Без имени - Demi Urtch
Она заходит в комнату и мешкает на пороге несколько секунд. Смотрит со сложным выражением, которое Дайно видеть уже привычно: смесь удивления, узнавания, неверия, чего-то вроде восхищения.
— Я думала, речь о мужчине, а не о девушке, — только и замечает Месна.
Дайно смутно чувствует наложенный ей образ: красивую молодую женщину с южными корнями. Большего не понять, пока имя не скрепит всё, а его Месна так и не называет. Она молчалива, собрана и совсем не задаёт вопросов, что, честно говоря, вызывает симпатию.
Пока Месна осматривает слабое тело, Дайно смотрит на растерянное лицо Мабьи и улыбается уголками губ.
Потом Месна говорит что-то про тепловой удар и незначительные ушибы, а Дайно не слишком вслушивается. Приток силы становится очень маленьким, и всё как-то плывёт перед глазами. Мабья и Месна говорят ещё о чём-то за дверью. Кажется, Месна даёт какие-то рекомендации и обещает приехать снова. Кажется, Мабья что-то врёт ей, нервно и путано, что-то о том, откуда здесь Дайно.
Не-Дайно.
Громко гудит мотор отъезжающей машины — ещё не стёршимся образом сына Мабьи не-Дайно знает, что у Месны сломан глушитель.
Мабья долго не заходит в дом, не-Дайно даже думает, что она, возможно, уехала тоже. Но она возвращается, становится на пороге комнаты, вцепившись в косяк. Смотрит. Не-Дайно чувствует её страх, а желаний почти не ощущает.
— Ты правда… — начинает Мабья и замолкает.
Сглатывает.
— Что ты знаешь о моём сыне? — произносит хрипло и жёстко.
Не-Дайно пожимает плечами.
— Только то, что ты о нём знаешь. Что помнишь.
— Ты читаешь мысли? — Она стискивает косяк сильнее.
— Нет. Просто многое… чувствую.
— А это не одно и то же? — Мабья хмыкает горько и с вызовом.
— Не одно. Я чувствую, чего ты хочешь, потому что моя задача — исполнять желания. Чувствую твои ожидания от меня. Анализирую то, что вижу. Но я не знаю, что ты думаешь, не могу заглянуть тебе в голову, — терпеливо поясняет не-Дайно и, подумав, добавляет: — Сейчас я знаю только то, что ты меня боишься.
Пока Мабья молчит, не-Дайно прикрывает глаза. Не открывает и тогда, когда она заговаривает:
— И с чего мне верить тебе?
— Ни с чего. Ты не обязана. Но я не могу врать. Буквально не могу. Я не знаю, как доказать.
Произнести то, что не считаешь правдой, просто физически невозможно. Видимо, боги боялись, что безымянные станут их обманывать.
Не-Дайно слышит, как Мабья тяжело опускается на пол у стены.
— И зачем ты сюда пришёл? Зачем притворился моим сыном, если в итоге всё равно сбегаешь? — У неё больной и усталый голос. В нём еле различима истерика.
— Я иду на север. Твой дом по пути. У меня просто кончились силы. Если можно, я побуду тут немного и уйду. — Хотя неясно, зачем теперь тут оставаться, если они больше не связаны именем. — И я не выбираю, как выглядеть.
— Ты правда не знаешь, где мой сын?..
— Правда.
Посидев ещё немного, Мабья поднимается и уходит.
Не-Дайно долго не видит её — наверное, около суток, — хотя слышит, как она бродит по дому. Как занимается обычными делами, старательно игнорируя комнату сына. В ответ не-Дайно не выходит за порог. Большей частью просто лежит, глядя в щели в жалюзи. Вряд ли так что-то поменяется в состоянии, раз Мабья не даёт силы больше. Непонятно, зачем лежать здесь. Непонятно, как идти дальше. Может, стоит притвориться больным, когда в следующий раз приедет Месна, может, Мабья разрешит ей забрать не-Дайно к себе.
И тогда что? Всё сначала?
Не-Дайно ничего не знает. Нет смысла в этом всём. Нет смысла идти на север. Казалось, что невыносимо дальше жить чужими желаниями, но вот теперь оставили не-Дайно наедине — и ясно: нет своих. Ничего нет. Может, стоит вернуться, сменить пару десятков людей и забыть обо всём этом. О пустоте, и о свободе, и о Мабье, и о том безымянном. Интересно, он тоже столкнулся с этим в итоге? Каково ему было?
Может быть, самую малость не-Дайно хотелось бы найти его. Чтобы высказать всё, что о нём думает, по крайней мере.
Звякают нитки бус на двери.
— Эй, ты. Живой?
— Да, — равнодушно откликается не-Дайно, не оборачиваясь к Мабье.
— Так и будешь лежать тут? — спрашивает она сварливо.
Не-Дайно пожимает плечами.
— Я попробую уйти, если хочешь.
— Потом. Я принесла еду.
Мабья ставит поднос на письменный стол и отходит, но остаётся в комнате. Приваливается к дверному косяку. Не-Дайно чувствует от тарелки запах, совсем немного привлекающий. Помедлив, садится. Это оказывается проще, чем ожидалось. Может, какая-то толика сил и восстанавливается от обычного отдыха.
— Спасибо.
— Угу. Раз можешь сидеть, дам тебе резать тинкан, как поешь. Хватит лежать бревном.
Подвинув к себе тарелку, не-Дайно чуть склоняет голову в задумчивости.
— Если буду тебе помогать, тебе опять станет плохо. Для тебя это опасно.
Мабья громко фыркает.
— А это не помощь, — отрезает. — Ты ешь мою еду и спишь в моём доме. Денег у тебя не видно, значит, будешь платить натурой.
Не-Дайно оценивает её слова так и эдак. Вроде бы она права. Вроде бы это правда считается справедливым.
— Хорошо.
Вкус жареных корней какого-то растения с присыпанными сверху специями не-Дайно не может описать. Знает характеристики: «кислый», «солёный», «острый» и другие. Но они путаются в голове, не сопоставляются. Интересно, что это не даётся, хотя понимание холода и тепла пришло не в пример легче. Интересно, что раньше не случалось об этом думать.
Еда в тарелке кончается на удивление быстро.
Потом Мабья правда усаживает резать тинкан. Убирать осколки вазы в коридоре — и при этом, кстати, витиевато костерит. Поливать грядку на заднем дворе. Перетаскивать в сарай ящики — правда, после этого не-Дайно снова приходится лечь. Кружится голова.
Определения для еды опять не даются, и не-Дайно решает просто считать её вкусной. Наверное.
— Эй, ты… — Мабья в очередной раз окликает и морщится. Спрашивает явно не то, что собиралась: — Что, у тебя совсем никакого имени нет?
— Совсем.
— А если я какое-нибудь придумаю?
Не-Дайно задумчиво вертит в руках тряпку.
Раньше люди не придумывали имя, а давали то, которое само приходило откуда-нибудь из памяти.
— Не знаю. Может, это тоже будет считаться, и я снова стану брать твою силу. — Не-Дайно неуверенно трёт высокую полку, до которой Мабья не достаёт.
Она опять негромко выдаёт что-то закрученное.
— Тогда буду звать тебя гостем, — решает наконец. — По-дурацки, когда вообще никак не назвать. Что, так
