Наталья Якобсон - Император-дракон

Я сделал паузу, ожидая возражений со стороны Камиля, но он молчал. Зрачки его глаз быстро бегали по зале, выискивая хоть одного сторонника, но таких не находилось. Те, кто до этого готовы были поддержать его, поспешно опускали взгляд и отступали на шаг. Я их отлично понимал, не хочется всего лишь за какие-то убеждения оказаться в одной повозке с приговоренным к казни. Камиль был одинок в кругу враждебных или равнодушных, скривившихся в презрении масок. Белые лица присутствующих прежде всего напоминали мне искусно вылепленные и подвижные гипсовые маски с яростными глазами, пылавшими неземным огнем. Еще минута и бальный зал взорвется гневом, как потревоженный улей. Только мое присутствие сдерживало от прямого нападения на лжесвидетеля. Ощущение того, что дракон находиться рядом подавляло их и заставляло молчать.

-- Похоже, для меня больше нет места среди ваших вассалов, монсеньер, - произнес Камиль, с презрительной насмешкой выделив обращение, будто пытался исказить смысл слова и подчеркнуть то, что я не имею никаких прав на приобретенную власть.

-- Будете ли вы справедливы по отношению ко мне? - надменно осведомился он и тут же прикусил язык так, что по нижней губе заструилась кровь. Похоже, мой слишком пристальный гипнотический взгляд опять сыграл с ним злую шутку.

-- Я сделаю тебе самый ценный подарок, на который ты сейчас даже не рассчитываешь - твою жизнь.

Он еще больше рассвирепел и этим рассмешил меня. Этот глупый щенок еще надеялся соревноваться со мной.

-- Отнесись к этому спокойней, малыш, - звонко усмехнувшись, добавил я. - И запомни, я делаю тебе подарок, а не даю подаяние. Так, что злится не на что. С моей стороны это далеко не акт милосердия, просто мне хочется, чтобы ты, наконец, повзрослел и осознал низость своего проступка. Прощай!

Он в последний раз оглядел залу, в тщетной надежде обнаружить тайного единомышленника, но увидел полукруг все тех же застывших, презрительных гримас. Изваянные с божественной красотой, трагические маски, как будто указывали ему путь к выходу и к вечному изгнанию. Их немое презрение было для Камиля хуже любых угроз. Он прошел к дверям, придерживая рукой лоскут порванного рукава, попытался толкнуть какого-то эльфа, но в ответ получил не менее злобный толчок. Кто-то плюнул ему под ноги. Уже раз выделившаяся агрессивная фея, воспользовавшись моментом, ударила его по щеке. Надо быть настороже с этой чаровницей, если она так яро защищает почти незнакомца, то ее преданность порывиста, так же быстро она может и возненавидеть того, за кого лишь недавно готова была умереть. Со всем этим сонмом неземных восхитительных созданий надо держаться так же осторожно, как на военных переговорах с неприятелем.

Я нехотя отошел от дверного косяка, освобождая выход. Камиль задержался в пролете дверей. Секунду, показавшуюся целой вечностью всматривался в мое лицо, даже усмехнулся, словно желая сказать, что ему даром не нужно никаких благодеяний с моей стороны. Смотря, как он уходит, пытаясь сохранять внешнее достоинство, я даже почувствовал себя законченным злодеем, но на этот раз подобное определение позволило мне взойти на пьедестал, а не спустится с него. Победа на миг воспламенила кровь и заставила забыть о мрачном предчувствии скорой кончины. Теперь можно вернуться к оставленным делам, но при этом не забывать вдвое более бдительно приглядывать за событиями в империи. Урок, преподнесенный судьбой, был хорошо усвоен.

-- Развлекайтесь! - произнес я, обращаясь к притихшей толпе. - Вечер не должен быть испорчен. Я дарю вам ночь веселья, а сам удаляюсь. И не вините ни в чем этого слабоумного, - я изящно махнул в сторону дверей, словно там задержалась аура вредного присутствия Камиля. - В конце концов, он тоже был полезен, дав своего рода подсказку. Отныне если кто-то посчитает себя обделенным, безвинно обиженным или ощутит какую-либо несправедливость со стороны верховной власти по отношению к себе, пусть смело является ко мне со своей жалобой.

Слова прозвучали бы слишком напыщенно, если б не мертвенная холодность тона, каким они были сказаны. В них звенела стать, а чувство моего собственного превосходства над толпой прибавляло веса каждой реплики. Присутствующие жадно ловили слова, но желающих выразить недовольство так и не объявилось. Никто не хотел обжечься, а только этого и можно было ожидать при малейшем соприкосновение с драконом.

Они остерегались и почитали своего нового владыку. Я в свою очередь пытался ничем не проявить своего восхищения столь блистательной и необычной публикой. Со стороны их всех можно было принять за одну пеструю карнавальную толпу. Только при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что идеальные лица вовсе не маски, роскошные кудри усыпанные блестками даже издали не сошли бы за парик. Больше всего поражало то, что радужные крылья дам, не приклеенные к костюму, а настоящие, живые. Точно такой же я видел эту самую толпу в мрачной зале под куполом, но тогда они могли при малейшем признаке малодушия напасть на меня и растерзать в клочья, а теперь спустя много лет испытывали страх передо мной.

Фея, яро защищавшая мои интересы, присела в глубоком реверансе. Я прочел ее имя Анжелетт, по крайней мере, так она сама себя называла. До сих пор до нее доходили лишь слухи, теперь она что-то хотела спросить у меня самого, но не решалась.

-- Тебе хочется знать правду, а не сплетни, как и всем здесь присутствующим, - я удивленно изогнул бровь. Кто может описать события достовернее, чем сам их участник. - В таком случае, истина перед вами. Князь отошел от дел и слегка повредился умом. Его вы больше не посмеете принимать на своих сборищах, это на сей день мое единственное требование. Княжна отправилась в добровольное изгнание и больше не почтит нас своим присутствием. Ход в империю для нее отныне закрыт.

Анжелет поднялась, удовлетворенная моим ответом. Ее голова была все еще опущена в знак почтения, как при реверансе, но кроваво-алые губы сложились в торжествующую улыбку. В ответ на ее неприкрытую радость и почтение остальных на моем лице не дрогнул ни один мускул. Неужели кто-то мог ожидать, что равнодушный и хладнокровный правитель, наконец, выберет себе фаворитку?

-- Счастливо оставаться, - развернувшись к выходу, бросил я и на одном нам понятном языке добавил " не в тени короны, а в лучах ее славы". Многие оценили эту реплику, поскольку при Ротберте все было иначе, но еще большие вздохнули с облегчением только после моего ухода - чем дальше огонь, тем дальше опасность.

Лишь после моего ухода возобновились звуки клавикордов и шепотом передаваемые сплетни. Даже эти зловещие создания чувствовали себя скованно в присутствии того, кто возник из мрака неизвестности только для того, чтобы сжечь часть мира неугодную князю в массовом аутодафе. При всей их осведомленности, они знали обо мне только часть правды, но всей истины не мог поведать миру никто, кроме меня самого, даже Винсент. Так, по крайней мере, я думал, пока вновь не столкнулся с Франческой.