Виктор Исьемини - Предчувствие весны

Ингви велел купцам подождать за дверью, ему, мол, надо подумать… При словах «надо подумать» Ннаонна хихикнула. Король покосился на девушку и заметил:

— Напрасно смеешься. Я уже придумал. Джамен, давай сюда тех, из Энмара. А ты, Никлис, дыши в сторону. Не то мне потребуется закуска.

Начальник стражи послушно отвернулся и деликатно рыгнул в кулак.

Когда энмарцы возвратились, Ингви с минуту молча разглядывал купцов — пусть помучаются. Потом проникновенно начал:

— Добрые мои мастера… — и снова умолк.

Пауза, конечно, для просителей мучительна. Вот и хорошо, пусть поскучают.

— Добрые мастера, я подумал так и этак… как ни крути, против воли Матери Гунгиллы не пойти. Тепло и холод бывают в Мир лишь по ее велению. Так что помочь вам я не могу. Однако я готов попытаться возместить ваши убытки.

Купцы, уже набычившиеся, чтоб приняться спорить заново, заинтересованно вытянули шеи, пожирая демона глазами. Слова о возмещении убытков не могли не заинтересовать торговцев.

— У меня имеется партия изделий из металла, и я готов уступить ее по необычайно низкой цене.

— Насколько низкой? — тут же поинтересовался младший энмарец.

— Половина того, что просят мои люди на рынке. Но уговор — не торговаться по мелочам и увезти всю партию. На моей земле не продавать, только по ту сторону перевалов. Никакого обмана, товар качественный, проверенный.

Пожилые чиновники переглянулись, один, набравшись смелости, возмущенно пискнул:

— Ваше величество, прошу простить, но это невозможно! Будущий доход от реализации орочьего железа расписан до гроша… и…

Писарь умолк, напуганный собственной смелостью, его приятель торопливо отодвинулся, чтобы оказаться подальше от дерзкого.

Купцы притихли. Ингви, сдерживая улыбку, наблюдал за их душевными терзаниями, которые легко читались на напряженных лицах. Энмарцы понимали, что предложение выгодно, выходку писаря было невозможно срепетировать заранее, да и поведение его несмелого коллеги также выглядело убедительно… Купцы никак не могли сообразить, где же кроется подвох. Король ждал, пока гости сообразят, что нынче аудиенцию получили не только они… пока вспомнят, о чем толковали кузнецы перед дверью.

— Я не стану торговаться и не буду ждать, — подогрел их решимость Ингви. — Если вы отказываетесь, второй раз подобного предложения не последует. Если откажетесь вы, я велю своим людям везти железо в Энмар. Но пока что уговор такой: вы забираете всю партию и проваливаете из Альды к себе. Распродаете в Энмаре мое железо, либо весной развезете по западному побережью — ваше дело. Потом сможем повторить. Цена будет не такой приятной, как сегодня, но в накладе вас не оставлю. Если станете брать регулярно и крупными партиями, подумаем над постоянным договором. У моих приятелей орков, сами понимаете, со сбытом довольно кисло… Хотя, с другой стороны, в Геве изрядный спрос на изделия из металла…

— Мы согласны, — сиплым от волнения голосом произнес старший энмарец. — Согласны, ваше величество.

Когда купцы удалились, Ингви обернулся к отважному писарю и пояснил:

— Все верно, мы будем в убытке. Зато демпинговый товар из Черной Скалы развалит не наше производство, пусть у ребят с западного побережья голова болит о разорении кузнечных цехов. И, кстати, в Энмарском Совете образуется партия, заинтересованная в постоянной торговле с Альдой. Это не спасет наши отношения, но все же…

ГЛАВА 8 Ванетиния

Тонвер с Дунтом ждали. Нынче с утра им было велено предстать перед его высокопреосвященством, и клирики смиренно явились в Валлахал, где обосновался глава Церкви. Сперва монахов долго держали на морозе перед входом, пока сердитый стражник сверялся со списками приглашенных, потом пришлось ждать архиепископского секретаря, брести следом за ним по длинным коридорам, где стояла студеная гулкая тишина… Наконец секретарь привел в обширное помещение, указал скамью в темном углу и приказал ждать. Сам уселся за стол и стал деловито шуршать бумагами. Здесь было теплей, в двух здоровенных каминах потрескивали поленья, изредка раздавался хлопок, снопы искр устремлялись вверх и исчезали в жерле дымохода. Монахи склонились на лавке, упрятали ладони в широких рукавах и притихли, изредка посматривая на клирика за столом.

Если не приглядываться, могло бы показаться, что секретарь трудится, не покладая рук. Но Тонвер и Дунт, сами опытные бездельники, мигом определили, что собрат филонит, перекладывает исписанные пергаменты из одной стопки в другую, не читая.

Тонвер ткнул приятеля локтем и прошептал:

— Гляди, какой-нибудь бедолага напишет письмо его высокопреосвященству и будет надеяться, мучаться неизвестностью, каждый день ожидать ответа… а письмо-то как попадет в руки этакому вот! И будет годами путешествовать по столу из угла в угол.

— Мне плевать, я архиепископу писем не пишу.

— А я вот собирался, — признался Тонвер, — хотел просить, чтоб определили куда-нибудь, где тепло и тихо, дабы в покойном досуге возносить молитвы. Разве мы не заслужили толики отдыха от тяжких трудов?

— Держи карман шире, — отрезал Дунт. — Чем больше мы станем стараться, тем больше на нас навалят новых забот. Вот если бы мы не справились…

— Да-да… кто везет, на того и грузят, — печально кивнул Тонвер, — так сказал Мерк Новый, когда… Постой-ка! Ты сказал «если бы мы не справились»?

— Сказал. Если нас постигнет неудача, наказания наверняка не последует, ибо поручения нам давали уж очень трудные. Но пока мы справляемся…

— Брат, ты совершенно прав!

Тонвер от волнения немного повысил голос, но, перехватив строгий взгляд архиепископского секретаря, торопливо перешел на шепот.

— Дунт, ты сказал весьма мудрую вещь, даже удивительно, как столь тонкая мысль пришла к такому простаку, как ты.

— Ха. Мои мысли всегда мудры и исполнены величия.

— Ха. Это ведь ты придумал стащить золото из хранилища на острове блаженного Лунпа. Очень мудро!

— Вот именно. А ты все испортил своей неловкостью, когда попался братьям на глаза…

Распахнулась наружная дверь, в зал вошел архиепископ, секретарь торопливо вскочил и засеменил навстречу господину, Тонвер с Дунтом поднялись и согнулись в поклоне. Его высокопреосвященство едва глянул на смиренных монахов и отвернулся. Следом за Мунтом шагал Когер.

Секретарь, угодливо кланяясь, распахнул дверь кабинета, архиепископ, сопровождаемый знаменитым проповедником, прошел к себе. Едва Мунт скрылся, от угодливости секретаря не осталось и следа. Он тут же возвратился на прежнее место, принял важный вид и снова стал перебирать бумаги.