Андрэ Нортон - Грифон торжествует. Проклятие Зарстора

Я с осторожностью исследовал ручей, но так и не обнаружил никаких следов того, что в последнее время здесь кто-либо останавливался. Песок и гравий лежали нетронутыми, и лишь бесформенные отпечатки следов животных свидетельствовали о том, что это место посещается.

Так что же это за существо, которое я похоронил? Я не мог заставить себя выкопать его из могилы и ещё раз исследовать. Но всё-таки его присутствие меня беспокоило. Остаться здесь, даже ради лошадей, решил я, слишком уж большой риск. И этот оазис должен притягивать к себе какую-нибудь окрестную жизнь.

Однако пробыл я тут почти до самого захода солнца, когда позволил наконец лошадям ещё раз напиться воды, а затем выехал на равнину и выбрал путь, который шёл по скалистому участку, так чтобы позади нас не оставалось следов.

Те высоты, которые я выбрал в качестве ориентира, теперь превратились в чёрную бахрому на фоне быстро темнеющего неба. Я начал искать укрытие, хотя бы какую-нибудь выступающую из земли скалу, к которой можно было бы прислониться спиной и защищаться в случае неожиданного нападения. Наконец я заметил группу из нескольких каменистых вершин и направил лошадей в ту сторону.

Было ещё достаточно светло, чтобы вскоре разобрать первые признаки того, что некто, живущий здесь, всё-таки нуждается в доме или крепком укрытии. То, что сперва показалось мне скалистыми вершинами естественного происхождения, оказалось зданием. Это строение настолько соответствовало окружающему пейзажу, что легко можно было поверить, будто это творение — какая-то причуда природы.

Высокие скалы, образовывавшие его стены, были неровными, необработанными, тянущимися вертикально вверх, но так близко друг к другу, что едва можно было заметить щели. И цвет у них был такой же желтовато-белый, как и у валунов, которые я встретил в этой местности. Но чего уж я совсем не ожидал, так это того, что скалы охраняли место, которое выглядело при этом призрачном свете как огромное разворошенное гнездо.

Сухие ветки и крупные комки травы, вырванной до самых корней, были сплетены вместе так, что в высоту эта бесформенная масса достигала моей груди, когда я слез с лошади. Я ткнул её кончиком меча. И от одного лишь этого прикосновения груда развалилась, большей частью превратившись в порошок — настолько сухой и старой она была.

Привязав лошадей к одной из боковых колонн, я начал разбрасывать эту груду, пользуясь в основном мечом, будто что-то во мне противилось, чтобы коснуться руками этих остатков. Прежде чем взяться за нижний слой, я натянул латные рукавицы, потом начал рыться…

К моим ступням подкатилось что-то твёрдое, и на меня посмотрели пустые глазницы черепа. Вот уж это точно было останками человека или кого-то, родственного ему. Я отпихнул череп в сторону и продолжил работу.

Обнаружил я и другие кости, но у меня не было желания их исследовать, да и смрадный запах ещё больше усилился, когда я зарылся поглубже в эти остатки гнезда, разбрасывая тошнотворный, почти полностью разложившийся материал. Выбрасывая последние комья, я обратил внимание на постоянный зуд на запястье.

Обтерев песком латные рукавицы, я отсоединил крепления на запястьях и обнажил то, что стало немаловажной частью моей жизни в последние месяцы — металлический браслет, который я нашёл благодаря счастливому случаю и который спас мне жизнь, когда Роджер пытался сперва ослепить меня, а затем и убить.

Браслет сиял и на ощупь стал тёплым. Руны, вырезанные на нем, светились яркими огоньками пламени. Я пристально посмотрел на браслет, почти зачарованный, пока, повинуясь какому-то внезапному импульсу, не просунул руку в пространство между колоннами. Эти символы вспыхнули ещё ярче — и в то же время я не ощущал ни малейшего беспокойства.

И тут от высокой скалы, откуда я соскоблил остатки гнезда, в ответ вспыхнула искорка света. Я вытащил из сапога маленький нож и, проведя лезвием по скале, соскрёб немножко точно такого же голубого металла, из которого был сделан и мой браслет, а затем смахнул его в сумку.

Чтобы успокоить лошадей, привязанных в стороне от травы и воды, я размял для них несколько дорожных лепёшек. Они алчно потянулись к еде, не обращая внимания на то, что я обеспечил им безопасную ночь, расчистив это место.

Здесь был лишь один вход, но крыши над головой не было. Зато скалы слегка изгибались внутрь, так что открытого пространства вверху было совсем немного. Я подтащил к самому проходу седло и сумки с припасами, используя их в качестве баррикады. Как жаль, что на эту ночь у меня нет товарища по оружию, чтобы разделить ночное дежурство. И мне оставалось лишь понадеяться на умение, приобретаемое любым солдатом, мгновенно пробуждаться при малейших изменениях в окружающей обстановке. Вновь я положил обнажённый меч рядом с собой и попытался заснуть.

Если кто-то, представляющий опасность, и рыскал по округе этой ночью, к моему убежищу никто не приближался. Однако на рассвете я был разбужен таким же, как и накануне, неистовым ржаньем коня, когда он впервые почуял ветер, донесшийся из Пустыни. Я выбрался наружу и увидел, что все три лошади яростно натянули поводья, встав на дыбы и колотя копытами по скалам.

Потребовалось всё моё искусство обращения с лошадьми, чтобы успокоить их, но когда я закончил погрузку и вскочил в седло, то понял, что на самом деле мало что могу с ними поделать. Они решительно хотели вернуться к оазису, и я был вынужден подчиниться, поскольку им нужна была вода и трава, так что пришлось немного задержаться, чтобы они получили и то, и другое.

Поэтому солнце уже больше часа висело над горизонтом, когда мы снова направились вперёд в сторону холмов. Постепенно местность менялась. Теперь пустыня представляла собой серовато-коричневую землю, на которой местами росла выжженная солнцем трава. Лошади, которых я вёл на привязи, пытались, вытянув шеи, дотянуться до травы и пополнить таким образом свой скудный рацион. Затем появились кустарники, деревья, причём некоторые из них мои лошади обходили стороной.

Я доверял их инстинктам, поскольку этот край они знали намного лучше меня. Около полудня я заметил первое передвигавшееся существо. Кустарник рос теперь так густо, что нам приходилось постоянно петлять, чтобы не цепляться за него, и вот во время одного из таких обходов передо мной мелькнуло более открытое пространство.

Наперерез нам направлялся всадник. И хотя до него было ещё далековато, я не мог ошибиться в солнечном блеске, отразившемся от его доспехов. Конь его не походил на моих — он не обладал такой длинной шеей.

Всадник скакал с уверенностью человека, который знал, куда он направляется. За охотника я его принять не мог… хотя он мог оказаться преступником, скрывавшимся от закона в этом безлюдном краю. Или же… может быть, именно его-то я и искал! Вытащив меч из ножен, я направился на открытый участок земли, желая, чтобы меня заметили, несмотря на возможный риск.