Людмила Астахова - Ничего невозможного

Профессор возлег на диванчик, Росс развалился в кресле, и оба совершенно одинаково блаженствовали. У Джевиджа словно гора с плеч свалилась. Такое облегчение после почти восьми месяцев постоянного страха за жизнь и здоровье Фэйм, что никакими словами не передать. Эйфория накатила на лорда канцлера кипучей волной. Он откинулся на спинку, положил ноги на край стола и счастливым взглядом изучал знакомые трещинки на потолке, болтая при этом все, что в голову приходило:

— Какой все-таки чудесный малыш у нас получился. Вот завтра Кири удивится. Не было братика, и тут — раз! И есть братик. Она точно будет в восторге. А еще надо придумать, что бы такого подарить Фэйм. Может быть, рояль известного мастера? Или собственный выезд? А? Четверку серых в яблоках? Потому что от еще одного бриллиантового гарнитура она точно откажется. Или что-нибудь экзотическое? Мне бы хотелось ее и удивить, и порадовать…

Отрекшийся маг и профессор медицины сосредоточенно молчали, малодушно оттягивая начало нового разговора. Это было бы жестоко — не дать Россу Джевиджу хотя бы немного передохнуть. Совсем чуть-чуть, чтобы у того хватило сил вынести новый удар.

— Теперь мне понятно, почему все так получилось с Ольрином. Я ведь не был с ним с самого начала, мы так и остались чужими людьми. О какой преданности можно говорить? О каком уважении? Взять своего сына на руки сразу после рождения — это многое меняет, — рассуждал милорд, с наслаждением отпивая крошечные глотки драгоценного коньяка. — Теперь я по-настоящему стану отцом. Не номинально, а на самом деле.

— Вот как раз на эту тему я и хотел с вами поговорить, Росс.

Сказано было таким тоном, что только глухой не догадался бы о таящейся за словами беде. Радужное настроение лорда Джевиджа испарилось в одночасье. А лучше сказать, лопнуло, словно мыльный пузырь. Он вскочил с кресла и уставился на Ниала.

— Что… что-то с Фэйм?

— Нет, — покачал головой профессор. — С ней все в порядке.

— Тогда с Дианом? Он болен?

«Это хорошо, что ты называешь его по имени», — подумалось Коринею.

— Ваш сын здоров.

— Но что-то все равно не так?

— Да, милорд.

— Что же?

Росса трясло, как в лихорадке, его бил озноб, и затяни Кориней еще на мгновение, того и гляди хватил бы канцлера апоплексический удар.

— Ваш сын родился магом, милорд.

Глава 3 Ночь и день

Глазные яблоки болели от давления на них основанием ладони, но только так Росс Джевидж сумел совладать с собой. Не видеть ничего, погрузиться в темноту. А еще до крови закусить губу, чтобы не кричать. Иногда это срабатывает. Вот только не существует никакого укорота на истекающее болью и обидой сердце.

Проклятие! За что? Почему именно с ним? Отличные, правильные и правомочные вопросы, задаваемые непосредственно ВсеТворцу. И на которые Он никогда не отвечает.

— Это точно? Вы уверены, мэтр? — голос канцлера не дрогнул, когда он отнял руки от глаз.

— Абсолютно. Любой маг, прошедший инициацию и обучение, способен распознать зачатки дара в ребенке.

— Даже в новорожденном? — столь же бесстрастно уточнил Росс.

— Ваш сын будет очень сильным волшебником, возможно, ему не будет равных. Поэтому в тот миг, когда он впервые сделал вдох, я сразу ощутил, как вспыхнул лепесток его силы, — не стал скрывать Ниал Кориней.

О! До самого своего смертного часа профессор не забудет этого мгновения. Маленькое, хрупкое, еще покрытое родовой смазкой тельце вздрогнуло в руках, и воздух устремился в легкие, раздувая не только огонь жизни, но и пламя Дара. Мэтр Кориней чуть сам не закричал, когда младенец издал первый пронзительный вопль, настолько яркое это было видение — алмазно-сверкающая искорка, мерцающая в непроглядной тьме бессмертного духа новорожденного чародея.

— Понятно. Фэйм знает? Вы ей сказали?

— Нет. Я хотел сначала поговорить с вами, милорд.

Обращаться к Джевиджу по имени было сейчас чревато последствиями. Особенно когда это делал маг, пусть даже бывший и отрекшийся.

— Это правильно. Не говорите ей ничего. Во всяком случае, пока.

— Тоже верно. Еще чего доброго от переживаний у нее пропадет молоко.

— Молоко? Ах да! Конечно… молоко… Незачем ее тревожить, пусть в себя придет после родов.

Лорд канцлер выглядел скорее растерянным, чем раздавленным, но это было обманчивое впечатление. Мэтр прекрасно знал, насколько искусен Джевидж в умении скрывать свои истинные чувства и намерения. Ложь во спасение, возведенная в ранг единственной добродетели, — вот что это такое.

— Вы снова хотите скрыть от жены правду? — подозрительно спросил Кориней.

Один раз Ниал уже пошел на поводу у милорда, когда придумал правдоподобное полумедицинское объяснение ее провалам в памяти. Джевидж сумел убедить пожилого профессора, что Фэймрил будет лучше не знать, каким образом бывший муж использовал ее, чтобы заманить канцлера в смертельную ловушку. Иначе пришлось бы рассказывать невинной женщине, что Уэн Эрмаад регулярно насиловал ее и всячески издевался; Зачем Фэйм, окруженной в новой семье любовью и заботой, чувство вины и боль унижения, правда?

— Разве у меня получится? — горько усмехнулся Джевидж. — Фэймрил рано или поздно узнает, но она все равно будет любить этого ребенка, она же его мать. Даже если он со временем станет таким же, как Уэн Эрмаад, она все равно будет его любить. Материнская любовь слепа.

— В переводе это означает, что ваша любовь настолько зряча и она видит так далеко и так зорко, что способна разглядеть задатки жестокого выродка в ребенке трех часов от роду, так? — поинтересовался мэтр.

— Я не могу говорить о своей любви. К сожалению, это не то чувство, которое я испытываю сейчас к ребенку, — честно признался Джевидж.

— Но это ваш ребенок!

Ниалу Коринею хотелось подойти и по-простонародному врезать благородному лорду кулаком в челюсть. Так, как делал его собственный папаша в ответ на любое слово, способное обидеть сына-мажонка. Неграмотный рыбак, которому совершенно не за что было любить колдунов, принял участь сына без надрыва, как если бы дите народилось без ноги или руки. Обидно, что маг, но не смертельно же. Повитуха-ведьма скрывать правду не стала, выложила как на духу. Мамаша потом сказывала, что батяня хлопнул для храбрости стакан рому и развернул пеленки, решив внимательно рассмотреть плод чресл своих. «Главное, чтобы хозяйство мужское было на месте, а там разберемся», — хмыкнул он, удовлетворившись увиденным.

— Это моя п-проклятая кровь, — выдавил Росс после долгого, невыносимо долгого молчания. — Мое семя может породить либо предателя, либо… мага.