Хартман Рейчел - Серафина

Я присела в смущенном реверансе.

— Я проспала. Больше такого не повторится.

Виридиус тряхнул головой так резко, что обвислые щеки задрожали.

— Неужели мне нужно объяснять вам, бездарные крикуны, что, когда ардмагар Комонот прибудет с визитом, по качеству наших выступлений будут судить о гостеприимстве королевы — нет, о культуре всего нашего народа?

Несколько музыкантов засмеялись; Виридиус снова нахмурился, пресекая веселье.

— Думаете, это смешно, тугоухие вы негодяи? Музыка — единственное, в чем мы не уступаем драконам. Они бы хотели одержать верх, ведь она их завораживает. Пытаются и пытаются снова и снова. Технического совершенства они, быть может, и достигли, но чего-то все равно не хватает. И знаете, почему?

Внутри все обратилось в лед, но я послушно произнесла хором с остальными:

— У драконов нет души!

— Именно! — сказал Виридиус, потрясая в воздухе кулаком, искалеченным подагрой. — Только это одно им не под силу — а для нас это самый естественный, самый прекрасный дар Небес, и мы должны ткнуть их в это носом!

Ответив ему негромким «ура!», певчие начали расходиться. Они потекли рекой мимо меня, но я оставалась на месте; Виридиусу наверняка понадобится со мной поговорить. Конечно же, у семи или восьми певчих нашлись срочные вопросы. Они толклись вокруг его подагренного дивана с таким почтением, будто он был пашегой Зизибы. Виридиус же напустил на себя равнодушный вид, словно они не похвалами его осыпали, а просто сдавали обратно певческие одеяния.

— Серафина! — громыхнул он, наконец обратив на меня внимание. — Я слышал положительные отзывы о твоем «Призыве». Жаль, меня там не было. Этот адский недуг превращает тело в тюрьму.

Я провела пальцем по левому рукаву. Он даже не представлял, как хорошо я его понимаю.

— Неси-ка чернила, девочка, — сказал он. — Хочу вычеркнуть сделанное из списка.

Я принесла письменные принадлежности и перечень дел, который он продиктовал мне, когда я только начала на него работать. Осталось всего девять дней до приезда генерала Комонота, ардмагара всего драконьего племени; в первый вечер намечался приветственный концерт и бал, а через несколько дней — празднество в честь кануна Дня соглашения, которому предстояло длиться всю ночь. Я трудилась уже две недели, но сделать предстояло еще очень много.

Я зачитывала список вслух, пункт за пунктом; он то и дело перебивал.

— Со сценой разобрались! Вычеркивай! — восклицал он. А потом: — Почему ты еще не поговорила с распорядителем винного погреба? Это же самое простое дело во всем списке! По-твоему, я стал придворным композитором, потому что виртуозно прокрастинировал? Вот уж нет!

Наконец дошли до пункта, которого я ждала с ужасом: до прослушиваний. Виридиус сощурил водянистые глаза и спросил:

— Да-да, как продвигается дело, дева Домбей?

Он отлично знал, как оно продвигается; по-видимому, ему просто хотелось посмотреть, как я покроюсь испариной. Я не позволила своему голосу дрогнуть.

— Большинство пришлось отменить из-за несвоевременной кончины принца Руфуса… да пирует он со святыми за Небесным столом. Я переназначила часть из них на…

— Нельзя было откладывать прослушивания на последнюю минуту! — крикнул он. — Надо было утвердить исполнителей еще месяц назад!

— При всем уважении, мастер, месяц назад я здесь даже не работала.

— Думаешь, я этого не знаю? — Он раскрыл и закрыл рот; потом уставился на свои забинтованные руки. — Прости меня, — сказал наконец старик хриплым голосом. — Горько сознавать, что уже не можешь делать все, к чему привык. Умирать надо молодым, Серафина. Терциус не промахнулся.

Я растерялась, не зная, как реагировать.

— Не все так плохо, как кажется. Каждый из ваших протеже обязательно придет; программа уже наполовину заполнена.

При упоминании своих учеников он задумчиво кивнул; их у него было больше, чем у обычного человека друзей. Почти настало время идти на урок к принцессе Глиссельде, так что я закрыла чернильницу и принялась вытирать перо лоскутом.

— Когда ты сможешь найти время на наш мегагармониум? — заговорил вдруг Виридиус.

— Что? — спросила я, укладывая перо обратно к остальным.

Он закатил красные глаза.

— Объясни мне, зачем я пишу тебе записки, если ты их не читаешь? Строитель мегагармониума хочет с тобой поговорить. — Судя по всему, вид у меня был по-прежнему недоуменный, потому что он начал говорить медленно и громко, будто объясняя дураку: — Мы устанавливаем в южном трансепте собора святой Гобнэ огромный инструмент. Ме-га-гар-мо-ни-ум.

Я вспомнила, что видела в соборе какое-то строительство, но вот записку, наверное, проглядела.

— Это музыкальный инструмент? Я думала, какой-то механизм.

— И то, и другое! — вскричал он, и глаза его засветились радостью. — И работа почти закончена. Я оплатил половину расходов из своего кармана. Самый подходящий проект для того, кто уже прощается с этой жизнью. Наследие. Звук будет такой, какого мир никогда еще не слышал!

Я уставилась на него в изумлении, заметив, как сквозь личину вспыльчивого старика пробивается восхищенный юнец.

— Его тоже делает мой протеже. Его зовут Ларс, вы должны познакомиться, — провозгласил он, словно был епископом, а подагренный диван — его кафедрой. — И часы Комонота на соборной площади тоже он построил; настоящий самородок. Вы замечательно поладите. Обычно он является очень поздно, но я непременно уговорю его прийти в разумное время. Скажу, когда увидимся с тобой на сегодняшнем приеме в голубом салоне.

— Простите, только не сегодня, — сказала я, поднявшись и подхватив свои партитуры для клавесина с одной из его захламленных полок.

Принцесса устраивала званые вечера в голубом салоне почти ежедневно. Я была неизменно приглашена, но не ходила ни разу, хотя Виридиус постоянно зудел об этом и ругал меня. К вечеру я страшно уставала от того, что приходилось постоянно быть начеку и всего опасаться, да и оставаться допоздна не могла, потому что нужно было ухаживать за садом и ни на день не забывать о чешуе. Виридиусу знать обо всем этом было нельзя; я раз за разом разыгрывала стеснительность, но он продолжал настаивать.

Старик вскинул кустистую бровь и почесал щеку.

— Ты никуда не пробьешься при дворе, если будешь бегать от людей, Серафина.

— Меня совершенно устраивает мое нынешнее положение, — ответила я, перебирая листы пергамента.

— И ты рискуешь обидеть принцессу Глиссельду, пренебрегая ее приглашением. — Тут он проницательно прищурился и добавил: — Быть такой необщительной не совсем нормально, тебе не кажется?