Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

— Благослови воду…[65]

— Эм-м-м… — протянул он.

— В чем дело? Ты все-таки священник, хоть и мертвый, а мы на территории церкви.

— А крест зачем надо было опускать? Он от этого святее не станет.

— Считай это моим суеверием.

Когда мне было девятнадцать, крест, опущенный в святую воду, помог нам с Кристиной и Гансом выбраться из ловушки, запечатанной одним мерзким бесом, решившим развлечься за наш счет и замуровавшим нас в одном из склепов.

Я взял из огня одну из горящих досок, с неохотой отправился к монастырскому зданию, сейчас гораздо более мрачному, чем прежде. Здесь еще сильнее пахло сыростью и плесенью, и маленький огонек не мог осветить все помещение. В подсобке, справа от входа, среди ржавых ведер и садовых инструментов, в самом углу лежала связка старых факелов. Проповедник преувеличил. Лишь четыре из них хоть на что-то годились. Я сразу зажег один, вышел из мрачного зала и направился к арке, где раньше висели створки ворот.

Обе скобы сильно проржавели, но мне удалось пристроить зажженный факел. Чудесно. Теперь я хотя бы увижу, если кто-то сюда полезет. Разумеется, огонь тоже сделает меня более заметным, но те, кто идут за мной, найдут меня и без всякого огня. А всех остальных я не боюсь. Проклятая луна принесла мне сплошные неприятности, чтобы ей пусто было.

Я отправился обратно к костру, когда бок, по которому когда-то прошлись когти окулла, обдало холодом. Я машинально обернулся и увидел, что из мрака, царящего за воротами, в круг света выпрыгивает лошадь с наездником.

— Дьявол! — совершенно не ко времени и не к месту выругался я и припустил во весь дух к церкви.

Проповедник вопил, чтобы я поднажал, тяжелый стук копыт приближался. До церкви было еще шагов двадцать, и лошадь, как это ни прискорбно, двигалась гораздо быстрее меня. Когда горячее дыхание обдало мне шею, я бросился в сторону, избегая тычка, приземлился на ладони, сделав неловкое колесо, и, избежав удара нагайкой, кинулся к костру.

Несколько секунд всаднику понадобилось, чтобы справиться с лошадью. Затем он пустил ее шагом, уже никуда не торопясь.

Я пробежал по занесенным землей плиткам пола, задыхаясь, вытащил крест из воды:

— Благословил?

— Да! Это нечисть?

— А кто же еще!

— Выглядит непохоже.

— Они все выглядят непохоже и любят принимать человеческое обличье. Но меня это уже не смущает, потому что шрам не обманешь.

— Ничего! Мы тут в безопасности, — очень нервно сказал старый пеликан и тут же поправился: — Ты в безопасности. Все-таки святая земля. В церковь он не суне…

Лошадь остановилась на границе постройки, а затем сделала первый шаг, переступая преграду. От ее копыт не повалил дым, она не исчезла во вспышке пламени и вообще не почувствовала никакого дискомфорта.

— Просто прекрасно! — сказал я, бросаясь к чаше, и плеснул прямо в лошадиную морду. Вот теперь повалил пар, раздался дьявольский вопль, и животное вместе со всадником превратилось в черный дым, который поспешно начал отползать к колодцу.

С палашом в правой руке и крестом в левой, я бросился догонять эту сущность, не собираясь давать ей времени на то, чтобы прийти в себя. Дым уже складывался в фигуру высокого человека-всадника.

Я подрубил ему левую ногу, размозжив колено, навалился сверху, сунув крест прямо в центр дымной завесы, туда, где должна была находиться голова. Это его проняло, и он, как и все остальные, обратившись в песок, с тоскливым воем ушел под землю.

— Уф, — только и сказал я. — Уф.

— Людвиг, такого не могло быть, — дрожащим голосом произнес Проповедник.

— Могло, — ответил я ему. — Если земля не освящена, то вполне могло. А в ней, судя по всему, ни капли святости.

— Но ведь церковь…

— Мои глаза меня не обманывают. — Я сел возле костра, покосившись на Пугало.

То все так же строгало из кости фигурку.

— Спасибо за помощь.

Пугало усмехнулось, мол, ты и сам неплохо справился, провело серпом и, внезапно подняв голову, уставилось во мрак… Почти сразу же из него выступило худое, костлявое существо в юбке из человеческой кожи, вооруженное сучковатой палкой, украшенной костями и перьями.

Арбалет находился слишком далеко, так что я доверил свою жизнь палашу, но визаган не сделал попытки напасть. Он сел на каменные плитки в пяти шагах от меня, положив посох рядом с собой.

— Все люди такие странные и разговаривают с невидимыми собеседниками? — с издевкой спросил он.

— Ты быстро набрался сил. — Меня не обманула его расслабленная поза, и, как и прежде, я не смотрел ему в глаза.

— Хорошее питание, — осклабился он, растянув окровавленные губы в гримасе-улыбке.

— Сюда ты пришел тоже за питанием? — Я не спешил нападать.

Удобнее всего его прикончить из арбалета, но до оружия надо еще добраться. Совершенно не представляю, есть ли в арсенале этих тварей еще какая-нибудь магия, кроме подчинения?

— Возможно, — проскрежетал тот. — Быть может, за едой. Быть может, за чем-то еще. Я Секач. Это мое имя. А как зовут тебя?

— Человек. — Я не собирался называться ему.

Короткий смешок, визаган наклонился вперед:

— Спас мне жизнь, хотя мог и не делать этого. Почему?

— Мой маленький каприз.

Он вновь рассмеялся, пытаясь поймать мой взгляд:

— Я разрядил твой арбалет, Человек.

Но я и бровью не повел:

— Уходи, пока цел.

Визаган явно был сумасшедшим, потому как засмеялся пуще прежнего, встал, ногой подцепил посох, подкинул, поймал рукой:

— Как скажешь, Человек. Но я не желаю быть чем-то обязан твоему племени. Ты спас меня, и я верну долг.

— Визаганы никогда не отличались благодарностью. Особенно по отношению к людям.

Костлявые плечи приподнялись:

— Это моя земля. От курганов до синебровых лесов на севере, и ты тут незваный гость. В другое время ты бы умер, но я ощущаю в тебе родственную кровь, хоть от тебя и смердит человечиной. Так что я скажу о том, что ждет тебя, когда луна достигнет ноги Копьеносца.[66] Не ради тебя. Ради Темнолесья, которое в тебе.

— Не слушай его, Людвиг, — посоветовал мне Проповедник.

Пугало советов не давало, оно было слишком занято художественной работой, чтобы отвлекаться на такие пустяки, как людоед.

— И что же ждет меня?

— Ты умрешь.

Мы с Проповедником переглянулись.

— Это случится через четверть часа. Если останешься на ночевку в этих развалинах. Я приподнял кабанью тушу, тебе решать, вытаскивать ли из-под нее ноги или лежать, как бревно.