Норман Сеймон - Шаман

И еще одно… Боль. Страшная боль мучила паука и заставляла его мечтать о возмездии. Смешно - разумное существо собирается отомстить бессловесному низшему насекомому, но факт остается фактом: смертоносцы не прощают своих обид никому, и Анза не собирался нарушать традиции.

Скорпион подошел вплотную и угрожающе щелкнул клешней. Паук вовремя подтянул к себе лапу и просчитал новый план атаки. Может быть, и в прошлый раз стоило поступить именно так… Более действенно, но рискованно. Так, как сейчас, когда разъяренное существо ударит ядовитым хвостом. Обязательно ударит, не может не ударить!

Так и вышло - отсутствие разума лишает низших насекомых возможности действовать неожиданно. Анза грациозным движением успел убрать тело с линии атаки за кратчайшее мгновение до укуса. Причем убрать лишь головогрудь и брюшину, оставив на месте все шесть лап для упора. Резкий рывок - и вот он уже вцепился лапами в хвост скорпиона, заставив того, возвращая жало в исходное положение для нового удара, могучим усилием вздернуть паука на собственную голову. Смертельный укус не заставил себя ждать.

От боли у восьмилапого потемнело в глазах. Болели от сильного рывка лапы, страшно ныли перекушенные суставы, но самую лютую муку доставлял сломанный клык, упершийся в хитин скорпиона. Пронизанная ядом жертва рухнула, согнув ноги, но еще более жалким комком повалился рядом истерзанный паук.

Он не знал точно, сколько времени пролежал в неподвижности, но солнце еще не зашло, когда Анза осторожно поднялся на шесть лап и двинулся к поверженным скорпионам. Дорого же далась ему победа!

Долго, очень долго смертоносец отгрызал клешни, все четыре, чтобы отнести их рыжей взбалмошной девчонке. Еще дольше ел сам - ел с наслаждением, поглощал врага. Паук не мстил -мстить неразумным существам бессмысленно, - он просто впитывал в себя силы убитых. Так поступают все восьмилапые, а значит, человеческого в нем было совсем немного. И сознавать это было приятно.

Турну действительно хотелось быть сегодня спокойным и благодушным, стоять в сторонке и с напускной свирепостью покрикивать на зарвавшихся охотников. Так бы все и было, если бы не Клас, на которого он то и дело бросал подозрительные взгляды из-под спадающих на глаза седых прядей. Парень не пел, не смеялся над шутками, хотя и старался улыбаться вместе со всеми, и оттого особенно было заметно, какой он стал чужой.

Турн посмотрел на Ма и тут же встретился с ней глазами. Старуха как будто ждала этого. В ее взгляде было какое-то требование, но какое - этого отец племени не хотел пока знать. Он слишком любил Класа. Точнее сказать - того Класа, прежнего. Раньше чем понять, чего хочет от него старейшина женской цепи, он должен привыкнуть к новому, чужому человеку, надевшему маску симпатяги-недотепы - того Класа, который уже никогда не вернется. А уж тогда старик решит все сам. Хоть Ма и старше его, и, пожалуй, права, однако не во время же пиршества затевать такие дела… Ведь это Гусеница Класа. Того славного парня, который только и успел, что стать охотником и найти свою первую Гусеницу…

Турн снова поискал глазами чужака, но не нашел на прежнем месте и обеспокоенно протолкнулся к мало-помалу терзаемой копьями туше. Спросил у охранника, тот указал рукой в сторону.

Клас стоял поникший, опустив руку с куском мяса вниз, и сок капал в траву. Длинная тень парня устремлялась на восток, и он будто бы отправился за ней - туда, где…

Турну показалось было, что он видит там, вдалеке, какое-то движение в Степи, но это могло быть просто крупное насекомое… Старик сморгнул набежавшую слезинку, и все исчезло. Все, кроме уверенности, что чужак смотрит туда не просто так. Что-то придет оттуда, не сегодня, так завтра, и если он не знает, что именно, то чувствует - наверняка. Но явно что-то знает, знает… У него стали совсем другие глаза, непохожие на те, что были у прежнего, такого знакомого мальчика.

Турну захотелось прямо сейчас крикнуть, чтобы тушили костер и уходили прочь, он едва удержался от этого бессмысленного поступка. Да и попытайся старик сорвать племя с места -никто не станет его слушать. И даже вдвоем с Ма не в силах они увести людей от праздника, который должен состояться от начала до конца, ведь только на том и стоит власть старейшин мужской и женской цепи во время длинных переходов между Гусеницами.

Старейшина обернулся к племени. Гусеница Класа была в самом разгаре: всю ночь люди будут петь песни, рассказывать сказки, возможно - зачинать детей, хотя это происходит все реже… Турн пошел к своим, чувствуя спиной взгляд недоброго будущего. Шел медленно, а хотелось бежать, до дрожи в ногах тянуло броситься в самую середину толпы, спрятаться. Но бежать уже поздно. Тогда просто - не думать. Так уж заведено.

Паук вернулся перед самым закатом. О, Элоиз много могла ему сказать: как трудно ей было в одиночку выбраться из кокона, как она, нетерпеливо ожидая добытчика, проделала в шатре отверстие и вышла, чтобы развести костер, как едва успела вовремя заметить ползущую в траве огромную сороконожку, как десять раз пряталась в шатер от кружившей вокруг осы и ужасно боялась, что та заберется внутрь, как порезала палец о меч, который, как последняя дуреха, постоянно таскала с собой… Но самое главное: как она волновалась! Увы, ничего этого девушке рассказывать не пришлось - она все позабыла, увидев едва ковыляющего, искалеченного Анзу, несущего на спине четыре скрепленные паутиной, огромные клешни скорпиона. Для нее.

Смертоносцу пришлось самому готовить клешни, хотя за качество он бы не поручился - ведь сам-то он жареного никогда не ел. Все время, пока он был занят стряпней, Элоиз не переставала метаться вокруг. Она ругала паука, перевязывала какими-то тряпками давно уже не кровоточащие обрубки лап, а в промежутках без конца его целовала. Анза и сам в конце концов перестал понимать, провинился он или нет, и это несмотря на то, что все время слушал эмоции девушки. Но они слишком уж часто менялись.

К счастью, любимица восьмилапого и правда чересчур переволновалась, что обычно усиливало ее аппетит, а потому, когда аромат кушанья смешался с запахами степных трав, у костра наконец воцарились мир и покой. Солнце зашло, девушка хрустела пережаренным мясом, а паук вдруг поймал себя на том, что просто смотрит в костер. «Маленькая, завтра тебе нужно пойти к людям».

«Да… Если ты этого действительно хочешь. Хотя мне кажется, я должна позаботиться о тебе. Или даже… Ты не хочешь вернуться и вылечиться?» «Мне не нужно лечиться. Позаботиться о себе мне будет легче, чем о двоих».