Анатолий Дубровный - Листик. Судьба дракона

— О святая Урсула! — воздела руки к небу Русилина. — Ты не оставила своих дочерей без защиты!

— Воистину так, святая мать! — с жаром поддержала будущую настоятельницу Олива. — Я и сёстры были свидетелями чуда! Зверь, рыкающий и неуязвимый, был сражён помыслом…

— Ага! Прямо в лоб! — подтвердила рыжая девочка, непонятно как появившаяся перед монашками, с любопытством глядя на Русилину и на продолжавших стоять, плотно прижавшись друг к дружке, монахинь. Девочка удивлённо спросила: — А вы что, все родственницы? Да? Сёстры? А ты их мать, да? Ну, раз к тебе так обращаются, такая молодая и столько взрослых детей!

— Листик, это монахини, они друг дружку называют сёстрами, а самую главную — матерью–настоятельницей, — попыталась объяснить девочке появившаяся вслед за ней черноволосая девушка. Обе они были одеты в длинные платья, очень неудобные для прогулок по лесу.

— О! — Девочка широко раскрыла свои и без того большие зелёные глаза. — Ирэн, а что она настаивает или на чём? Ну раз её так называют, вон у Марты сколько много настоек, но ты же её так не называешь — настоятельница.

— Листик, это совсем другое, монахини живут в монастыре и молятся они…

— Ага, — понятливо кивнула девочка и сделала совсем неожиданный вывод: — Они молятся, а потом ихняя мать их всех лечит своей настойкой!

— Листик, ну с чего это ты взяла? — всплеснула руками черноволосая девушка.

— Ну Ирэн, в деревнях же начинают молиться только тогда, когда заболеют, а до этого никто этого и не думает делать! А как заболеют — то молятся, мазями и настойками, что Марта делает, лечатся.

Девушка вздохнула и, видно, не надеясь объяснить девочке монастырские порядки и то, что там монахини делают, поздоровалась с удивлёнными монахинями:

— Здравствуйте, святые сёстры!

— Здрасьте! — поддержала свою старшую спутницу девочка и поинтересовалась: — А что вы тут делаете?

— Меня благословили на закладку нового монастыря, — ответила Русилина, — сёстры согласились разделить со мной сей подвиг, но страшный зверь, рыкающий, едва не стал причиной нашей гибели!

— Хорот не рыкает, не умеет, он только воет. И вряд ли он на вас напал бы, хороты питаются падалью. Просто они очень любопытные, вот он и прибежал на вас посмотреть, пока вас медведь не задрал. Ну и потом доесть то, что останется от вас после медведя.

— Какой медведь?! — побелев, спросила будущая мать–настоятельница.

— Пещерный, — любезно пояснила девочка, — его так называют, потому что он в пещерах живёт. Он очень большой и живёт в лесах предгорий, ну и в горах тоже. Очень большой, вот поэтому очень прожорливый, может вас всех съесть!

— Где?! — невпопад спросила сестра Олива, крепче сжимая меч.

— Где живёт!? — ещё больше побелела Русилина.

— В пещерах, — повторила девочка матери–настоятельнице и, повернувшись к сестре Оливе, объяснила и ей: — А съедать он вас будет здесь, вот!

А черноволосая девушка кивнула на затрещавшие заросли:

— Этот медведь сидел в засаде, дальше по дороге, но, видно решив, что добыча может ускользнуть, бежит сюда!

Огромный медведь, проломившись сквозь густые заросли, вывалился на дорогу.

— О! Какой большой! — восхитилась девочка и восторженно добавила: — Шкура у него… Такую точно поделить можно!

— Листик! — одёрнула девочку девушка, прекращая её восторги.

— Ага! — Со вскинутой руки девочки сорвался мощный, почти видимый, поток воздуха и кувалдой ударил в лоб набегающего медведя. Медведь поменял направление движения на обратное, только он уже не бежал, а летел. Пролетев с десяток метров, медведь упал на спину и затих.

— Опять перестаралась! — покаянно развела руками девочка, но сожаления в её голосе не было.

— Листик! — укоризненно сказала девушка.

— Ага! Зато теперь можно шкуру поделить!

— Листик, это присказка такая! Я же тебе говорила!

— Ага! Я знаю, но может они умеют? — девочка с надеждой посмотрела на ошалевших монахинь. Те не проявили никакого желания показывать, как делят шкуру убитого медведя. Их вид красноречиво говорил о том, что они не то что не хотят подходить к пусть уже убитому зверю, а стремятся оказаться от этого места как можно дальше.

— Ага, — Листик, словно извиняясь, развела руками, — шкуру всё равно придётся с него снять!

— Зачем? — пролепетала Русилина.

— А он у вас на дороге лежит, вы проехать не сможете! — усмехнулась рыжая девочка и хитро прищурилась: — Надо медведя с дороги убрать, а вы не сможете его сдвинуть целиком, придётся по частям. Так что, шкуру всё равно снимать придётся!

Будущая мать–настоятельница вздохнула — ехать‑то надо в ту сторону, не возвращаться же назад? Русилина с надеждой посмотрела на девушку:

— Вы нам поможете убрать медведя с дороги?

— Ага! — вместо девушки ответила девочка и добавила: — Только вы нам тоже помогите шкуру снять, а то долго получится.

Ирэн и Листику шкуру снимать помогала только сестра Олива, остальные ничего подобного делать не умели. Провозились несколько часов, при этом с туши медведя срезали немного мяса. Русилина хотела возразить, что монахиням не годится предаваться чревоугодию, но девушка её опередила:

— Вы можете поесть немного, чуть–чуть, сейчас же нет поста. Так что особое воздержание вам сейчас необязательно. Тем более что даже во время поста, беременным, больным и находящимся в пути — мясо есть можно.

Русилина хотела что‑то сказать, но Ирэн продолжила:

— Больных и беременных среди вас нет, но вы сейчас в пути, так что…

При этих словах своей подруги Листик хмыкнула и посмотрела на молоденькую монашку. Ирэн удивлённо вскинула брови, а рыжая девочка расплылась в улыбке и кивнула:

— Ага, будет девочка!

Холодея от внезапной догадки, будущая мать–настоятельница ещё несуществующей женской обители, в которой уже начали нарушать монастырский устав, спросила у черноволосой девушки:

— Что?!

— Ага! Девочка, уже три месяца. Хороший будет ребёночек! — ответила рыжая девочка, а Ирэн пояснила:

— Листик видит такие вещи. Она не просто… Да и вы сами могли убедиться.

Девушка кивнула в сторону освежёванного и разделанного медведя. А Русилина, задохнувшись от возмущения, набросилась на молодую монахиню:

— Василина! Как ты посмела! Ты присоединилась к нам, только для того чтоб скрыть свой грех! Это…

— Это не грех! — строго оборвала мать–настоятельницу рыжая девочка. — Это большое счастье — дать новую жизнь! За это нельзя осуждать! Этому надо радоваться! Это знак богов, что ваш монастырь теперь…

— Единый — единственный Бог! Других не существует! — не менее строго прервала девочку Русилина и в испуге замолчала, на поднятых руках разгневанной девочки заплясало пламя!