Гай Кей - Поднебесная

Если у них не было в деревне родни и места для жизни, настоящего дома, то за стенами Синаня им грозила голодная смерть. Действительно, когда так много людей снимается с места, трудно представить себе, как их всех можно приютить и накормить, даже если их ждут родственники.

Те, кто остался, полагали, что Ань Ли и его сыновья собираются устроиться во дворце Да-Мин и поэтому будут вести себя так, как подобает самопровозглашенной новой династии. Конечно, будут какие-то проявления нарушений дисциплины, но их, несомненно, возьмут под контроль, и жизнь в столице снова войдет в приемлемое русло.

Е Лао разделял такие взгляды, господствовавшие в Синане, поэтому он был глубоко потрясен, узнав о беспричинной резне во дворце, которая началась в первые же часы и не прекращалась.

На площади у стен Да-Мина состоялись публичные казни. Сообщалось, что у убитых членов семьи императора вырезали сердца и приносили их в жертву тени убитого сына Ань Ли. Говорили, что некоторых казнили, вырывая железными когтями макушку головы.

Груды трупов вырастали на площади, и было запрещено их хоронить. Разводили огромные костры и сжигали на них мужчин и женщин. Над городом стояли удушливый дым и отвратительное зловоние. Е Лао считал это варварством.

Всех мандаринов, каких смогли найти, даже только что окончивших учебу, самых мелких чиновников, убили во Дворе Пурпурного Мирта, если им не хватило предусмотрительности избавиться от своей одежды и поясов и спрятаться в городе или убежать.

Женщин дворца, по слухам, зверски изнасиловали. Многие из наложниц и танцовщиц Тайцзу отправляли в фургонах, как рабынь, в Еньлинь, к оставшимся там мятежным солдатам. Рошань знал, что надо делать, чтобы армия была довольна.

Сплошь и рядом взламывали ворота частных домов, почти без разбора, и в них врывались пьяные солдаты, сея смерть и разрушение. Не всех жен и дочерей — и юных мальчиков — в Синане удалось спрятать.

В те первые дни повсюду пылали пожары. Человек рисковал жизнью, выйдя на улицы в поисках еды. Трупы валялись среди мусора и диких зверей, дыма и желтой пыли и запаха гари.

Военные глашатаи ездили по городу и объявляли, что тот, кто сообщит славным вождям новой династии о местонахождении детей или внуков Тайцзу — бывшего императора, ныне объявленного трусом, потерявшим мандат небес, — получит награду и официальные заверения в неприкосновенности своего жилища.

Последовавшие события были ужасными, так как о тех местах, где прятались многочисленные отпрыски Тайцзу и их дети (часто очень маленькие), быстро донесли, а их маскировку разоблачили. Эти несчастные беспомощные принцы и принцессы, все без исключения, были приведены к кострам у стен дворца Да-Мин и обезглавлены.

Управляющий Е Лао не в состоянии был описать словами отвращение, вызванное подобным поведением. Этот человек, Ань Ли, провозгласил себя императором? Преемником девяти династий славного Катая? Люди, мрачно думал Лао, не лучше зверей. Они волки или тигры.

Он высоко держал голову и прислушивался, собирал все сведения, какие мог, и старался, чтобы хозяйство господина Шэня оставалось в полном порядке, насколько это возможно в столь сложных обстоятельствах. Некоторые слуги бежали в первые дни, но большинству бежать было попросту некуда, и они остались, охваченные страхом.

Во втором внутреннем дворике справа был свой колодец, что свидетельствовало о высоком статусе усадьбы. Е Лао приказал наполнить все ведра и кадки в поместье и держать их наготове, на случай пожара, который бушевал вокруг. Каждое утро полотнища ткани смачивали водой.

Доставать еду было трудно, не пока возможно. Через десять дней Рошань разрешил снова открыть базары для тех, у кого хватало смелости добраться до них, чтобы купить или продать. После этого некоторые фермеры начали с опаской приезжать в город с молоком и яйцами, овощами и птицей, просом и ячменем, пробираясь мимо трупов, плачущих, брошенных детей и тлеющих развалин.

Однажды утром в голову управляющего пришла одна мысль, или, точнее, воспоминание. Разве господин Шэнь не встречался с самим Рошанем, когда возвращался в Синань с запада? Если память его не подводит, это произошло за день до того, как сам Е Лао (и его бывшая хозяйка) встретили Шэнь Тая у гостиницы почтовой станции на имперской дороге.

Е Лао не знал никаких подробностей, и никто в имении не знал больше (он спрашивал), но, под влиянием порыва — инстинкт управляющего основывался на характере хозяина — написал короткое осторожное письмо и велел охваченному ужасом слуге (которым счел возможным пожертвовать) отнести его в Да-Мин, после того как Рошань приказал прекратить там казни. Он сам занял дворец и, возможно, осознал, что ему нужны люди, чтобы вести хозяйство.

(Опытный управляющий мог бы ему это подсказать с самого начала.)

Ходили слухи, что Трон Феникса разбит на куски, а украшавшие его драгоценные камни некоторые члены семьи императора забрали с собой перед бегством. Это было сделано, чтобы не дать варвару-узурпатору взгромоздить свое тучное тело на этот трон.

Е Лао это одобрил, про себя, разумеется.

Он так никогда и не узнал, было ли получено его письмо. Ответ не пришел. В нем он просто дал некоторые советы дворцу, всем тем, кто мог там находиться и служить августейшему и славному императору Десятой династии Ань Ли, которому принадлежала данная собственность. И все же в следующие дни и недели он отметил, позволив себе некоторое чувство удовлетворения, что солдаты не пришли к их воротам и никто не вломился к ним, чтобы сделать то, что они делали повсеместно.

Е Лао с тревогой узнал, что они сделали в доме покойного первого министра и в его городской усадьбе, совсем рядом с ними, в этом же квартале.

Как будто тамошние бедные мужчины и женщины играли какую-то роль в преступлениях, приписываемых Вэнь Чжоу! Первый министр погиб, стал призраком, которому отказали в погребении с почетом. Зачем кому-то понадобилось так жестоко и кроваво мстить домашним слугам, наложницам, управляющим?

Е Лао был разгневан — тревожное чувство для человека, который гордился самообладанием воспитанного управляющего.

Он продолжал управлять усадьбой, стараясь изо всех сил, до конца лета (которое в тот год выдалось жарким и сухим, что увеличивало опасность пожара). Шли дни, в город медленно возвращался порядок. Трупы убрали с улиц; в столицу вернулся приглушенный, неуверенный ритм: барабаны перед восходом солнца и по вечерам. Большая часть солдат мятежников отбыли на поля сражений на севере и на юге. Оказалось, что Шиньцзу собирал против них войска Девятой династии.