Софья Ролдугина - Белая тетрадь

— Стимулировать? — подсказала я. Дариэлю очень понравится мой рассказ. Целители, они вообще любят такие вещи.

— Вот-вот. Способы разные. Поиграть в смертельные прятки, выскочить из-за угла, сломать руку… Поцеловать, в конце концов. Тоже хорошая стимуляция эмоциональных взрывов. Но проще всего, конечно, причинить боль… Иногда увлекаешься настолько, что не можешь остановиться. Ведь чистые эмоции и жизненная сила текут рекой. Можно и просто напугать или соблазнить… Эффект в любом случае будет одинаковый.

— А что предпочитаешь ты? — идиотский вопрос вырвался прежде, чем я заткнулась. Максимилиан выразительно коснулся языком кончиков клыков.

— Совмещаю. Но лучше всего, когда жизнью делятся добровольно. Совершенно потрясающее ощущение — самопожертвование. Сладкое и горькое одновременно. В этом случае эмоции столь сильны, что стимулировать их не нужно. Так что если все достанет — всегда к твоим услугам.

Я нервно хихикнула, представив себе бредовый телефонный разговор: "Знаешь, мне что-то жить надоело…" "Так в чем проблема? Приезжай, я как раз проголодался!" Да уж… Но тут мне в голову пришла пугающая мысль:

— Подожди…но ведь все вампиры — поголовно эмпаты! Это же не значит, что ты чувствуешь…

— То же, что и жертва. И боль, и удовольствие.

— А…смерть?

— И смерть у нас…на двоих.

Я испуганно отшатнулась. Сколько раз он уже умирал, этот безумно красивый мальчик с бездонными глазами?

— Не представляю, как с этим можно справиться…

Максимилиан блаженно потянулся и прилег, опираясь на локоть. Задумчиво посмотрел на меня, накручивая на палец жесткую черную прядь.

— С этим нельзя справиться. Можно только наслаждаться. Всем, что чувствуешь. Всегда… — он помолчал. — Знаешь, в этом есть какая-то высшая справедливость. Когда чувствуешь то же, что и твоя жертва, то сразу пропадает желание играть в бога. И вина потом мучает меньше, словно переживание смерти искупает убийство.

Я молчала. Я не знала, что ответить.

Видимо, я тогда поторопилась с характеристикой. Он не садист. Он чокнутый, двинутый на всю голову мазохист. Максимилиан поймал мой взгляд и понимающе усмехнулся.

— Никто не говорит, что это нормально, наивная ты моя. Но мы такие, какие есть.

Между тем, костерок уже вовсю разгорелся. Я встрепенулась, порылась в сумке и плюхнула на огонь котелок, доверху наполнив его водой из бутылки. Пока она закипала, нашарила пакет с травами. Рассортировала, выбрала один толстый сухой стебель полыни — мешать зелье. Вампир с интересом наблюдал, как в кипяток полетели синеватые листочки, ягоды рябины, эктаун, мята… Я тихонько напевала песенку, от которой травы должны были перестать бороться и объединить свои свойства. Стебелек мерно размешивал густое варево: три раза по часовой, пол-оборота против, начертить кончиком на поверхности быстро исчезающий символ… Внезапно бурая масса зашипела, посветлела и вмиг покрылась ледяной корочкой. Я быстро сняла котелок с огня и, разбив сверкающую глазурь, наполнила кружку напитком, по цвету и густоте напоминающим мед. Отпила. Фу, кислятина, даже зубы сводит.

— А для чего это? — с любопытством наклонился вампир. Длинная челка упала на глаза, и тонкие пальцы отбросили ее чуть нервным жестом. Видимо, этот разговор все же не прошел для него даром.

— Повышает скорость восстановления крови и придает сил. Не валяться же мне целый день. Ты тоже попробуй, не помешает. Хотя вкус, конечно, на любителя.

Максимилиан окунул палец в котелок. С интересом облизнул, прислушался к ощущениям… и скривился. Я возмутилась, но решила промолчать.

— А ты не можешь пополнить силы из природных источников?

— Нет, — я качнула головой. — Мы же не используем чужую силу. Можно, конечно, ощутить себя частью стихии, и, грубо говоря, перекинуть силу из левой руки в правую ногу. Для этого нужно знать свою стихию. Маленькие порции чуждой энергии еще ничего, и в огне можно найти текучесть и спокойствие воды. Но от больших — проблем не оберешься. Будет взрыв, как при столкновении частиц и античастиц.

Максимилиан задумчиво притянул колени к подбородку. Прищурился.

— Не знаю, что там со стихиями, но с силой у тебя все в порядке. Третий ранг, не меньше. Эстиль, как минимум.

Я поперхнулась тягучим напитком. Из глаз аж слезы потекли.

Бред, бред! Меня проверяли много раз, и мама, и девчонки тоже смотрели, и никакой силы там и близко нет. Равейна — это мой потолок.

— Да я ни на что, кроме простейших фокусов не способна! Тут никакая память матерей не поможет! — вдох, выдох, успокоиться. Отбросить эти глупые, честолюбивые мысли, в которые так приятно верить. Сильная, как же. И он — великий спец по ведьминым рангам! Придумал, наверное. — И вообще, откуда ты знаешь?

— А я тебя пробовал, — и еще так выразительно облизнулся, подлец. Смеется. Меня заполнило глухое раздражение. Все-таки издевается.

— Ну и как тебе? — язвительно поинтересовалась я. На языке вертелись другие слова, далеко не такие приличные.

— Вкусно.

Под пристальным насмешливым взглядом я смутилась и слегка покраснела, уткнувшись в кружку с кислым зельем. Нет, ну что он уставился?

— Больше не дамся, и не надейся, — угрюмо буркнула я. — Буду сопротивляться до последнего.

— Ой, что-то не верится!

Я обиженно засопела. А он подмигнул и премерзко расхохотался, окончательно вгоняя меня в краску. Потом вдруг резко оборвал смех и ласково провел прохладными пальцами по щеке.

— Не обижайся, мелкая.

Я отвернулась. Помолчала с минуту, с трудом возвращая себе спокойствие. Потом бросила через плечо как можно равнодушнее:

— Я уже отдохнула. Туши костер и можем идти, — горло свело, и кислота снадобья была здесь совсем ни при чем.

— Как прикажете, драгоценная.

Язычки пламени послушно погасли, плавному движению бледных пальцев. Оставалась одна проблема… И обратиться с ней придется к этому несносному вампиру. Как бы я ни хотела гордо промолчать, но собственные ноги все же дороже.

— Максимилиан… А я кроссовки в гостинице оставила… И босиком идти не могу, и так уже на стекляшку наступила, вот, смотри! — я неохотно продемонстрировала свою несчастную пятку.

— Черт с ними, с кроссовками, все равно рваные были, — отмахнулся вампир. — Я купил тебе ботинки, они в сумке лежат. А насчет этой царапины, — он ловко поймал мою ступню и щекотно провел по коже когтем, — заклей пластырем и успокойся, через пару дней само заживет.

— И еще у меня в лодыжке что-то хрупнуло, когда я из окна прыгала, — упрямо гнула я свою линию. Пренебрежение в голосе вампира вызвало волну недовольства, поднявшуюся откуда-то из глубины. Недовольства собой по большей части: пора бы уже понять, что на эмпата нельзя повлиять словами, он видит чувства. А во мне зрело желание сделать ему гадость.