Торн Стюарт - Обитель спящих

— Мы тоже направляемся к островам, почтеннейший Амаль, — заявил он, воспользовавшись короткой паузой. — И если тебе нужны воины в дороге…

— Да осенит тебя благодать Эрлика, неустрашимый воин, я как раз хотел просить тебя о том же! — закричал Амаль, всплеснув руками. — Я готов предоставить тебе и твоим спутникам вдоволь еды и вина и место на моем корабле, если вы согласитесь сопровождать нас! Эти олухи, — он ткнул толстым пальцем в сторону своих помощников, — не способны ни на что. То есть они, конечно, способны отбить нападение шайки в десять клинков, ибо ничего страшнее на Великом Пути Шелка и Нефрита мне до сих пор не встречалось, благодарение Эрлику! Но сейчас я в большой тревоге, ибо слыхал, что в этих местах появилась кровожадная орда гирканцев. И каких, господин мой! Нечестивцев, отринувших истинного Пророка!

— Да, я слыхал о них, — хмурясь, сказал Конан. Если о бешеных номадах наслышан этот купец, значит, они не так далеко, как полагал Юлдуз. — Теперь, если позволишь, я поговорю со своими спутниками. Но, думаю, они тоже согласятся ехать с твоим караваном.

Амаль абн Сатир усиленно закивал.

— Конечно, конечно. В том высоком человеке я узнаю аквилоица или нумедийца, а кто тот низкорослый воин, что едет на гнедой жеребце? Прости, господин мой, но я никогда не видел людей, подобных ему.

— Его имя — Кинда, он родился в краю пустынь и степей к западу от Кхитая. Высокий — Сагратиус Мейл, аквилонец и прекрасный боец. Ты не пожалеешь о затратах, досточтимый Амаль, — ответил Конан и, придержав своего черного жеребца, поравнялся с друзьями.

Предложение дармовой еды и выпивки да еще проезда до островов было встречено с одобрением, и трое друзей без дальнейших проволочек были включены в состав каравана.

Весь остаток дня Конан ехал рядом с верблюдом караван-баши и слушал его бесконечные рассказы о том, каков нынче Туран под властью нового Повелителя. Болтовня старика не мешала киммерийцу думать о своем, изредка вставляя глубокомысленные замечания или согласно кивая. Почтенный Амаль был на вершине блаженства.

Конан же думал о том, что толстяк подвернулся им очень вовремя. Слова Юлдуза о судьбе Кинды и Сагратиуса не шли у него из головы. И теперь он прикидывал, что, сев вместе с ними на корабль купца, он сможет как-нибудь незаметно удрать, спрыгнув в воду недалеко от берега. Ребята, конечно, обрушат на его голову сотни проклятий, зато останутся целы и вернутся вместе с почтенным Амалем в Туран. Кинда упрям, но Сагратиус уж найдет способ убедить его, что за Внешними островами лишь море и море без края… В красноречии аквилонца ему приходилось убеждаться не раз. Вот и теперь он краем уха слышал, как, собрав вокруг себя большую часть погонщиков, Сагратиус разглагольствует во весь голос, время от времени вызывая громкий хохот. Да, туранец подвернулся очень кстати.

Дорога спускалась все ниже, вскоре редкие рощицы сменились зарослями кустарника, а после исчезли и они. Здесь начинались бескрайние просторы степей. Короткая степная весна подходила к концу, и трава, уже встав в полный рост, постепенно желтела, подсыхая. Кое-где еще не отцвели маки, и желтоватое колышущееся море местами было словно помечено кровью. Оставив горы, дорога снова сворачивала на восток и текла среди трав плавно и неторопливо, подобно вышедшей на равнину реке.

Едва начали сгущаться сумерки, караван-баши послал троих людей подыскивать место для стоянки. Конан заметил, что Амаль не стал разбивать шатров — видимо, все его люди на ночь размещались где придется, у костров, а сам он ночевал в повозке вместе с женщинами.

Троим путешественникам было не привыкать спать под открытым небом, а потому они, поужинав вместе с погонщиками и воздав должное финикам и прекрасному шадизарскому вину хозяина, стреножили коней и бросили жребий на стражу.

Двое стороживших лагерь воинов, разжиревших на хозяйских харчах и бестревожных дорогах, не вызывали у них доверия. Первым выпало сторожить Конану, и он взялся за давно начатую новую плеть, а Кинда и Мейл завернулись в одеяла и улеглись у костра.

Когда рисунок звезд сместился, Конан разбудил Сагратиуса и мгновенно заснул. И снилось ему нечто странное: какая-то непонятная битва, где все дрались со всеми, брат шел на брата, а сын на отца. Когда все мужчины пали, в бой вступили женщины и дрались еще ожесточеннее, ибо нет ничего страшнее, чем баба, в которую вселился сам Нергал.

Долина, в которой Конан никогда прежде не бывал, была залита кровью и сожжена, всюду валялись изуродованные тела павших неизвестно во имя чего. Последняя девочка, еле удерживавшая в руках отцовский лук, выпустила стрелу в последнюю женщину — и упала, обессиленная на груду тел. Киммериец, которого эта ожесточенная сеча почему-то миновала, недоуменно оглядывал бескрайнее поле трупов. И вдруг земля у него под ногами дрогнула, загудела и пошла трещинами, словно собиралась поглотить все это воинство безумцев. Гул нарастал, земля содрогалась все яростнее, Конан зажал руками уши, чтобы не утратить разум…

И проснулся. По земле катился далекий гул, он слышал его так же ясно, как треск сверчков в траве.

— Номады! — крикнул он и вскочил на ноги.

— Кочевники, — подтвердил сидевший рядом с ним Кинда. — Но Конан, Мейл и Кинда еще могут удрать. Кочевники далеко, будут здесь в полдень.

— Э, нет, так не пойдет, — заявил киммериец, оглядывая горизонт. Небо над горами уже серело, близился рассвет. — Мы нанимались охранять караван, и мы останемся. Много их, как ты думаешь?

Птулькут покачал головой и почти пропел:

— Мно-ого. Твои пальцы, мои пальцы, пальцы Саграты да еще вон того сторожа, который спит — у него двух на руке не хватает — вот сколько.

— То есть сотня, — уточнил Конан. — И будет здесь в полдень… А скачут они с северо-запада… — Он сел на землю, скрестив ноги, и задумался.

Конечно, трое всадников, удрав тотчас же, могли вернуться в горы и миновать перевал прежде, чем их настигнут кочевники. Но другой дороги на восток не было, и рано или поздно им пришлось бы вернуться в эти же степи, к тем же гирканцам. А кто-то из них, видимо, стерег перевал, раз номады так быстро проведали о караване. Оставалось лишь бросить караван и умчаться вперед по дороге, потому что заполучив такой жирный кусок, кочевники вряд ли погонятся за тремя всадниками…

Потому что ни втроем, ни при помощи людей Амаля, им не выстоять против сотни номадов, кто-кто, а Конан знал это отлично. Он встал и решительно направился к повозке, где храпел на всю степь толстый караван-баши.

Услышав о кочевниках, почтенный Амаль абн Сатир мячиком выкатился из-под полога. Вид у него был бледный.