Джо Аберкромби - Герои

— Айе, вождь.

— Стодорог, созывай своих фуражиров и готовь войско к выходу, вместе со мной подтянешься в тыл.

— Есть.

— И все вы — подстёгивайте своих молодцов нещадно, но держите глаза разутыми. Будет здорово, если мы потрясём Союз внезапностью, и не очень, если наоборот. — Сейчас Доу показал даже ещё больше зубов. — Кто ещё не наточил клинки — по-моему, самое время.

— Айе, — провозгласили все трое, соревнуясь, у кого прозвучит кровожаднее.

— Айе-айе, — произнёс напоследок Кальдер, со своей лучшей, острейшей усмешкой. Пусть с мечом он и не ахти, но на Севере немного найдётся воинов, у кого лучше получается усмехаться. Однако на сей раз та пропала втуне. Полноги наклонился что-то прошептать на ухо Доу.

Хранитель Севера мрачно откинулся назад:

— Ну так впустите его!

Двери оттянули настеж, вздыхая, ворвался ветер и взбил жухлую солому на полу конюшни. Кальдер вперился во внешние сумерки. Должно быть, какая-то игра угасающего света, ибо показалось, что фигура входящего заполняет дверной проём почти до верхней притолоки. Затем тот сделал шаг вперёд. А затем выпрямился. Появление было впечатляющим. Пока он медленно брёл на середину сруба, смолкло всё, за исключением стонущего под каждым его шагом пола. Хотя вообще-то легче лёгкого поразить всех своим появлением, когда ты величиной с утёс. Просто войди себе, да встань.

— Я Входящий-Со-Стуком.

Кальдер знал это имя. Входящий-Со-Стуком объявил себя Вождём Ста племён, объявил всё что лежит к востоку от Кринны своею землёй и весь живущий там народ своим достоянием. Кальдер слышал, что тот великан, но не принимал чересчур серьёзно. На Севере полно надутых от важности людей с дутым самомнением, и ещё более дутой репутацией. Гораздо чаще обратного оказывалось, что человек-то гораздо меньше чем его имя. Поэтому это прибытие стало настоящим потрясением.

Когда произносят слово «великан», Входящий-Со-Стуком как раз примерно то, что тебе приходит на ум — шагнувший прямиком из Эпохи Героев в теперешние измельчавшие времена. Он возвышался над Доу и его могучими боевыми вождями, голова среди стропил, чёрные волосы с прожилками седины свисают вокруг огрубелого, бородатого лица. Рядом с ним Глама Золотой смотрелся выпендривающимся карликом, а Полноги со своими карлами — набором игрушечных солдатиков.

— Клянусь мёртвыми, — прошептал себе под нос Кальдер. — И впрямь большой.

Но Чёрный Доу не благоговел. Он развалился на троне Скарлинга как всегда непринуждённо, по-прежнему пристукивая сапогом по соломе, по-прежнему покачивались руки убийцы, лицо по-прежнему кривила волчья ухмылка.

— А я-то гадал, когда же ты… постучишься. Хотя и не рассчитывал, что ты лично проделаешь весь этот путь.

— Союз должно скреплять лицом к лицу, мужем к мужу, железом к железу и кровью к крови. — Кальдер ожидал, что великан проревёт слова, как чудища из детских страшилок, но его голос был скорее мягким. Протяжный, словно он вдумчиво подбирал каждое слово.

— Личный подход, — отметил Доу. — Я всегда за. Значит, договорились?

— Договорились. — Входящий-Со-Стуком простёр массивную длань, сунул в рот перепонку между большим и указательным пальцем и прикусил её. Поднял руку кверху, с отметин начала сочиться кровь. Доу провёл ладонью вдоль меча, кромка блеснула красным переливом. Вдруг он в мгновение ока спрыгнул со Скарлингова трона и схватил ладонь великана в свою. Двое мужчин стояли, и кровь прочертила полосы по их предплечьям и падала каплями с локтей. От накала выставленной на показ мужественности Кальдер ощутил немножко страха и целую охапку злорадства.

— Всё правильно. — Доу отпустил ладонь великана и не спеша сел обратно на Скарлингов трон, с кровавым отпечатком на запястье. — Рассчитываю, что ты сможешь привести своих людей из-за Кринны.

— Уже привёл.

Золотой и Железноглав обменялись взглядами. Не слишком обрадованы мыслью о том, как дикари пересекают Кринну и, вероятно, их земли. Доу сощурил глаза. — В самом деле, привёл?

— На этой стороне воды они ближе к южанам. — Входящий-Со-Стуком медленно оглядел конюшню, закрепляя каждого человека в своём сознании. — Я пришёл драться! — Он взревел на последнем слове, под крышей зазвенело эхо. Дрожь неистовой лютости волной окатила его с головы до ног. Одновременно с ней сжались его кулаки, вздулась грудь, раздались чудовищные плечи. В этот миг он казался ещё безразмернее, чем раньше.

Кальдер поймал себя на том, что размышляет, на что был бы похож поединок с таким детиной. Как же, ад побери, его остановить, приди он в движение? Ведь чисто гора мяса. Какое оружие в силах его свалить? Наверно и остальные в конюшне думали о том же, и не слишком бойко рвались заиметь такой опыт.

Кроме Чёрного Доу:

— Добро! Вот за этим-то ты мне и нужен.

— Я хочу драться с Союзом.

— Тут их навалом, неподалёку.

— Я хочу драться с Вирраном из Блая.

— Не готов обещать. Он на нашей стороне и у него свои странноватые понятия. Но можно спросить, не уделит ли он тебе поединок.

— Я хочу драться с человеком, по имени Девять Смертей.

У Кальдера закололи волосы на шее. Невероятно, как это имя до сих пор ложится настолько тяжким камнем. Даже в такой компании как эта, даже если тот человек восемь лет как мёртв. Доу больше не улыбался.

— Ты упустил свой шанс. Девятипалый вернулся в грязь.

— Я слышал, он жив, и стоит за Союз.

— Ты не тех слушал.

— Я слышал, он жив, и я убью его.

— Чё, правда?

— Я величайший воин на Земном Круге. — Входящий-Со-Стуком вовсе не похвалялся, пыжась и выпячивась, как мог бы Глама Золотой. Он и не угрожал, сжимая кулаки и пылая гневом, как мог бы Кайрм Железноглав. Он просто сообщал очевидное.

Доу с отсутствующим видом почесал шрам, где раньше находилось его ухо.

— Это Север. Тут полно суровых мужей. Пара из них здесь, в этой самой хибаре. Твоё заявление как-то уж чересчур.

Входящий-Со-Стуком расстегнул свой безразмерный меховой плащ и сорвал его с плеч, оставаясь стоять обнажённым по пояс, будто готовый к схватке борец. Шрамы всегда славились на Севере почти также как и оружие. Каждый мужчина, считавший себя мужчиной, обязан заиметь маленько того и того. Вот только вся бескрайняя ширь тела Входящего-Со-Стуком, с узловатыми, подобно древнему дубу, мышцами, несла на себе чуть ли не больше шрамов, нежели кожи. Он был весь настолько исколот, распорот, выщерблен ранами, что хватит обзавидоваться двадцати чемпионам-поединщикам.

— У Йевельда я бился с племенем Пса и меня пронзили семь стрел. — Бревном среднего пальца он показал на несколько идущих по рёбрам розоватых вздутий. — Но я продолжал сражаться и нагромоздил холм из их трупов, и сделал их землю моею землёй, и их женщин с детьми моим народом.