Дэвид Геммел - Дочь горного короля

– Очень уж прытко вы скачете. Сначала разговор шел о мести, потом о доверии, а теперь вам историю подавай. Скажите сперва, для чего вам все это?

– Ты ясно мыслишь, и мне это нравится. Для начала я сам расскажу тебе кое-что. – Асмидир хлопнул в ладоши, и слуга принес два золотых кубка с красным вином. Асмидир пригубил из своего, поставил, откинулся на высокую спинку кресла. – Когда Кушир превратился в руины, я вернулся к себе во дворец. У дверей меня встретил старец в сшитом из перьев плаще, весь в морщинах, с редкими, как дымка, волосами и бородой. Слуги сказали, что он пришел час назад и уходить нипочем не хочет. Они пытались прогнать его силой, но, не сумев и близко к нему подойти, признали в нем чародея и отступились. Я спросил его, что ему нужно. Он встал. Двери дома распахнулись перед ним сами собой, и он прошел прямо в мой кабинет. Там он спросил меня, что я чувствую после того, как приложил руку к гибели своей родины. Я, придавленный стыдом, промолчал. Он велел мне сесть и стал говорить о стародавних делах так, точно видел все это своими глазами. Рассказывал, как зло разрастается и пожирает, подобно чуме, все вокруг. Силам зла всегда должно противостоять что-то, сказал он, но в наше время такого противостояния нет. Иноземцы со своими союзниками сметают все на своем пути. Те, что еще сопротивляются им, обречены, ибо у них нет достойных вождей, но у одного завоеванного народа такой вождь будет. Он сказал – и я поверил ему беззаветно, – что я найду его здесь, на севере. Потомок горной династии, сказал он, возродится из пепла и проложит дорогу к свету.

Я приехал сюда с великими надеждами, Баллистар – но не нашел ни вождя, ни войска. Весной сюда нагрянут нижнесторонние с огнем и мечом и перебьют сотни, если не тысячи, мирных крестьян. – Асмидир подбросил в огонь полено. – Я не верю, что старец солгал мне, и не хочу думать, что он ошибся. Где-то в этих краях есть человек, рожденный стать королем, и я должен найти его еще до середины зимы.

Баллистар выпил вина. Густое и крепкое, оно дурманило голову.

– И ты думаешь, что мои рассказы будут тебе полезны?

– Они могут дать мне ключ.

– Не вижу, каким образом. Предание гласит, что наши предки прошли сквозь магические Врата, но я подозреваю, что наша история не сильно отличается от истории других кочевых народов. Мы, вероятно, нагрянули сюда из-за моря. Те, кому полюбились горы, отправили корабли назад, за своими семьями. Кланы много веков воевали между собой, но потом сюда пришли другие захватчики, аэниры, предки нынешних нижнесторонних. В борьбе с ними кланы временно объединились.

– Ну, а короли у вас как появились?

– Первым настоящим королем был Сорейн, или Железнорукий. Могучий воин родом из Вингораса. Во главе с ним объединенные кланы разбили Тройной Союз. Даже нижнесторонние его уважали, потому что он освободил их землю. Однажды он исчез, но вернется, когда в нем будет нужда – так говорит легенда.

– Сомневаюсь, – покачал головой Асмидир. – У каждого народа есть такой герой, но ни один еще не вернулся. А наследники у него были?

– Только младенец, который тоже пропал – его, вернее всего, убили и зарыли в лесу.

– Расскажи о других королях.

– Был еще Гандарин Багровый, тоже великий воин. Он умер во цвете лет, и его сыновья передрались между собой из-за короны. Потом пришли нижнесторонние, и клановое войско в красных военных плащах полегло на Золотом поле. Тому уже много лет. Молодой король бежал за море, где был убит, других известных потомков Гандарина тоже предали мечу, носить красное запретили – даже шарф такого цвета нельзя намотать на шею.

– И никого из рода Гандарина не осталось в живых?

– Только Сигурни, насколько я знаю. Да и та бесплодна.

Асмидир потер глаза, скрывая уныние.

– Где-то он должен быть. И я ему нужен. Старец ясно дал мне это понять.

– Он мог и ошибиться, – предположил Баллистар. – Даже Гвалч порой ошибается.

– Гвалч?

– Одаренный из нашего клана. Был воином, получил рану в голову и стал чем-то вроде пророка. Люди избегают его, потому что он всегда предсказывает дурное. Может, из-за этого он и пьет.

– Скажи, где его можно найти, – приободрился Асмидир.

Сигурни была недовольна собой. Четыре раза за утро она выпускала Эбби, и та все четыре раза промахивалась. Эбби, конечно, отяжелела немного – три дня перед тем шел дождь, и она не летала, – но так все равно не годится, ведь до турнира всего две недели. Сигурни злилась, потому что не знала, что делать, а Асмидира спрашивать не хотела. Может быть, птица больна? Нет, вряд ли – летает и снижается она красиво, как прежде, вот только добычу не может поймать. Нападала она всегда одинаково: выпущенными когтями толкала бегущего зайца, а потом вцеплялась в него. Сигурни подбегала, накрывала зайца рукой в перчатке, бросала кусочек мяса перед собой, и Эбби летела к лакомому куску, оставляя добычу Сигурни. Сегодня такого не случилось ни разу.

Подняв руку, девушка свистнула Эбби. Та послушно слетела с ветки на выставленный кулак, схватила клювом зажатое между пальцами мясо.

– Что же с тобой такое? – шепотом спросила хозяйка, поглаживая ей грудь длинным голубиным пером. – Никак захворала?

Птица смотрела на нее золотыми непроницаемыми глазами.

Вернувшись, Сигурни взяла ее в дом и посадила на высокую спинку стула. Развела в очаге огонь, положив кучу дров и два куска подаренного Асмидиром угля. Прицепила к потолочной балке весы. Эбби потянула два фунта семь унций – на пять унций больше, чем нужно.

– И как же нам с тобой быть, красавица? Чтобы ты слушалась, тебя надо кормить, но если ты не будешь летать, то растолстеешь, обленишься, и никакого от тебя проку не будет. Голодом тебя морить – пропадет вся наша наука, и придется начинать сызнова. Ты ведь умница, я знаю. Неужто у тебя такая короткая память? – Сигурни надела на Эбби колпачок. Птица доверяла ей и сидела смирно.

Леди поскреблась в дверь. Сигурни открыла, пустила ее к огню.

– Надеюсь, ты поела, ведь сегодня мы ничего не добыли. – Собака улеглась, застучала хвостом по полу и запрокинула голову, глядя на хозяйку карим здоровым глазом. – Ну ясно, поела. Лучше тебя никто в горах зайцев не ловит. Ты у нас быстрее ветра, одна Эбби способна тебя обогнать.

За окном темнело. Сигурни зажгла лампу, повесила над очагом. Сняла промокшие сапоги из оленьей кожи и промасленные кожаные штаны. Огонь сразу согрел голые ноги.

– Эх, кабы еще и есть не хотелось. – Она сбросила на пол замшевую рубашку. По стенам плясали тени.

– Адовы колокола в голове бьют. – Из спальни, держась за виски, вышел Гвалч.

– Так пей поменьше.

– Хорошо тебе говорить… – Он запнулся, увидев ее наготу. – Что за неприличие, женщина!