Геннадий Ищенко - Счастливчик Ген (Игра)

– Может быть, тебе еще заодно отдать мой кошелек? – спросил я, стараясь выглядеть не менее наглым, чем стражник. – Нападение без причины на сына барона вам даром не пройдет!

– Покажите браслеты! – потребовал другой из стражников.

Я приподнял руки, чтобы рукава рубашки не прикрывали браслеты.

– Действительно, благородный, – сказал один из горожан.

– Это ничего не значит! – не захотел сдаваться наглый. – Он мог эти браслеты украсть или снять с тела. Что-то мне не нравится, как он говорит. В любом случае его надо отвести в магистрат.

– Значит, вместо того, чтобы ловить преступников, вы занимаетесь ловлей честных граждан?

– На вас не написано, что вы честный гражданин!

– А где на мне написано, что я преступник?

Мои слова немного сбили их с толку, стражники собрались вместе и принялись тихо совещаться. Чтобы их дожать наверняка, я сообщил им, что совсем недавно вышел из дома городского мага Маркуса Страда, и они могут это проверить, послав кого-нибудь к господину магу, дом в двух шагах. Правда, я не гарантирую того, что он не проявит неудовольствия тем, что пришедших к нему в гости хватают прямо у порога его дома. Последнее сыграло решающую роль. Маркуса в городе знали и, видимо, побаивались.

– Прощения просим, – примирительно сказал один из стражников. – Обознались, с кем не бывает. Вы не скажете, милорд, куда побежал вор?

– Туда он побежал, – сказал я чистую правду, махнув рукой в переулок.

За то время, пока они здесь меня мурыжили, вор вполне мог при хорошей физической форме пробежать полгорода. Они и сами это прекрасно понимали, поэтому быстро собрались и ушли совсем в другую сторону.

Дома я сразу же рассказал Кларе о случившимся.

– Ты все сделал правильно, – сказала она. – И это еще раз показывает, насколько ты повзрослел за те дни, что живешь у нас.

– Как можно повзрослеть за несколько дней? – спросил я, оглядывая себя, насколько это было возможно.

– Не внешне, можешь себя не рассматривать. Изменились твои слова и поступки. Когда ты мне рассказывал о своем мире, это была речь ребенка, очень эмоциональная и не слишком связная, хотя я заметила, что ты пытался излагать свои мысли так, чтобы мне было понятно. Сейчас ты говоришь так, как говорит взрослый, причем, умный взрослый. И со стражей ты поступил так, как сделал бы умудренный опытом и очень предусмотрительный человек. Если бы ты им сдался, то бить они тебя не стали бы при наличии браслетов. Но вот денек просидеть в нашей тюрьме пришлось бы. А там, знаешь ли, не слишком приятно. Пока еще какой-нибудь чиновник соизволил бы послать за мной или Маркусом.

– Я и сам заметил изменения в своем поведении, – сознался я. – Только объяснить такое пока не могу.

– Может быть, это связано с тем, что дома ты вел беззаботную жизнь ученика, и все важные вопросы за тебя решали другие? – неуверенно предположила Клара.

– Об этом я тоже думал, – со вздохом сказал я. – Не получается. Так измениться за пару дней… Может быть, это из-за того, что у нас было с Алиной?

– А, ерунда! – махнула рукой Клара. – От двух-то раз ничего в тебе особенно не поменялось бы. Что-то тут другое. А не виноват в этом тот бог, который тебя послал?

– Я думаю, что они должны играть честно, а это подразумевает невмешательство, иначе какая может быть игра с их-то способностями?

– Это, если вмешиваться по-крупному и так, чтобы было заметно. Многое еще зависит от правил игры, что допускается, а что нет. У нас мужчины играют в основном в кости и в лаш, причем, часто на деньги. Там за жульничество и убить могут. А вот у женщин есть такая игра – млашка. Правила игры там немного проще, чем в том же лаше, но допускается друг друга обманывать. Если никто не заметил, и ты выиграла, то потом можно даже похвастаться, и все будут восхищаться твоей ловкостью. А, если заметили, заработаешь штрафные очки и запросто можешь проиграть. Может быть, и у них так?

– Может быть, – пробормотал я, пытаясь понять, радоваться мне тому, что у меня украли кусок детства, или это, наоборот, повод для огорчения?

Если бы я сейчас попал домой, такое изменение вызвало бы нешуточные осложнения. Мне просто нечего было бы делать в своем классе. Мне уже совершенно неинтересно все то, чем мы там занимались помимо занятий. А сами занятия с моей теперешней памятью… С другой стороны, моя неожиданная взрослость серьезно повышала шансы на выживание и победе в игре. Это все, конечно, при условии, что все остальные не получили того же самого.

Поскольку я уже обедал, то сразу пошел к себе, удостоившись по пути в комнату многообещающего взгляда Алины. Вот еще тоже проблема. Если бы дома я услышал, что моего внимания домогается взрослая девушка, то просто бы в это не поверил. А если бы она мне это доказала делом, то преисполнился бы гордости и вряд ли особенно думал о последствиях. Наверное, она вертела бы мной, как хотела. Здесь же я сам от такого отказываюсь и не потому, что мне неприятно общество Алины или то, что она вытворяет, а только из опасения о возможных последствиях. Что это, если не признак зрелости?

Щеколда, на которую изнутри запиралась дверь в мою комнату, была точь-в-точь, как шпингалеты на наших окнах, только размером раза в два больше. Поэтому, запирая дверь, я напевал про себя примерно следующее:

– Первым делом, первым делом – шпингалеты, ну а девушки, а девушки потом!

К моему величайшему сожалению, голос у меня был не слишком красивый, да и правильно воспроизводить мелодию не получалось. Надо будет поговорить с Маркусом, может быть, он что сможет сделать. Надо пользоваться возможностью улучшить себя. Даже, если я и не выиграю, вряд ли долго задержусь в обывателях. Значит, если не прибьют, домой все равно попаду. А дома такое всегда пригодиться, магов-то у нас не водится.

Первая попытка проверки новых способностей на книгах немного разочаровала. Да, я теперь все запоминал с первого прочтения, но читать быстро пока не получалось. Кроме того, мои движения приобрели порывистость, и я чуть было не порвал лист книги. Хорошая реакция это неплохо, но быть таким дерганным… Я попробовал контролировать движения, сделать их более медленными и плавными. Не сразу, но получилось. Через некоторое время я заметил, что скорость чтения тоже понемногу стала возрастать. Сами буквы уже не казались такими чужими, текст воспринимался уже не словами, а фразами. Если так пойдет и дальше, то я эти книги дня за три перечитаю. Я попеременно занимался чтением и письмом почти до самой темноты, впервые запалив лампу с помощью огнива. Процедура оказалась несложной. Как и объясняла Клара, я снял с лампы стеклянный колпак, положил прямо на фитиль лампы небольшой кусочек трута (нечто вроде сушеного мха) и, пока он не успел пропитаться маслом, начал ударами кремня по железу высекать сноп искр, направляя их на трут с фитилем. Уже от второго удара трут начал тлеть, а после того, как я осторожно на него подул, вспыхнул небольшой язычок пламени, от которого тут же занялся фитиль. Потом осталось только пальцем сбросить чадящий комок, оставшийся от трута, и надеть колпак. Быстро и ненамного больше мороки, чем со спичками.