Юлия Набокова - Легенда Лукоморья

– Это кошачье убежище от агрессивно настроенных богатырей? – ухмыльнулась я. – Умно придумано!

Из сундука шлепнулся на пол тяжелый тряпичный мешочек, подняв в воздух белое облачко, а следом появился и сам кот, держа в зубах связку засушенных рыжиков.

– Шо смотришь? – промычал он. – Помоги!

– Это что? – Я в недоумении взяла в руки нанизанные на веревочку грибы.

– Это работа тебе, пирог печь будешь, – заявил кот, спрыгивая на пол. – Мука вот, – он кивнул на тряпичный мешочек. А потом нырнул под лавку и выкатил оттуда крохотное рябое яйцо неизвестной лесной птицы. – Куропаткино, – пояснил он, глядя на мое озадаченное лицо.

– Что-то я не пойму, что ты предлагаешь, – призналась я.

– Это не я предлагаю, это ты на правах хозяйки должна будешь предложить этим трем дурням пищу и кров.

Я опешила.

– Да они Ягу убить хотят, а избу – спалить. А ты печешься, чтобы они были накормлены?!

– Удальцы твои только на словах Ягу отделать горазды, – сощурился кот. – А как придут, как избушку увидят, так сразу разленятся, начнут требовать, чтобы ты их накормила, напоила, спать уложила. В общем, ты меня поняла? Не накормишь гостей, пеняй на себя!

– Что ж, смысл в этом есть, – усмехнулся Ив. – Находившись по лесу и отведав сытного обеда, они без сил повалятся по лавкам, и им уже не до подвигов будет.

Вот ведь предатель!

– Даже если я что и напеку, как я перед ними предстану? – возразила я. – Они ж меня в лесу видели!

– Ничего, Василису в Ягу превратил и из тебя Ягу сделаю, – обещание кота прозвучало как угроза. – А ну живо к печи!

Пирогов я не пекла ни разу в жизни, рецепта мне кот не подсказал, пришлось действовать наобум, припоминая кухонные посиделки с мамой и кулинарные шоу, которые я изредка смотрела, если в гостях были мои любимые артисты. Стоит ли рассказывать, что мука сыпалась в глаза и мимо стола, тесто не месилось и липло к рукам, кот открыто посмеивался, а Ив с жалостью наблюдал за моими попытками приготовить пироги. Вредный кот не помог даже печь разжечь. В результате я вся измазалась в саже, как Золушка, подпалила прядь волос, обожгла пальцы, но с операцией «Печь» все-таки справилась, заставив избушку расчихаться и выпустить из трубы дымок. Разложив криво слепленные пироги на противне и отправив их в печь, я в изнеможении опустилась на лавку.

– Знаешь, Варфоломей, если бы тебя не заколдовали раньше, то я бы за вредность твою тебя точно хвостом и усами наградила!

– Это кто ж меня заколдовал-то? – усмехнулся кот.

– А ты разве не человек заколдованный? – Я пристально глянула на него.

– Скажешь тоже, – Варфоломей тряхнул ушами. – Я урожденный кот.

– А говорящий почему?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – солидно ответил он и спросил у избушки: – Избушка, как там в окрестностях? Не видать гостей?

– Тихо, Варфоломеюшка, – доложила обстановку изба. – Не видать никого. Тишь стоит – листок не шелохнется.

– Значит, намнут сегодня Сидору бока, – не удержалась от злорадства я.

– Значит, Лешему в ноги кланяться нужно – отвел беду, – заключил кот.

– Расскажешь, что дальше с Василисой было? – попросила я.

– Так уж и быть, – с притворной неохотой согласился кот и продолжил прерванный рассказ с того момента, как в избушке Бабы-яги появился жених Василисы.

Василиса

– Здравствуй, бабушка, – приветствовал Ягу Чернослав, входя в горницу.

Кот с любопытством рассматривал гостя. Правду сказывала Василиса, описывая жениха статным и пригожим. И чем, спрашивается, суженый ей не угодил? Высок, силой не обделен, одет богато, ладно. Круглолицый, чернобровый, кудри вьются черными кольцами у смуглого лица. Видать, на красном солнышке много времени проводит. А очи не синие, что васильки, как у богатырей, которые в поисках пропавших невест к Яге прежде являлись, а черные, как дикая слива, что растет у холодного озера. Не зря родители Чернославом нарекли: ничего светлого в облике Василисиного жениха нет. Только зубы блестят белой полоской жемчуга, да рубаха бела, что сметана. При мыслях о сметане кот затосковал, припоминая, когда последний раз он лакомился жирными деревенскими сливочками.

Василиса же сидела, словно набрав в рот воды, и кот чуть выпустил коготки, призывая Ягу ответить гостю.

– Зашем пожаловал, добрый молодеш? – прошамкала Василиса.

Кот, нервно подергивая хвостом, с тревогой наблюдал за Чернославом. Но тот никаких признаков узнавания не выказывал, как подобающее восприняв и облик Бабы-яги, и ее голос, и Варфоломей расслабился, похвалив себя за смекалку. Испокон веков к Яге приезжали добры молодцы в поисках похищенных и пропавших невест, жен или сестер. Баба-яга направляла их по верному пути, давала совет, как одолеть злодея-похитителя и вызволить зазнобу. За тем же прибыл и Чернослав. Меньше всего он ожидает найти пропавшую невесту в избушке Бабы-яги, а значит, обмануть его не составит труда.

– Беда у меня, – отрывисто сказал Чернослав, подтверждая мысли кота, – невесту мою нареченную, Василису Премудрую, похитили из отчего дома.

Как ни старалась Василиса вжиться в образ Яги, при упоминании своего имени подавилась мякишем и закашлялась. Варфоломей еще глубже вонзил коготки, и кашель перешел в утробный стон.

– Бабушка, ты что? – вздернул брови Чернослав.

– Кхе-кхе, – откашлялась Яга, – ждоровье уже не то, што в молодошти. Так што, говоришь, ш твоей невештой?

– Похитили, – нервно повторил Чернослав, глядя в пол. – Весь царский двор усыпили колдовством злодейским, а когда оно развеялось, Василисы не нашли.

Василиса с котом на пару озадаченно примолкли. Выходит, ее бегство из дома родители расценили как похищение? А чародейство, совершенное Василисой, приписали неведомому колдуну? Так это же…

– Жамешательно! – каркнула Яга.

– Что замечательно? – Чернослав нахмурил брови и склонил голову. Черные как угли очи молодца встретились с зелеными кошачьими, блестевшими из-под лавки. Варфоломей вздрогнул – словно в студеную январскую прорубь провалился. Яга всегда говорила, что глаза – окна души. У самой Яги они были бездонным колодцем, хранящим на дне вековую мудрость хозяйки. У Василисы очи, что летнее озеро, – прозрачные, ясные, ласковые. У молодцев, прежде приходивших в избушку за советом, глаза были подобны грозовому небу и отражали кручину, разъедавшую сердце. А у Василисиного жениха глаза были черные, как угли в бабкиной печи, и притом ледяные, как вода в январской проруби.

– Жамешательно, што ты приехал ко мне, голуба! – прошамкала Баба-яга.

– Значит, ты знаешь, где Василиса? – Чернослав так и подался вперед.