то обвиняя каждого. Лют вздохнул: ясно, пожадничали. Буслай помог легкораненым стражам, спеленали двух недобитых разбойников да подобрали оглушенного стрелка. Челядь возилась в повозках, перебирала растрепанные тюки, складывала разбросанные товары.

– Ну что, поскакали дальше? – буркнул Буслай.

Лют кивнул, спохватился:

– Погоди еще немного.

Буслай вяло поворчал, но отступил, с интересом поглядел, как по знаку Люта охранники поставили разбойников на ноги, прислонив к борту повозки. Стрелок тряхнул головой, взгляд прояснился, Лют с неодобрением отметил вспыхнувший гнев: не то время выбрал, паря.

Острием приподняв подбородок, Лют произнес холодно:

– Вытяни руки.

Купеческие с любопытством и злорадством наблюдали: сейчас воин как огреет плашмя, чтоб неповадно было. Стрелок наградил витязя презрительным взглядом, вытянул руки.

Лют придирчиво оглядел мускулистые бревна, перевитые сухими жилами: такими руками пахать или работать молотом в кузне, но выбрал легкую дорогу, попросту отбирая сделанное тяжким трудом других. Витязь потемнел лицом: сколько раз слышал хвалебные рассказы о таких молодчиках, что живут не по Покону, а – только подумай, какие смельчаки! – сами устанавливают правила. И конечно, лучше грабить, чем пахать.

Клинок срубил руки, как сочные стебли, обрубки упали, пальцы судорожно сжались, кровь плеснула широкой струей, пригибая траву. Стрелок дико завопил, упал на колени. С отчаянием в глазах потянулся изуродованными руками к кистям, скрестил их, не понимая, почему пальцы не сжимают раны.

Разбойники смертельно побледнели, поспешно отшатнулись от покалеченного, видом давая понять, что никакого отношения к нему не имеют. Купеческие тоже побледнели, но глаза горели радостно: с такими удальцами только так, надеяться на уговоры смешно и глупо!

Буслай глянул равнодушно, ушкуйника не жалко, но время уходило, надо скорее домой, а Лют продолжал возиться. Побледневший Нежелан вскрикнул от жалости: витязь спокойно поднял стрелка за шиворот, посторонился от струи крови, палец уткнулся в правую глазницу. Стрелок завопил нечеловечески, чудовищно, протяжно. Руки метнулись к слизистой дыре, лицо залили густые потеки. Разбойник упал, засучил ногами, облако пыли укрыло тело густым коконом.

– Перевяжите раны, – сказал Лют жестко.

Челядины с опаской подошли, кровоточащие запястья стянули грубые веревки, Лют кивнул: мол, достаточно. Следующий разбойник от страха посинел, рванулся прочь, но острие копья под ребрами удержало.

– Нет! – вскрикнул он. – Пощади, я больше не буду!

Сердце Нежелана дрогнуло от жалости: никак не поймет, почему Лют так жесток. Ведь можно просто убить, не мучая.

– Протяни руку, – потребовал Лют холодно.

Разбойник замотал головой, в глазах слезы, закричал тонко:

– Нет, нет! Пожалуйста!

Блестящая полоса пересекла колено, ногу отбросило напором, лиходей вскрикнул, повалился набок, вздымая руки. Чуть выщербленное лезвие смахнуло кисть, как головку чертополоха.

– Перевяжите, – бросил Лют, направляясь к последнему ушкуйнику.

Буслай недовольно всхрапнул: чего велит перевязывать, все одно придется добивать? Оглянулся на бледного и трясущегося бедовика, смерил сурово, сказал глазами: так надо. Нежелан отвел глаза: сомневаться в правильности решения витязя не приходилось, но сейчас происходило нечто жестокое, не должное для справного воина, каким представлял себе Люта.

– Протяни руку.

Разбойник, задыхаясь от ужаса, вытянул трясущуюся руку, в глазах ужас, неверие. Такого быть не может – говорили испуганные глаза. Не станет, так нельзя, обязательно случится чудо и спасет…

Сжатый кулак отшвырнуло от предплечья, как корявую стрелу из паршивого лука. Лют аккуратными движениям протер лезвие, повернулся, не обращая внимания на истошные крики.

Буслай сказал хмуро:

– А добивать мне? Ну, спасибо, самое грязное оставил.

– Кто сказал, что умрут легкой смертью? – удивился Лют.

Буслай отпрянул от холодного взгляда, в нутре скрутился тугой узел, обжег резью. Купеческие ахнули, недоуменно загомонили: потешил витязь сладкой расправой, но теперь как же, не по-людски, надо добить.

Лют сказал старейшине купцов:

– Доставьте в ближайший город живыми, там и оставьте. И расскажите, почему такими стали, – добавил он жестко. – Думаю, охотников легкой наживы поубавится, дороги станут безопасны.

Купец глянул остро, глаза отразили лихорадочную работу мысли, поклонился с уважением.

– Не сумлевайся, доблестный витязь, так и сделаем, – пробасил он.

Буслай с удивлением подумал, что Лют прав. Сам недавно выл от ужаса калечества, хотел зарезаться, но не стать посмешищем, не влачить унизительное существование. И лихие головы, что воспевают подобный промысел и не сегодня-завтра встанут на тот же путь, устрашатся и крепко задумаются. Ну, может, не задумаются, но устрашатся и всяко разбойничать не будут.

Похожие мысли пронеслись и в голове Нежелана. Жестокость витязя выглядела оправданной, да и не жестокость, а необходимое лекарство, чтобы очистить людей от паразитов. Бедовик посмотрел на Люта с безграничным восхищением.

Лют подошел к коню, животина взирала на происходящее с унылой мордой, крики увечных ничуть не тронули. Собирался вспрыгнуть в седло, но старшина купцов окликнул:

– Погоди, витязь.

Буслай мысленно охнул: что еще?! Лют посмотрел вопросительно, купец махнул в сторону закрытого возка, забубнил:

– Негоже отпускать тебя без отдарка. Знаем, деньги не примешь, но можем сделать другое. Помимо товаров мы перевозим древнего старца, от него нет тайн на суше и море, он знает, что было, есть и будет.

– Правда, что ли? – спросил Лют, глаза загорелись любопытством.

Купец кивнул важно, добавил смущенно:

– Правда, можно спросить лишь раз. Но вас трое, как раз три вопроса, задавайте.

Буслай хмыкнул недоверчиво, потащил к возку Нежелана. Лют остановился перед возком, буркнул неловко:

– Ну, здравствуй, добрый человек.

Из-за покрова ткани донесся старческий голос, негромкий, но пронзительный, примечательный:

– И ты здравствуй, Лют свет Радимич.