Василий Купцов - Последний леший

Наступила тишина. Тело молодого северянина лежало посередине горницы — такое маленькое и жалкое. Кажется, он не дышал, изо рта показалась пена. А может, он умер? Рахта хотел было подойти к другу, но Илья жестом остановил его.

— Он сейчас далеко, — сказал Илья.

Побратимы не стали возражать. Ведь даже разбудить спящего и то — не всегда позволительно, ведь если дух человеческий отлетел от тела во время сна, то может к пробуждению и не вернуться, а пока дух еще не нашел своего тела, человек ведет себя очень странно, как будто бы это кто-то другой! Чего уж говорить о ведунах, души который улетают далеко-далеко, посещают небесные и подземные миры? Разбуди его в такой момент — и останется тело без души, а самой душе — пленницей быть где-то там, в далеком неведомом краю…

Наконец, Нойдак очнулся. Медленно перевел мутный взгляд с одного богатыря на другого, что-то прошептал…

— Ну, что, Нойдак, — спросил Илья, — встретил ли ты Святогора?

Нойдак промолчал.

— Иль узнал, где душа его? — спросил Рахта.

— Нет, Нойдак не встретил Святогора, — ответил северянин, — и про душу Нойдак спрашивал…

— И что?

— Нет его души!

— Как нет? Куды ж она девалась? — удивился Муромец.

— Или не было вовсе у первого богатыря души? — усомнился Сухмат.

— Была душа, была, — сказал Нойдак, — но теперь зовет Нойдак: «Святогор! Святогор!»…

— И никто не отвечает? — спросил Рахта с тревогой.

— Нет, — покачал головой Нойдак, — отвечают все!

— Как все, кто все? — удивился Илья.

— Деревья на земле русской отвечают, озера отвечают, каждая травинка отвечает, все отвечают…

— Когда Святогора зовут-призывают, по имени кличут?

— Когда Святогора по имени кличут, зовут-призывают! — подтвердил молодой колдун.

Ни Муромец, ни Рахта, ни, тем более, Нойдак, не сказали никому ни слова о том, что случилось той ночью. Не стерпел лишь Сухмат. Рассказал остальным богатырям. Раз, потом — второй, уже с новыми подробностями. Потом — для Черного Прынца, так, что б тот записал.

— Что-то у тебя все рассказы разные! — заметил Лешак, — Горазд ты на выдумки, как я посмотрю!

— Так человеку затем голова и дадена, чтобы ею выдумки придумывать, да придумки выдумывать! — парировал Сухмат.

— А я думал, что голова для того, чтобы ею есть! — сказал толстый Дород.

— Дурень! — оборвал его Василько, явившийся сюда известно за чем, он всегда только за тем и приходил, — Голова у человека для того, чтобы ею пить!

— Стало быть, не испугался Нойдак духов потусторонних? — спросил Ратибор.

— Ну, насчет не испугался, это сильно сказано, — подавляя улыбку, ответствовал Сухмат, — точнее, теперь ему из-за этого путь в мир духов заказан!

— Это как? — Лешак уже предвкушал ответ.

— Дело в том, — начал рассказ Сухмат, — что Нойдак только по началу не испугался, а, попав в мир духов, перепугался так, что душа его сначала ушла в живот, отчего тот забурлил, а потом — пошла дальше по кишкам к известному месту…

— И он обделался?

— Как бы не так! — засмеялся Сухмат, — ведь он был уже духом, без тела, и находился в мире духов…

— И что?

— Вот он и обделался там, — все уже смеялись, — но как дух, невидимым нам, но очень даже видимым да пахучим для них… Все им там, в их мире и… обо…

— А ведь туда и боги заглядывают, — с деланным осуждением покачал головой Лешак, — что Перун да Велес скажут?

— Ну, Велесу к навозу не привыкать, все — скотский бог! — заметил Рагдай, — он, поди, и не учует…

Велеса богатыри не слишком привечали — пусть ему волхвы кланяются, да пастухи, а у них, воинов — Перун есть! Не то, чтобы дружина не чтила богов, нет… Но многие богатыри частенько вспоминали деревенское детство, причем не те моменты, когда деревянных истуканов на капищах мазали кровью жертвенных животных, а те развеселые случаи, когда доставалась большая дубина и богов охаживали по угловатым бокам с обязательным предъявлением претензий и подробными объяснениями — за что и по какому случаю! И они, мальчишки, кричали вместе со своими сородичами, подбадривая ведуна: «Так его, всыпь ему как следует, что б заботился о роде родном да племени своем!»

Да и что бог — можно помолиться, а не станет помогать — по слабости иль по злобе — можно и другого подобрать. Вон, князь, Хорса Солнечного как приветил, за Перуном сразу, вторым поставил. Ничего, придет время, выкинем, не наш он Хорс, не русского роду-племени да закону! Да, именно так, не Рода племени!

— И, главное, никто теперь убирать там не хочет! — добавил к своему рассказу Сухмат.

— Да, — согласились богатыри, — теперь, да в таком случае, Нойдаку показываться в мир духов да богов опасно — побьют ведь!

— И еще как! — смеясь, добавил озорной выдумщик.

Глава 3

В тот день Рахта зашел за побратимом к нему домой. И застал сцену, прямо сказать, невиданную. Сухмата лупили, причем лупили оглоблей. Кто? Известно кто — мамаша евойная. Сухматушка удирал со всех ног, увертывался, но это мало помогало.

— А, еще один, дружочек! — вскричала Сухматьевна, увидав Рахту, — тоже невесть куда с моим оболтусом собрался!

Рахта сразу понял, что сейчас и ему достанется. А смекнув, не стал дожидаться. Короче, добрые киевляне могли наблюдать двух здоровенных богатырей, удиравших со всех ног по улице от рассерженной старой женщины.

Нельзя сказать, чтобы Сухматьевская мамаша была такой уж злой женщиной, скорее наоборот. Скажем, как-то раз Сухмат забрел домой в компании с Рахтой и Нойдаком. Сухматьевна, едва разглядев северянина, сразу начала его жалеть: «Ах ты бедненький, худенький, щупленький, не кормят тебя твои дружки… Ну, да я тебя покормлю, садись, садись, вот, искушай…» — и ну его кормить, сначала в охотку, а потом — чуть ли не насильно. Нойдак в тот раз так объелся, что весь следующий день смотреть не мог на съестное. Впрочем, частенько точно так же закармливали и Рахту…

— Чего это она опять тебя? — спросил Рахта побратима, когда опасность миновала и парни перешли на быстрый шаг.

— Да все одно — женись да женись! — развел руками Сухмат, — Не пущу, говорит, ни в какой поход, ни на какие подвиги, пока наследника не сработаешь! Внука, говорит, хочу — и баста!

— Отчего же тебе, в самом деле не жениться?

— Я еще молодой, я еще погулять хочу…

— Прежде закон блюли, — вдруг встал на сторону Сухматьевны Рахта, — в бой парней не брали, если сыновей еще не успели завести. Дабы род не прервался… Так что по старому закону ты еще как бы и не мужчина!

— А ты чего тогда не женишься?

— То не твое дело, — оборвал Рахта, потом смягчился, — а как твое будет, так тебя сватом и пошлю!