Генри Каттнер - Маска Цирцеи

Сбросив руно, я повернулся и побежал. За моей спиной, на холме засверкали лучи, но я не обратил на них никакого внимания. Я остановился на миг лишь тогда, когда услышал голос богини:

— Трус! Беги, спасай свою жизнь! Но бегство не спасет тебя: живой ты или мертвый — клятва связала тебя. Однажды ты вернешься! Ты придешь на мой зов! Ты не сможешь нарушить клятву. А Цирцея будет ждать тебя! И я буду ждать! Ступай, Язон… Иди навстречу своей гибели. А ведь я могла бы спасти тебя. Иди к кораблю, пусть он убьет тебя! Иди и умри!

Я бежал! Быть может, Геката еще раз обращалась ко мне, но я ее больше не слышал. Больше никого я не слышал. Звуки битвы заставили мое сердце сжаться. А Аполлон смеялся, когда глядел мне вслед…

Волны памяти расступились. Сияющие лучи окутали меня. Тревожный шепот заставил мое сердце затрепетать. Голос, хорошо известный мне, звал меня. Вначале я не обратил на него внимания, ускользая от туманных, дрожащих теней.

Свет Аполлона не был рожден ярким солнцем. Он казался холодным, чистым и прозрачным, как вода в безжизненном горном озере.

Постепенно туман начал рассеиваться. Сквозь него я увидел изогнутые козлиные рога и желтые глаза.

— Язон! Язон!

Но я был слишком озабочен, чтобы ответить фавну, и погрузился в сияющую бездну глаз Аполлона.

«Язон! Язон!» — звал меня Панург, но я по-прежнему не отвечал.

Что я мог ответить после его предательства?

— Язон! Проснись! Язон!

Странная речь! Ничего не значащая. Может, эти слова кому-то о чем-то и говорили, например, Джею Сиварду?

Но Сивард — не Язон. Не суеверный герой Язон, нарушавший клятву за клятвой. Пока Сивард предал только Цирцею.

Издалека до меня донесся собственный голос, зовущий Панурга:

— Помоги мне, Панург!

— Я не могу! — донесся до меня тихий голос фавна. — Ты должен подойти ко мне.

Свет Аполлона ослепил меня, но я мог двигаться… я должен был двигаться. Глубоко вздохнув, я отогнал кошмары и снова был готов бороться не на жизнь, а на смерть. Я чувствовал, что могу идти… бежать. Руками я ощупал свое лицо, пытаясь убедиться, что не сплю.

— Толкни дверь, — звал голос Панурга сквозь туман. — Толкни сильнее, Язон! Ты возле двери! Открой ее! Скорее!

Сначала мне показалось, что его слова обман. Вытянув руки, я не мог ничего нащупать, а потом волосатые руки коснулись моих запястий, сжали их, потянули вперед. Зрение вернулось ко мне. Мы находились в звездообразной комнате, где некогда я оставил Опихона и Хронтиса. В воздухе стоял необычный запах, острый, удушающий, — запах крови.

Но я не обратил на это внимания и, заглянув в лицо Панурга, увидел, что он испуган.

От усилий держать себя в руках на его получеловеческом лице выступила испарина. Затаив дыхание, не двигаясь, я ждал вопросов. Я попытался рассмотреть дверь, через которую вошел сюда, но двери не оказалось.

— Хорошо, — наконец произнес я. — Что случилось?

— Ничего особенного, — ответил фавн. Глубоко вздохнув, он поднес руку к черным завиткам волос на своем затылке. — Я знал, как опасен взгляд Аполлона, но не мог ничего сделать, пока не ушли жрецы. Как только они ушли, отправился сюда, чтобы помочь тебе.

— Но почему?

Вместо ответа он повернулся и заглянул мне в глаза.

— Ты изменился, — медленно сказал он. — Что произошло? Ты — Язон?!

— Я вижу глазами Язона, — был мой ответ. — Вижу настолько ясно, что понимаю: я — не он. Я кто-то другой. Как три тысячи лет назад Язон, так и я сегодня имею двойное сознание. Один из тех, кто живет во мне, — Язон.

— Я помню это, — спокойно ответил фавн. — Ты — Язон, тот, кто часто нарушает обещания. Знаешь ли ты, на чьей стороне выступишь на этот раз?

Я вспомнил ужасное и одновременно прекрасное лицо Аполлона, которое вновь появилось перед моими глазами. Я почувствовал сильное волнение от внезапно изменившихся чувств.

И тут я удивился, услышав свои слова:

— Я решил выступить на стороне Гекаты… Тогда я смогу освободить мир от Аполлона!

— На этот раз ты решил выполнить свою клятву? — поинтересовался Панург. — Хорошо. Много же времени понадобилось тебе, чтобы вернуться в наш лагерь. Я не был уверен, что правильно поступаю, спасая тебя, но, вероятно, поступил правильно, — он пожал плечами. — Когда мы впервые встретились на Эя, Цирцея знала, что ты найдешь Сайну.

— Но потом… Я же действовал по собственной воле.

— Расположение богов иногда оказывает тлетворное влияние. Люди смеются надо мной, но даже жрецы Аполлона не смеют причинить вреда фавну. Я свободно могу ходить, где пожелаю. Чем я могу тебе помочь?.. Позови меня, если пожелаешь, сын Язона, и на этот раз ты сможешь довериться фавну.

— Вновь взялся за свои старые фокусы и опять избегаешь отвечать на вопросы? — спросил я. — А за предложение помощи… благодарю. Я запомню. Но прежде скажи мне, что случилось?

— Хронтис тебя, конечно, обманул. Ты должен был почувствовать это. Глаза Аполлона такая вещь, которую не так-то просто подделать. Твои воспоминания были бы стерты… слой за слоем. В финале ты бы лишился души. Если человек заглянет в глаза Аполлону, он погибнет.

— Значит, Хронтис боялся и не доверял мне, — мрачно объявил я. — Ладно. Теперь у него и в самом деле есть основания бояться меня. Благодарю тебя, Панург. Я думал… хотя… — Я еще раз огляделся. — Мне казалось, что Хронтис и Опихон тоже должны присутствовать на церемонии.

Улыбка Панурга смутила меня.

— Ты слышал меня. Я говорил, что ждал. Я хотел спасти тебя. Спасти! Мне было жарко! Бахус, я…

— Жрецы! — нетерпеливо напомнил я ему. — Где они?

— Один из них справа у тебя за спиной, — таинственно ответил фавн.

Испугавшись, я резко обернулся. Человек в золотой мантии лежал на полу в луже ярко-красного цвета. Лужа постепенно расплывалась, становясь все больше и больше.

— Опихон, — пробормотал Панург. — Да, плохо. Ты не сможешь помочь.

— А Хронтис? — спросил я.

Фавн пожал плечами.

— Это Опихон спас Цирцею? — высказал я новое предположение.

— Забавно, но это так. Хронтис тоже подозревал об этом. Поэтому Опихон использовал нас. Вероятно, ты знал это, или чувствовал, когда беседовал с ним. Я еще до конца не уверен относительно всех деталей. Но Сайну снова предали, и Опихону пришлось снова попытаться…

Фавн посмотрел вниз на неподвижное тело. Лицо фавна оставалось безразличным.

— Благодарю богов, что мы, фавны, защищены от такой слабости, как любовь, — продолжал он. — Это может привести к ужасным вещам, например, к вот такому концу…

— Он любил Сайну?

Панург пожал плечами: