Анастасия Эльберг - Weekend

Ярость разыграть мне удалось весьма убедительно. В принципе, цель достигнута. Я почувствовала, что Вивиан покинул свое место зрителя и направился в нашу сторону легкой походкой. Посмотрим, как он поступит в этой ситуации. Уж кто-кто, а он прекрасно видел, где зарыта собака. И должен был знать, что делать, чтобы не допустить драки.

К нам подскочила официантка — со стола нужно было убрать. Ее появление дало мужчинам возможность перевести дух. Я демонстративно отвернулась от них и встретила Вивиана еще «яростным» взглядом загнанного в угол зверя. «Просила» у него помощи, с трудом сдерживая слезы. Женская истерика — это непросто. Вся гамма чувств. Слезы. Злость. Надежда. Обида. Нужно было передать все. В итоге к тому моменту, когда доктор Мори приблизился, слезы прочертили по моим щекам горячие дорожки.

Вивиан… как ты красив для смертного и как печален для живого. Король саморазрушения.

Только почему-то сейчас, когда мы, наконец, взглянули друг другу в глаза, я забыла про все, что было до. Про эту изнуряющую расстановку, про спектакль, разыгранный мной, про советы Ванессы… Я забыла про все. Я впервые за кучу десятилетий утонула во взгляде обычного человека. Смертного! Я впервые за очень долгое время почувствовала, как замерло сердце, пропуская удар за ударом, переживая сладостную пытку надеждой. Что ты сделаешь? О чем ты подумаешь?

Выпустив бездонность Авироны, я намертво заблокировала возможность читать мысли.

Ты не отпустишь меня. Уже не сможешь. Без очарования. Без принуждения. Ты слишком доктор Мори, чтобы отпустить меня. Ты слишком способен видеть, ты слишком восприимчив к красоте. Ты слишком ты. И я хочу сегодня быть с тобой на равных.

Только один вечер. Что ты скажешь мне, Вивиан? Что ты сделаешь? Я жду …

Вивиан

Суббота

Если бы у меня спросили, на кого я поставлю в драке с участием Самуэля Муна и Патрика Мэйсона, то я сказал бы, что на охранника, который, несмотря на отрешенный вид, внимательно наблюдал за происходящим в зале. За все время существования клуба ему ни разу не приходилось разнимать разгулявшихся посетителей, но сейчас он неотрывно смотрел в направлении столика номер двадцать семь, и я понял, что мне следует вмешаться первым. Заметив меня, он вопросительно поднял бровь. Я ответил ему успокаивающим жестом, и он, кивнув, снова занял свой стул.

— Добрый вечер. Надеюсь, ничего страшного не произошло, и я могу возвращаться за свой столик?

На мой вопрос компания ответила гробовым молчанием. Патрик и Сэм повернули головы ко мне и замерли, отвлекшись от разговора с Теодорой. Она стояла спиной к столику, сжимала в руках сумочку и, надо сказать, была настроена довольно решительно, хотя катившиеся по щекам слезы говорили об обратном. Мы переглянулись в очередной раз, и я скрестил руки на груди, но решил не нарушать тишину первым.

— Все в порядке, доктор, — наконец, уверил меня Патрик.

— Так ваша дама плачет от счастья?

— Ваша дама? — переспросил Самуэль, выделив слово «ваша», и я запоздало понял, что со словами следовало вести себя поосторожнее.

— Пожалуй, уже нет, — включилась в разговор Теодора. — Я присяду за ваш столик, доктор. Если вы, конечно, не против.

Я сделал пригласительный жест.

— Прямо возле лестницы, мисс Барт. Думаю, вы не заблудитесь.

— Благодарю.

Проводив взглядом бывшую жену, Самуэль снова посмотрел на меня. Уж не знаю, какое выражение он ожидал увидеть на моем лице, но я явно его разочаровал.

— Думаю, вашему здоровью не повредит короткая прогулка, господа. На улице замечательная погода, дождя нет. Буду рад увидеть вас освежившимися и в хорошем настроении. Я позабочусь о том, чтобы мисс Барт не скучала. Тем более что через несколько минут можно будет пройти во вторую половину клуба, так что ваша общая дама в надежных руках.

— Доктор… — начал Патрик.

— Прошу вас, господин Мэйсон. Если уж вы вели себя настолько отвратительно, что заставили женщину плакать, то проявите каплю уважения к хозяину заведения, в котором находитесь, и удовлетворите мою просьбу.

— Здравствуйте, господа. Я могу чем-нибудь помочь?

Эрик остановился за моей спиной, и я не видел его лица, но был уверен: он изучает Патрика и Самуэля и размышляет о том, следует ли вмешаться сейчас — или же подождать, пока события не начнут развиваться.

— На случай, если вы не знакомы с этим джентльменом, господин Мун, — снова заговорил я, — это Эрик Фонтейн, наш хороший друг.

— Я просто скромный гость. — Эрик сделал еще пару шагов к столику и оказался в поле моего зрения. — Так что произошло? Надеюсь, ничего серьезного?

— Конечно, нет, господин Фонтейн, — поспешил уверить его Патрик. Он хорошо знал, что на самом деле скрывается под словами «просто скромный гость», хотя Эрик приходил сюда именно в таком качестве. — Мы обсуждали дела.

— Доктор прав. Давайте прогуляемся. На улице действительно прекрасная погода. Я пойду с вами. Мне хочется свежего воздуха.

Сказав это, Эрик не сдвинулся с места: он дожидался того момента, пока Патрик и Самуэль не поднимутся и не пойдут к двери. И только тогда последовал за ними.

— Надеюсь… — начал я.

— Мы пройдемся, доктор, — уверил он меня, на секунду сбавив шаг. — Я буду вести себя предельно вежливо.

— Не сомневаюсь.

По пути к своему столику я поймал недоуменный взгляд Колетт, но предпочел на него не реагировать — хотя бы потому, что и понятия не имел, что могу сделать или сказать. Охранник закрыл за Эриком дверь, снова уселся на место и принялся изучать посетителей.

Теодора пила вино, которое ей успели принести в мое отсутствие, и наблюдала за происходящим на сцене. Две девушки в масках, изображавшие дриад, прервали свой танец и жестами зазывали на сцену одного из гостей. Упрямился он недолго, и они помогли ему подняться, ловко подхватив под руки.

— Кто ставит номера?

— Я и мадемуазель Бертье, — ответил я, занимая стул напротив нее. — Вам нравится?

— Да. Чувствуется рука профессионалов. Почти все ваши девушки носят маски… почему?

— Все как в жизни, мисс Барт. Люди любят маски. Некоторые прирастают намертво, и мы рано или поздно свыкаемся с мыслью, что проведем в этой роли много лет …

— А вы любите маски, доктор?

Она смотрела на меня, легко наклоняя бокал то в одну, то в другую сторону. У нее были удивительные глаза: глубокого синего цвета, они напоминали нетронутые рукой человека арктические льды. Я видел в них что-то бесконечно чужое мне — и одновременно что-то знакомое и притягательное. Наверное, так выглядит родственная душа, которая прячется и не хочет, чтобы ее узнали. А, может, просто дразнит и хочет проверить на прочность: сможешь ли ты разгадать загадку?