Мэтью Гэбори - Король пепла

Эзра почтительно погладил голову Единорога и бросил бдительный взгляд на окрестности. Ветер гулял по гребням холмов. Солнце опаляло белую долину.

Очевидно, вокруг никого не было.

Тем не менее Эзра мог поклясться, что в воздухе чувствовался тошнотворный запах. Или то был запах дурных воспоминаний? Он предпочитал оставаться настороже.

Муэдзин медленно направился к входу в пирамиду, ведя за собой Единорога.

«У опасности нет тени», — гласила ликорнийская пословица.

Мастерская оказалось всего-навсего огромной кузницей. Коум и его спутники, вкусив заслуженного отдыха, отправились осматривать помещение в сопровождении Женка, главы первого отряда, покинувшего Башню Альдаранша. Придя в мастерскую, они составили здесь урны с пеплом Фениксов и приступили к ритуалу Возрождения — правда, слишком поспешно, так как два фениксийца при этом погибли. И кузница вновь заработала К счастью, мэтры оставили здесь большие запасы металла. Таким образом они скоро смогли приступить к выплавке новых мечей, и теперь Мэл и его собратья с бьющимся сердцем смотрели на великолепные клинки, жаждавшие крови харонцев.

Кроме нескольких келий — убогого жилья членов лиги — и кладовой с провизией в пирамиде были только очаги, печи, камины с текстами Завета и мастерские, где днем и ночью раздавался стук молотов. От самого верха до каменного пола текли струи расплавленной стали, и ее ярко-алого света было достаточно, чтобы осветить это каменное убежище и изнуряющую работу юных кузнецов.

Мастерская была устроена мэтрами на случай, если в военное время понадобится производить оружие в большом количестве, в более укромном месте, нежели Алые Башни в разных королевствах. Юные подмастерья догадывались, что в Миропотоке скрыты и другие такие кузницы.

В сердце здания находился зал с толстыми стенами, где были поставлены урны со Священным Пеплом и где происходили ритуалы Возрождения. Эзра старался держаться от него подальше, отчасти из-за благоговейного страха, отчасти потому, что Адаз объяснил ему, что Возрождение огненных Хранителей крайне опасно для непосвященных. Пробуждающийся Феникс сразу же чувствовал присутствие постороннего человека и, поддавшись инстинкту, мог испепелить самозванца на месте.

Муэдзин с нескрываемым удивлением смотрел на подростков, проводивших столь опасные ритуалы, и его грудь наполнялась гордостью за них. Вообще присутствие ликорнийца в Башне стало предметом горячих споров среди фениксийцев: некоторые упрямо отказывались допустить непосвященного до тайн, тщательно охранявшихся лигой на протяжении многих поколений. Но Коум, Мэл и Адаз сумели противостоять этой враждебности.

— Разве Сын Волн не велел нам давать огненные клинки всем, кто этого пожелает? — яростно взывал Мэл.

— Он сказал, что следует продавать их почти даром, — поправил Коум.

— Но уж конечно, не пускать первого встречного в Алую Башню! — взорвался один из кузнецов.

Мэл тотчас же схватился за меч и, вызвав изумление товарищей, направил острие на горло мальчика, бывшего на два или три года старше его.

— Послушай, — яростно выплюнул он, — и все остальные тоже, слушайте меня внимательно. Мы — последние из фениксийцев, если мы исчезнем, исчезнет и Завет. Сейчас Завет — это то, что мы захотим из него сделать. Чем нам может помочь наше учение? Идет война, и учение наставников должно служить победе!

Перед своими оцепеневшими братьями Мэл проявил себя как настоящий вождь, как воин, рожденный, чтобы командовать войском. Коум вновь подумал, что постоянная близость меча очень повлияла на этого двенадцатилетнего мальчика. Неизбежность битвы стала его навязчивой мыслью. Более того: Мэл выбрал свою судьбу. Трагическую, запорошенную пеплом, как тяжелый воздух в кузнице, кровавую, как цвет расплавленного металла, алеющего на стенах.

— Зачем мы куем мечи? — продолжал Мэл, потрясая клинком. — Зачем мы надрываемся в кузнице? Зачем покинули нашу Башню и преодолели пустыню? Потому что нас об этом попросил Януэль! Чтобы почтить память наших мэтров! Ради Хранителей и ради Волн, которые ведут беспощадную битву и рассчитывают на нас! Потому что вы… как я. У вас больше нет родителей, нет семьи, в вашей жизни нет больше ничего, кроме лиги. А сейчас фениксийская лига — это не что иное, как кучка пепла! Теперь мы все дети Хранителей. Каждый раз, когда мы возрождаем Феникса, мы оживляем память Истоков. Каждый раз, когда готовый клинок выходит из-под ваших окровавленных рук, враг трепещет от страха! Я в этом уверен! Харония повсюду, она пожирает Миропоток, а вы, вы всё еще цепляетесь за грифийские тексты в книгах, покрытых многовековой плесенью!

— Могу я высказаться? — спросил Эзра, который подошел к ним, заслышав крики Мэла.

Поскольку никто ему не ответил, темнокожий мужчина встал перед собранием послушников. Он откинул расшитый красными нитками капюшон и провел рукой по гладким седым волосам. Его опустошенное горем и пустыней лицо было словно высечено из черного кварца, пронзительно белые глаза словно проникали в души учеников.

Он, разумеется, рассказал о смерти своего сына, говорил он также и о его рождении и юности. Он описал оазис своего отца и свое вступление в орден Муэдзинов, ночи, проведенные в общении с Единорогом в сердце пустыни, то, как он изучал язык ветра песков и как наркотики открыли ему тайные дороги Волн через Ликорнию.

— Хотите вы того или нет, вы стали воинствующими монахами. По возрасту вы все мне годитесь в сыновья, и все вы чувствуете, что открывающийся перед вами путь отрицает все то, во что вы верили до сих пор. Соум был таким же. Он был воплощением грядущих перемен, поколения, желающего иного существования, чем отпущенное нам и нашим отцам, но в то же время ему было боязно шагнуть в сторону от борозды, проложенной Единорогами для нашего народа от Истока Времен.

У вас больше нет выбора. Вы можете отказаться от преданности вашему ордену и призванию. Тем не менее судьба, которой вы не желали, которой не хотел ни один из нас, сжала вас в тисках, и эта судьба требует, чтобы вы пожертвовали вашими желаниями, прежде чем вы пожертвуете жизнью.

Мы, ликорнийцы, готовы сражаться, мы ненавидим трусость и отрубаем руки дезертирам, чтобы все видели, что они отказались действовать. Я сам трус, так как покинул свою страну и народ, чтобы идти к вам на помощь, и я не строю иллюзий относительно участи, ожидающей меня по возвращении. Но в глубине души я знаю, что следовал велению Волн.

Если я здесь, среди вас, это благодаря Хранителю, благодаря Единорогу. Потому что Волны говорили с Единорогом, как говорят со всеми Хранителями всех земель. На лбу всех воинов должен быть написан один девиз, на всех знаменах, развевающихся над полем битвы, должен быть изображен один герб, так как это главное слово нашей битвы. Я не знаю, откуда оно появилось, но могу вам сказать…