Маркус Хайц - Война племен. Проклятые земли

Выйдя из Пористы, гномы увидели последствия землетрясения.

Заснеженные поля покрылись широкими трещинами, кое-где земля просто расступилась и поглотила все, что стояло на ней. К счастью, лагерь гномов остался цел — трещина тянулась прямо между шатрами, словно не желая нести смерть кому-то из воинов.

— У нас не было тяжелых потерь, — рассказывала Балиндис, укладывая Тунгдила на лежанку и приступая к обработке его ран, как велел лекарь. — Альвы нам очень помогли. Но вот в северной части города, где сражались Третьи, все закончилось настоящей резней. Офицеры войска аватаров рассчитывали, что там мы проведем основную атаку, и, хотя Третьи — хорошие воины, они не смогли победить. Выживших очень мало.

Подошедший врачеватель снял со Златорукого повязку и раздвинул края раны, чтобы проверить порез.

— А что Зальфалур? — простонал Тунгдил, едва сдерживая крик.

Балиндис покачала головой.

— И Зальфалур, и Лоримбас пали в бою при отступлении, как нам сообщили выжившие. Мы попробуем найти их тела.

Златорукий вздохнул, не зная, что чувствует, облегчение или разочарование. За смерть его родителей отомстили, вот только сделал это не он. Да и за смерть Мюр Зальфалуру он так и не воздал по заслугам.

— Что ж, он мертв. Надеюсь, что души убитых им сейчас ликуют в Вечной Кузнице.

— Ну конечно. — Балиндис поцеловала его в лоб, и на мгновение Тунгдил почувствовал, что их любовь еще жива и что это чувство будет жить в его душе вечно.

Полог шатра откинули, и внутрь вбежал Фургас. Беспомощно оглянувшись, он увидел Златорукого и бросился к нему. Глаза магистра покраснели, будто он плакал.

— Тунгдил! Как я рад, что ты жив. — Фургас пожал гному руку. — Мне сказали, ты знаешь, что случилось с Нарморой, — севшим голосом начал он. — Я не мог найти ее в городе, а еще она оставила ворота во время атаки и… — По его щеке скатилась слеза, губы задрожали. — Что с ней? Неужели после смерти дочери мне придется хоронить и жену?

У Тунгдила похолодело в груди. «Изгнание скверны! Заклинание не пощадило и маленькую Дорсу». Ярость и ненависть к эоил вновь вскипели в его душе. Пускай в Дорсе и текла альвийская кровь, но девочка никому в этой жизни не причинила горя.

— Она погибла в бою с эоил. — Гном хотел, чтобы Фургас считал жену настоящим героем. — Она сделала все, чтобы защитить дочь от заклинания, но не смогла справиться с эоил. Мы тоже пытались остановить аватару, но тщетно.

Вскрикнув от горя, магистр закрыл лицо руками. Его плач болью отдавался в сердце гнома, и Златорукий почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Балиндис, не удержавшись, прижала к себе Фургаса. Этот человек заплатил самую горькую цену за победу над аватарами.

— Зачем? — сдавленно выдавил он. — Зачем мы это сделали, Тунгдил? — Он в ярости уставился на гнома. — Мы сражались, думая, что без этого Потаенная Страна погибнет. Но ничего страшного не случилось! Столько людей погибло, и для чего? Они хотели уничтожить зло в нашей стране, а мы встали у них на пути, вместо того чтобы вступить с ними в союз! Мы могли бы избежать побоища! — Фургас опустился на стул. — А Нармора и Дорса до сих пор были бы живы…

— Фургас, страшное горе ослепило тебя, — попытался успокоить его Златорукий. — Они не выдержали бы заклинания изгнания скверны…

— Нет! Мы могли бы указать аватарам путь в Тоборибор и Борволь, провести их к чудовищам так, чтобы аватары не представляли для нас опасности. Они победили бы чудовищ в бою и не использовали бы это страшное заклинание, из-за которого я лишился жены и дочери. Но нет, мы напали на них. — Встав, он с ненавистью посмотрел на Златорукого. — Мы напали на них из-за вас. Я прислушался к совету гномов, Тунгдил, как и многие люди в Потаенной Стране. И совет ваш был плох. Да сохранит меня Паландиэль от таких, как ты. — Развернувшись, Фургас выбежал из палатки, не обращая внимания на окрики гнома.

— Оставь его, — посоветовала Балиндис. — У Фургаса страшное горе, и ты не можешь рассчитывать на то, что он прислушается к гласу разума. Дай ему время.

Лекарь, стоявший рядом с Тунгдилом, откашлялся.

— Наконечник копья застрял у тебя в кости. Нужно его вытащить. — Он протянул гному железку, обмотанную кожей. — Вот, закуси. Будет больно.

Златорукий сперва хотел отказаться, но передумал и сунул железку в рот. Балиндис взяла его за руку, а помощница лекаря развела края раны, чтобы врачу легче было разглядеть кость. Когда щипцы сомкнулись на наконечнике, Тунгдил потерял сознание. Сжать зубы он так и не успел.

Разломы в земле, образовавшиеся после землетрясения, даже кое в чем помогли жителям Пористы — им же пришлось копать могилы в оледеневшей почве, чтобы хоронить убитых.

Мертвых солдат аватаров, не церемонясь, побросали в образовавшиеся в земле дыры и засыпали братские могилы обломками дворца.

В других разломах гномы похоронили своих собратьев. Рядом лежали и Первые, и Третьи, и Свободные гномы, объединившиеся в бою и в смерти. Впервые между племенами царил мир, и Тунгдил был уверен, что в Вечной Кузнице найдется место для всех гномов, которым не за что стыдиться пред ликом Враккаса.

Боендал Меткий из клана Топорометателей, из племени Второго, Бероина, возвращался домой, в Синие горы, героем, но не так, как хотелось бы Тунгдилу и другим гномам. Он не пережил страшных ожогов, хотя лекари и приложили все усилия для того, чтобы спасти его.

Они не стали снимать с Боендала роскошные доспехи, чтобы подчеркнуть его боевое величие, подняли на щит и торжественно пронесли по лагерю, по улицам и переулкам Пористы, и Боиндил и Первые забрали его с собой на юг.

— Я не буду хоронить его в этой земле, — бормотал сломленный Боиндил. — Он хотел, чтобы его тело лежало у Высоких Врат, чтобы он мог и после смерти оберегать Потаенную Страну от зла.

Тунгдил склонил голову перед павшим другом, горестно коснулся холодных обгорелых пальцев и заплакал, не стыдясь своих слез. «Прости, что я не могу отправиться с тобой. Мне нужно уладить другие дела, не терпящие отлагательства, но я приеду на твою могилу и принесу тебе добрую весть».

Потом он обнял Боиндила. Они горевали о павшем товарище, с которым им пришлось разделить столь многое.

— Кто же теперь удержит меня, когда я начну впадать в боевое бешенство? — всхлипнул Равнорукий.

Соленые слезы стекали по его черной бороде и постепенно замерзали, образуя перламутровую сосульку.

— Вскоре я присоединюсь к тебе, — сдавленно ответил Тунгдил. — Мы выпьем за Боендала, вспомним о нем и представим, как он празднует сейчас победу в Вечной Кузнице вместе с Зандой и остальными, кто пал в борьбе со злом. Враккас, несомненно, принял его к себе.