Лев Гроссман - Король волшебников

— И ужасная кокетка. Подлизывается к мужчинам. Тот, кого она сочтет легкой мишенью, будет весь день таскать ее на себе.

Большой дом назывался посольством и был обставлен с нежданным шиком: мягкие кресла и панели темного дерева, как в английском клубе для джентльменов. Никто не знал, когда все это сюда доставили — остров Дальний явно знавал лучшие времена. Экспедиция, выйдя через заднюю калитку, двинулась по прорубленной в джунглях проезжей дороге. Илейн сорвала с ветки тропический плод и предложила Квентину. Сгустки семечек он выплевывал прямо в траву.

Запахи моря уступили хлорофилловой атмосфере джунглей. Там и сям встречались железные ворота, окрашенные когда-то в белое и успевшие с тех пор заржаветь. Аллеи за ними уходили в густую зелень. Илейн вкратце рассказывала о живущих там семьях. Квентин не понимал, почему она так строга с маленькой Элинор — это противоречило ее приветливым открытым манерам. Бингл шел впереди с мечом наголо, готовый предотвратить любое покушение на особу короля. Квентину казалось, что это невежливо, но Илейн как будто ничего не имела против.

Они полюбовались тропическим часовым деревом — здесь это была пальма, не дуб. Квентин спросил Элинор, умеет ли она узнавать время по часам. Не умеет и не хочет уметь, ответила девочка.

— Вот вам маленькая принцесса, — заметила Илейн. Бенедикт на ходу делал зарисовки, стараясь не закапать потом блокнот. Джулия отстала, чтобы рассмотреть какой-то куст — или поговорить с ним. Не опасно ли это? Квентин почти инстинктивно флиртовал с Илейн, чтобы пробудить в Джулии дух соперничества, но если упомянутый дух и присутствовал в ней, то не желал пробуждаться.

Пройдя с полмили, они очутились в городе. Дорога, описав петлю, преобразилась в рыночную площадь — по крайней мере, здесь стояли ларьки, пахло рыбой и валялись растоптанные плоды. Сбоку высилось что-то наподобие ратуши. Остановившиеся часы на фронтоне смотрели, как слепой глаз циклопа, над входом обвис выгоревший, но еще узнаваемый филлорийский флаг.

Центр площади украшал гранитный обелиск со статуей на вершине. Муссоны и тропическая растительность обошлись с ним неласково, но каменный персонаж, судя по всему, героически встречал любые невзгоды.

— Капитан Бэнкс, — дала справку Илейн. — Основал филлорийскую колонию на острове Дальнем, потерпев здесь кораблекрушение.

Основатель и открыватель, подумал Квентин, но промолчал. Эта хохма, если считать ее таковой, здесь наверняка давно устарела.

— А где же все? — спросил он.

— Где-то поблизости. Мы здесь не очень склонны к общению.

Элинор попросилась на руки к матери, была отвергнута и принялась за Квентина, который послушно посадил ее на плечи. Илейн возвела глаза к небу, как бы говоря: а я вас предупреждала. Солнце устроило за деревьями кровавую баню, на что тут же отозвались москиты.

Элинор повизгивала, восхищенная ростом своего нового скакуна, и закрывала ему глаза краем юбочки: он уберет, а она опять за свое.

Квентин постоял немного с завешенными тканью глазами. Вот он я, отважный предводитель экспедиции, король всего, что лежит вокруг. Великого открытия не состоялось, ну и не надо. Довольство входило в грудь, как первый вечерний глоток алкоголя.

Квентин вздохнул при мысли, что после сбора недоимок у него не будет больше предлога здесь оставаться.

— Вы говорили что-то насчет коктейлей, — напомнил он.

Обед в посольстве превзошел ожидания. Страшноватую местную рыбу, очень зубастую, подали с гарниром из фруктов наподобие манго. Элинор носила из кухни соль, бокалы и прочее с изяществом гимнастки, выступающей на бревне, но один бокал около половины девятого все-таки уронила.

— Отправляйся спать, Элинор, — распорядилась Илейн. — Никакого тебе десерта. В постель.

Девочка разрыдалась, выпрашивая пирожное, но мать была непреклонна.

Взрослые, расположившись на плетеных стульях верхней веранды, попивали какой-то сладкий спиртной напиток. «Мунтжак» зажег огни на носу, на корме и на мачтах. Джулия применила защитные чары от насекомых.

Квентин, отлучившись будто бы в ванную, нашел в кухне сладкий пирог под стеклянной крышкой, отрезал кусочек и отнес Элинор.

— Ш-шш, — сказал он, закрывая за собой дверь. Девочка, явно знакомая с правилами конспирации, быстро разделалась с пирогом, и Квентин унес на кухню улики — тарелку с вилкой.

Илейн он нашел на веранде одну: Джулия ушла спать. Если она и питала к Квентину какие-то чувства, то бороться за него не намеревалась. Их совместная поездка пока не дала никаких результатов. Черт с ним, с романом, поговорить бы с ней просто. Квентин беспокоился за нее.

— Извините, что так непочтительно говорила вначале с вашим высочеством, — сказала Илейн.

— Пустяки. — Квентин с некоторым усилием вернулся мыслями к ней. — Я и сам все еще привыкаю.

— Было бы легче, если бы вы носили корону.

— Одно время носил, но очень уж она неудобная. И вечно падает в самый неподходящий момент.

— Могу себе представить.

— На крещении, скажем. При кавалерийской атаке.

Лунный свет вселял в него ощущение собственной неотразимости. Le roi s’amuse.[8]

— Просто террористка какая-то.

— И не говорите. Теперь я ограничиваюсь королевской осанкой — уж ее вы не могли не заметить.

Ее лицо в темноте не поддавалось прочтению. На небе кишели экзотические восточные звезды.

— Я сразу же обратила внимание. — Илейн начала скручивать сигарету. Прикажете считать это флиртом? Она лет на пятнадцать старше его. Стоило проплыть 477 морских миль, чтобы встретить единственную в джунглях пантеру. Интересно, кто отец Элинор?

— Вы родились здесь, на острове? — спросил Квентин.

— О нет. Родители жили на материке, близ Южного Сада. Отца своего я не знаю. Это всего лишь очередное назначение; я посвятила дипломатической службе всю свою жизнь и побывала уже во всех уголках империи.

Квентин важно кивнул. Он и не знал, что в Филлори есть дипломатический корпус — надо будет заняться этим вопросом, вернувшись в столицу.

— К вам заходит много судов? Я имею в виду иностранные, из-за моря.

— Нет, к сожалению. Открою вам страшную тайну: ни одного за весь срок моей службы. За все триста лет через эту таможню не проходил ни единый корабль из-за Восточного океана. Думаю, мой пост можно смело назвать синекурой.

— Ну да, если вам нечего делать…

— Жаль, конечно. Видели бы вы наши таможенные сертификаты, одна шапка чего стоит. Я вам завтра оттисну штамп, это настоящее произведение искусства.