Питер Дикинсон - Веревочник

— Но они же говорят с тобой! — удивленно воскликнула Анья.

Это было уже слишком. Тилья схватила сестру за руку.

— Если кедры такие умные, почему они не понимают, что я их не слышу? — прорычала она. — Ну и что же они говорят? Или мне нельзя знать об этом?

— Отпусти! Я не слышу их, когда ты меня держишь.

— Хорошо. Что они говорят?

Анья набрала в грудь воздуха, прислушалась и медленно, по слогам, произнесла:

— Иди, Тилья, иди. Найди Фахиля. Верни нам силу.

ЧАСТЬ II

ФАХИЛЬ

Глава 4. Река

Тиддикин вдруг начал хромать за день до того, как им нужно было отправляться в путь.

— Ничего уже не поделаешь, — сказал отец. — В это время года ни за какие деньги не купишь приличную лошадь. Придется Мине довольствоваться Калико. Я подготовлю для нее седло и упряжь. Тилья мне поможет.

Вдвоем они разобрали всю упряжку, тщательно проверили, вычистили, подправили и смазали маслом каждый ремень, каждую пряжку, каждый стежок. Сначала работали молча, но потом отец вдруг тихо заговорил, не поднимая взгляда на дочь:

— Я бы отдал правую руку за то, чтобы всего этого не было. Всю свою жизнь с тех пор, как я женился на твоей маме, мне приходилось смиряться. Я не понимаю волшебства, оно для меня ничего не значит, но я вынужден в него верить. Теперь еще и Анья… А все потому, что волшебство действительно срабатывает. Помнишь, как она нашла топорик? Несмотря на то, что все кажется полной ерундой, — как, например, Фахиль может быть жив? Но если кедры говорят, что ты должна идти и искать его, то тебе придется так и сделать. А мне остается только принять все как должное. Хотя это означает, что я могу больше никогда тебя не увидеть.

Тилья невидящим взглядом смотрела на износившуюся подпругу. Она не ожидала услышать от отца таких слов, и они наполнили ее сердце печалью. Почему он никогда раньше не говорил ничего подобного? Почему ни разу даже не заикнулся о своих чувствах? Он всегда держал их в секрете, как мама своих единорогов в глубине дремучего леса. Для Тильи его слова очень много значили.

С того вечера, как Тилья и Анья вернулись из леса и рассказали о том, что шепчут кедры, он ни разу ни словом не обмолвился об отъезде Тильи, не считая бытовых деталей. Услышав от дочери новость, он посмотрел на жену. Она молча встала, надела накидку и башмаки и пошла к кедрам. Когда мать вернулась, домашние глядели на нее в ожидании. Она только кивнула, подтверждая, что Анья все поняла правильно, и села на свое место у печи. С этой минуты считалось решенным, что Тилья не только идет с Миной помочь Альнору и Талю пробраться через лес, но и присоединится к ним в поисках Фахиля.

— Я вернусь, — сказала она отцу. — Что бы ни случилось, я вернусь.

— Если сможешь.

— Но ведь мне бы и так пришлось уйти когда-нибудь. Анья унаследует ферму, потому что она слышит кедры. Как мама вместо тети Грэйн.

— Когда-нибудь — да. Но не сейчас. Ты еще не готова. И я тоже.

— Я вернусь. Обещаю.

Они продолжили работу в молчании. После долгой паузы Тилья без усилия над собой задала вопрос, который, ей казалось, она никогда не сможет вымолвить:

— Ты знаешь о единорогах?

— Догадывался… А ты?

— Я тоже догадалась. А потом заставила Мину рассказать мне.

— Заставила Мину? Это такое же чудо, как единорог. Наверное, тебе надо попросить маму рассказать свой сон. Ну что, распорола старые стежки? Займись-ка седлом, пока я прошью ремень заново.

Мама рассказала о своем сне очень неохотно, надолго замолкая и будто совершая над собой усилие. Она не помнила, когда видела его. Возможно, когда лежала на снегу у озера, или когда шесть дней не приходила в сознание, или даже позже, обычной ночью. Вспомнила она его только через месяц, когда опять пошла в лес с ячменем.

— Я не хотела идти. Боялась. Черный, холодный страх сжимал мою грудь… Но пошла. Заставила себя… Как всегда, высыпала ячмень и направилась к озеру, чтобы петь… и вдруг вспомнила. Во сне я так же стояла, собираясь петь, как внезапно услышала… Что-то приближалось ко мне, ломая ветви… Потом на его пути появились камни, и я услышала стук копыт. Я подумала, что, наверное, это Калико, хотя она никогда… И тут я его увидела. Он выглядел как лошадь, но гораздо больше, странной каштаново-красной масти. У него на голове был рог…

Последовала долгая пауза. Тилья тихо произнесла:

— Ты хочешь сказать, он не был одним из наших. О наших единорогах я знаю. Мина рассказала мне.

Мама содрогнулась, стряхивая с себя нахлынувший на нее ужас.

— Наши белые, меньше Тиддикина. Думаю, Мина увидела их в тот день. А это существо… оно приблизилось ко мне… Я не могла пошевелиться… Как в ночных кошмарах… Оно остановилось передо мной, нагнуло голову и… коснулось меня своим рогом…

Мать непроизвольно подняла руку и потрогала то место на лбу, где была отметина.

— Вот и все, — сказала она, силясь придать своему голосу живость.

— Ты уверена, что это был сон? — спросила Тилья. — Может, это произошло на самом деле, прежде чем ты лишилась чувств и мы нашли тебя?

Мама неуверенно покачала головой. Она знала, что это могло быть явью, но ей хотелось, чтобы это было сном. Тилья подумала о том существе, которое напугало их на обратном пути и с которым хотел сразиться Дасти.

— А что случилось потом, когда ты вспомнила?

— Сначала все шло как обычно. Я почувствовала, что они там, под деревьями, и ждут, когда я начну петь. Я запела, и они меня услышали, но что-то было не так… Они могли меня слышать, но по-настоящему не слушали. И я не чувствовала песни… Мне пришлось петь по памяти. И так происходит с тех пор все время. Хорошо, что скоро весна и мне больше не придется в этом году идти туда.

Пришла дружная весна, как обычно бывало в Долине, только грязи и паводка было меньше из-за того, что обильный снег так и не выпал. Южный ветер принес запах липких листочков и согревающейся земли. Серый лес подернулся зеленоватой дымкой набухающих почек. Подснежники и дикие ирисы распахнули лепестки навстречу ласковому солнцу.

Урласдотеры работали в полях с рассвета до заката. Отец и Дасти проводили глубокие борозды, мать шла за ними с большой сумой на плече, широким размеренным движением разбрасывая семена, Анья и Тиддикин двигались следом с неглубокой бороной, засыпая семена землей, пока их не склевали птицы. Тилья с Калико замыкали процессию, заравнивая землю и наблюдая золотую дугу зерен, взмывающую из маминой руки, подобно крылу огромной летящей птицы.

Сердце Тильи переполнялось счастьем и в то же время сжималось от тоски. Она радовалась, что видит Вудбурн в самое лучшее время года, когда вся семья работает вместе, проявляя в труде ту любовь друг к другу, которую они не могли выразить словами. И всего этого Тилья могла больше никогда не увидеть.