Дмитрий Суслин - Царевич Ваня и Серый Волк

– Попали! – радостно завопили всадники.

Добрались они до беглеца, кричат, радуются, слезают с коней, подходят к убитому. Царевичи Ратмир и Ратибор уже и сабли обнажили, чтобы голову брата меньшего срубить, домой матушке отвезти, показать.

И вдруг Ратмир перевернул убитого и воскликнул:

– Не тот!

– Как не тот? – закричал Ратибор.

И действительно, смотрят воины доблестные, а перед ними на земле не царевич Ваня лежит, а скоморох Антошка. Весь кровью залитый, со стрелами в спине сломанными.

Бросились тогда все царевича искать. Да только зря время потратили. До полудня по чаще лазали, овраги обыскивали, никого не нашли. Ни с чем в Князьград отправились.

Былина седьмая ПУТЬ ДАЛЕКИЙ, ПУТЬ НЕ БЛИЗКИЙ

А царевич Ваня уже далеко был.

Когда поняли они с Антошкой, что не уйти им от погони, слишком устал Сарацин сразу двух нести, и голоден был, не кормлен, не поен, стали думать что делать. А времени на это было ой как мало.

– Слезай с коня, Антошка, – стал просить друга царевич. – Слезай, и беги. Дальше я один поскачу. Авось, не догонят.

– Догонят, – рассудительно ответил Антошка. – В поле все равно рано или поздно догонят. А в лес въедешь, догонят еще раньше. У коня твоего ноги длинные, да тонкие, по лесу ездить непривычные. Поломает он сразу их о коряги, да пни. Тут тебя и схватят. Мы давай лучше, вот что сделаем. Не ты, дальше поедешь, а я.

– Это почему же? – возмутился царевич Ваня. – Почему ты?

– Отвлеку на себя погоню. А ты тем временем, вот этой лощиной к болоту спустишься, там трясина не топкая, осокой да камышами, до леса доберешься. Тогда тебя точно не поймают, если ты лесом пойдешь. Правда, тебя дикие звери растерзать могут. Но они может, и подумают, а эти звери убьют обязательно.

Понял Ваня, что дело Антошка предлагает.

– Зверей диких я не боюсь. Найду с ними общий язык.

И как только скрыл их холм, царевич с коня прыгнул и в лощине спрятался, а потом по дну ее к болоту пополз.

– Удачи тебе в твоем деле! – крикнул ему Антошка и поскакал дальше.

Через несколько мгновений в ту же сторону промчалось полсотни всадников во главе с Ратмиром и Ратибором.

Что было с ним дальше, вы уже знаете. Видел гибель своего друга и царевич. Смотрел из укрытия и плакал. Кулаки от злости и от бессилия сжимал, да только сделать ничего не мог. Что тут поделаешь? Понял он только, что пожертвовал ради него Антошка жизнью своей. Ради него ли, или ради дела общего?

Однако слезами друга не вернешь. У царевича Вани свое дело было. Дело важное. Дело великое. Которое, умри, а исполнить надо было.

Дополз царевич до болота, в камышах да в осоке спрятался, осторожно в сторону леса двинулся. Чуть левее взял от того места, где Ратмировы дружинники его выискивали. Саженей двести пришлось по горло в воде грязной, в жиже болотной двигаться. Идет он медленно, да осторожно. Старается, чтобы от его движений не хрустнул тростник, не погнулся камыш, не зашелестела осока. Еще пуще боялся мальчик крякву спугнуть с гнезда насиженного. Если с воплем диким взлетит она в небо синее, людские взоры к себе привлечет, то воины царевичей сразу догадаются, что он здесь в болоте прячется. Тогда не уйти ему от расправы ужасной.

Только к вечеру, поэтому обессиленный добрался он до леса. Вылез из болота, упал на сухую землю и долго лежал, отдышаться не мог. Погони он уже не боялся. Ускакали назад конники Ратмировы, уехали лучники Ратиборовы. Не заметил он, как заснул крепким сном. Проснулся, видит, а солнышко, уже совсем низко. Прямо над землей висит. Последним взглядом мир обводит.

Прислушался Ваня к звукам вечерним, и услыхал лай собачий. Совсем близко раздается.

– Ищи его! Ищи! – лают собаки. – Здесь он где-то, в болоте спрятался.

И понял мальчик, что вернулась сюда погоня, да еще и с собаками. Видимо Ратмир и Ратибор, обыскав весь Князьград, поняли, что вместе с Антошкой он был, а значит где-то здесь поблизости.

А в болоте уже тростники трещат, камыши качаются, лягушки возмущенные квакают, утки вопят, по небу кружат. Значит, взяли его след охотнички, и скоро здесь будут.

Царевич окинул вокруг себя взглядом испуганным.

– Неужели придется в лесу прятаться? Ночь ведь скоро! – сказал он сам себе. – Эх, и зачем я спать лег?

Но выбирать не приходится. Каждая секунда на вес золота. Побежал Ваня в лес. Побежал в самую глухую чащу, в самые темные дебри, где под деревьями света белого даже в полдень увидеть нельзя. И ни меча у него с собой, ни даже ножичка. Только руки сильные, и ноги быстрые, да голова на плечах, что думать обязана.

Очень скоро всякие звуки за спиной затихли. Все поглотил лес дремучий, и крики людские, и лай собак бестолковых, что ни за что в этот лес не сунутся после захода солнца, потому растерзают их тут же звери дикие и лютые, за то, что предали они когда-то звериный род, к человеку на службу отправились.

Идет царевич Ваня, от каждого треска или шороха вздрагивает. Крест целует, да молитвы читает. Никогда в одиночку не бывал он в лесу в такой поздний час. А ну как сейчас ему дикий зверь повстречается? Да зубы острые оскалит? Что делать тогда? Бежать или драться? Идет царевич, а сам на деревья смотрит, какое из них выбрать, чтобы залезть на него в случае опасности?

А сумерки между тем сгущаются, темнота со всех сторон наползает жуткая. И сразу облик всего леса словно по волшебству меняется. Деревья черными корявыми великанами кажутся, вроде и на месте не стоят, а хороводы водят. Под их корнями могучими в норах глубоких глаза желтые зажигаются. Из-под ветвей страшные ночные крики слышатся, листья шуршат, словно предупредить о чем-то хотят. Тут и у взрослого человека от страха сердце в пятки уйдет. Что говорить о мальчике, еще усы не бреющем?

А ведь кроме зверей диких в лесу еще и нечисти полно. Леший путников в свои капканы заманивает, русалки в глубоких лесных омутах сидят, тоже добычу дожидаются. Кикиморы зеленые, если поймают, защекочут до смерти.

Страшно Ване. Очень страшно. Дрожит он от ужаса, лишний шаг сделать боится. Рубашку с себя снял, наизнанку вывернул, опять надел. Говорят, что когда так сделаешь, то нечисть не прицепится. А все одно, страшно. Идет, он руками сам себя обнял, чтобы не дрожать. Когда же ночь пройдет?

А ночь только началась.

Наконец царевичу бояться надоело.

– Это что же такое? – воскликнул он с возмущением. – Заяц я что ли? Ведь богатырем хочу стать, когда вырасту. Разве прилично богатырю темноты бояться? Не младенец я, а отрок уже. Друг мой Антон жизнью своей пожертвовал, не испугался смерти. А я? Не буду больше бояться. Должен я спасти мать свою от костра жаркого, и отца от старости беспощадной, и землю родную русскую от распри царевичей и от врагов многочисленных.