Роберт Силверберг - Горы Маджипура

Долгие секунды они ходили кругами, выслеживая друг друга: громадный великан и человек намного ниже его ростом, более компактный, — а темп и громкость музыки все нарастали. Вскоре ее бурная интенсивность уже почти сравнялась с той, что сопровождала танец женщин.

Следуя за музыкой, Харпириас ускорял шаги.

Тойкелла, по-прежнему улыбаясь, тоже двигался все быстрее. Харпириас рассмеялся. Теперь стало невозможным сохранять прежнюю утонченность движений. Он прыгал и подскакивал, топал ногами и хлопал в ладоши.

— Эй-йя! — крикнул король. — Халга!

— Эй-йя! — отозвался Харпириас. — Халга!

— Шифта скепта гарта блан!

— Шифта скепта!

— Гарта блан!

— Шифта скепта гарта блан!

Харпириас рывком откинул назад голову, высоко вскинул руки, подтянул почти до груди одно колено, затем второе. Он выл и ревел. Он топал и хлопал. И теперь видел, что другие тоже присоединяются к танцу: сначала некоторые из женщин, затем тот богато разодетый человек с раскрашенным лицом, который разговаривал с Коринаамом у входа в долину, а за ним другие мужчины, тоже ярко раскрашенные — возможно, выдающиеся воины племени. Даже несколько скандаров в конце концов вышли танцевать, однако гэйроги не присоединились к танцующим, и Коринаам тоже не рискнул выйти в круг.

Казалось, они уже много часов кружатся по комнате, словно толпа обезумевших лунатиков… но музыка внезапно смолкла на полуноте, как будто все музыканты исчезли в одно мгновение, и единственными звуками, раздававшимися в комнате, были смех и хриплое дыхание.

Король, который стоял рядом с Харпириасом, когда оборвалась музыка, повернулся к нему. Горящие глаза человека-великана светились от счастья.

Он протянул к Харпириасу огромную лапу, сгреб его в охапку и с сокрушительной силой прижал к себе. Нескончаемо долгую секунду Тойкелла держал гостя в своих объятиях. Исходящий от короля запах вызывал головокружение: вонючая смесь пота, животного жира, толстого слоя красок и отвратительных духов.

Затем Тойкелла отпустил Харпириаса, еще раз широко улыбнулся и хлопнул себя по лбу жестом, походившим на салют. Харпириас, с такой же улыбкой, повторил королевский жест.

Танец привел его в сильное возбуждение. После долгих и мрачных месяцев ссылки он снова почти стал самим собой. К своему изумлению, он обнаружил, что Тойкелла к тому же обладает своеобразным очарованием и кажется ему приветливым, веселым старым тираном. По-видимому, он Тойкелле тоже понравился.

"Да, — подумал Харпириас, — мы станем лучшими друзьями, он и я. Будем вместе сидеть допоздна и пить — что, интересно, они здесь пьют? — и будем рассказывать друг другу истории из своей жизни. Да-да, друзьями.

Закадычными приятелями".

Теперь, наконец, настало время пира.

Король угощал Харпириаса из собственных рук — очевидно, высокая честь, но несколько сомнительная, так как дипломатическая вежливость теперь обязывала Харпириаса есть все, что предлагал ему Тойкелла. Если бы ему позволили выбирать по своему вкусу, он предпочел бы менее широкий ассортимент, так как почти все, что стояло на столах, судя по виду и по запаху, едва ли можно считать съедобным. По большей части это было мясо — жаркое и рагу и зажаренные на вертеле полоски, залитые густым, остро пахнущим соусом. Было также несколько видов супов — то есть Харпириас надеялся, что эти жидкости и есть супы, а не нечто более угрожающее — и горы жареных орехов, и пюре из разнообразных овощей, и нечто, напоминающее ободранные корни, запеченные и обугленные. Любимым напитком короля было, по-видимому, какое-то горькое, противное пиво серовато-черного цвета, которое неприятно пузырилось и бродило в чашках.

Харпириас ел что мог — там отщипывал кусочек, тут мужественно заталкивал что-то себе в рот — и с отчаянием запивал все это большими глотками пива. По-видимому, эти люди любили полусырое и жирное мясо, к тому же такое жесткое, что даже такой опытный охотник, как Харпириас, с трудом его прожевывал. Все соусы были для него слишком острыми, а многие овощные блюда имели такой привкус, будто уже прокисли или забродили. Но он старался изо всех сил. Он понимал, какой жертвы потребовало от отиноров такое изобилие на столе, если учесть, что они жили в стране, большую часть года покрытой снегом, где не знали земледелия, где каждый кусочек пищи приходилось с огромным трудом отвоевывать у не слишком-то щедрой природы Король подавал ему все новые и новые порции. Харпириас смеялся и протестовал, потом стал отщипывать по крошке и, улучив момент, когда Тойкелла смотрел в другую сторону, отдавать почти нетронутые тарелки слугам.

Вечер казался бесконечным.

В зал вошли три клоуна и устроили длинное и непонятное представление, состоящее из шуток и неуклюжего жонглирования, над которым король хохотал до слез Снова плясали женщины, затем танцевала группа мужчин.

Харпириаса стало клонить в сон, но он упорно заставлял себя следить за происходящим. Он выпил еще булькающего горького пива: оно ему даже начало нравиться. Затем он увидел, что пирующие начали постепенно, по двое, по трое, ускользать куда-то. В большой комнате стало очень тихо.

Король схватил в охапку своих женщин и вместе с ними повалился на ковры.

— Пойдемте, принц. Вечер закончился, — тихо сказал Коринаам.

— Должен ли я пожелать королю спокойной ночи?

— Он этого не заметит, мне кажется. — Действительно, Тойкелла, очевидно, был занят — слышалось лишь его тихое причмокивание. — Просто уйдем, — предложил метаморф.

Вместе они пересекли ледяную площадь и подошли к дому для гостей на дальнем краю поселения. Было уже поздно, стемнело. Воздух летней ночи был чистым и прохладным, и, подумалось Харпириасу, в нем уже чувствовалось дыхание зимы. Звезды, казалось, почти не мигали, а сияли отдельными пронзительно яркими точками.

— Вы сегодня хорошо себя держали, — сказал Коринаам, когда они вошли в ледяной дом. — Благоприятное начало нашей миссии.

Харпириас кивнул. Он чувствовал себя опьяневшим. Слишком много возбуждающего, слишком много странного пива, слишком много дурной пищи, слишком много дымного, душного воздуха. Он отвел в сторону кожаный клапан, прикрывающий дверь, и вошел в свою комнату.

В ней было даже теплее, чем в тронном зале, и лампы, которые горели во время его отсутствия, наполнили воздух густым маслянистым дымом, так что, вдохнув его, Харпириас сразу же закашлялся.

В комнате кто-то был. Какая-то женщина.

— Ты кто? — спросил он. — Что тебе надо?

Она встала и подошла к нему, улыбаясь щербатой улыбкой. Харпириас узнал в ней одну из тех, которых он видел у подножия трона Тойкеллы, — помоложе на вид и наименее уродливую из них, довольно стройную девушку с прямыми блестящими черными волосами, подстриженными под горшок примерно на уровне ушей. На ней были только мокасины и набедренная повязка из черного меха — такой же наряд, как и у танцовщиц, и теперь, довольно небрежно, она стянула набедренную повязку вниз и ногой отбросила в сторону. Потом весело махнула рукой в сторону груды спальных мехов, постучала себя пальцем в грудь и протянула к нему руку.