Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Евгения Штольц
— Как здоровье твоей матушки? Как она перенесла эту зиму?
Старуха украдкой посмотрела на возмужавшего Уильяма, его открытое красивое лицо, умное высокое чело и честные глаза. «Эх, повезет же какой-нибудь девице с таким мужем», — подумалось ей.
— Плохо, бабушка, плохо. Эту зиму она перенесла очень тяжело: шла кровь из носа, по ночам просыпалась и не могла дышать. Я переживаю за нее. Боюсь, с каждым годом ей все сложнее переносить болезнь. Весной становится лучше, вот сейчас она почти не кашляет… Но только летом и осенью обычно чувствует себя здоровой. — Уилл грустно посмотрел на лежащие на столе травы и, переведя дыхание, продолжил: — Когда мне было семнадцать, матушка чувствовала себя чуть хуже только зимой да время от времени покашливала. В мои двадцать она уже встречала зиму сильным кашлем, ее то лихорадило, то знобило. Потом вы стали давать травы — и ее вроде отпустило в один год… Но вот сейчас, спустя еще три года, она стала кашлять кровью и говорит, что болит в груди, часто задыхается. Что же будет дальше, бабушка?
Удда с сочувствием посмотрела на него и погладила по плечу, потому что выше, увы, рука у нее уже не поднималась, да и Уильям сильно подрос.
— Мальчик мой, мы не вечны… Рано или поздно все к Ямесу уходим. Меня вот он чего-то не забирает. Все жду и жду, и так каждую зиму. А весной, как потеплеет, вроде и жить снова хочется! Твоя матушка — умница, смогла вырастить двух сыновей после ужасной смерти мужа и потери дитя под сердцем. — У старухи вдруг заблестели от слез глаза, и она вытерла их грязным рукавом платья. — Уильям, ты бы лучше о своем счастье подумал! Ты молод, читать умеешь, у тебя все впереди, а прозябаешь в деревне.
— Как же вы так можете говорить?
— А вот могу! Послушай мудрую бабку!
— Малик же не справится один…
— Справится, справится. Этому лентяю удобно, что ты рядом. Еще и заботы о пропитании своей жены на тебя повесил. Ишь, хорошо устроился! А, поди, если ты сам захочешь невесту завести, так откажут!
Удда нахмурилась. Сердце ее терзалось из-за того, что Уильям отдавал свою молодость, чтобы поддерживать больную мать и грубого брата. Да, жертвовать собой ради матери — благородный поступок. Но ради старшего братца, этого толстого хама, который при любой возможности оскорблял его и дома, и в кругу своих знакомых?.. Удда поняла, что сболтнула лишнего, и в попытке сгладить остроту своих слов она посмотрела на опечаленного Уильяма и сказала:
— Не слушай старую Удду, не слушай. Будем молиться, чтобы твоей матушке стало лучше… Тогда и ты сможешь заняться своей жизнью, мальчик мой!
Они попрощались. А когда провисшая дверь со скрипом закрылась за гостем, Удда тут же прильнула подслеповатым глазом к щели между ставнями и стала подглядывать. Наблюдая за парнем, она качала головой и горько вздыхала, всхлипывая.
— Ох, Нанетта… И сама себя мучишь, и детям покоя не даешь. Какой же долгожданной иногда бывает смерть!
Уилл уходил от дома травницы с тяжелыми мыслями. Он догадывался, что старуха Удда точно знает, как протекает и что делает матушкина болезнь. Догадывался и о том, что жить его матери осталось недолго, от силы год или два.
Чтобы отвлечься, он рассеянно перевесил связку книг на другое плечо и стал думать, кому вообще он может продать их. Да и найдется ли покупатель? В связке лежали всего три книги, которые были ему уже неинтересны: зачитанный до дыр сборник стихов «Соловьи, том второй», «Налоги» и «История северного графства Офурт с 100 по 200 год».
Дома остались лежать «Сказки и легенды Севера», генеалогическое древо королевства Гаиврар «Покровители Севера» и самая сложная, но и самая притягательная для Уилла «Алхимия». Эта истрепанная книжица попала в его руки благодаря случаю. Старый учитель как-то поведал, что ее привез издалека его отец, служитель Фарриа из Влесбурга, для обучения своего сына. Но алхимия сына не заинтересовала, поэтому книга так и осталась пылиться в хозяйственной пристройке, гордо называемой библиотекой. Годами она лежала там, никому не нужная, никому не интересная, потому что и прислуга, и жители, не умеющие читать, считали, что это обыкновенный молитвенник. И только позже она попала в руки к любознательному и пытливому Уиллу.
Несмотря на то что Уилл научился читать еще в детстве, «Алхимия» долгое время оставалась для него непостижимой. Рука писаря, может быть того самого Фарриа, часто делала в книге сокращения, а сам текст состоял из слов, которые Уильям попросту не понимал. Практически каждый вечер он пытался разобраться в ней, делал заметки угольком, стараясь понять логику написанного. Со временем тайны книги стали раскрываться перед ним, и он начал понимать, что имел в виду автор в своих строках, символах и хитрых формулах. Да, Уилл еще не все расшифровал, оставалось много над чем подумать, но это и притягивало его молодой и пытливый разум. Ему казалось, что когда-нибудь он обязательно достигнет успеха и тайны «Алхимии» покорятся ему.
Большинство рецептов и формул из «Алхимии» были слишком заумны, а перечисленных в них ингредиентов Уилл ни разу в жизни не видел и подозревал, что не увидит. Но он сумел отыскать в книге парочку довольно простых рецептов и теперь раздумывал над их воплощением.
— А по сторонам посмотреть не хочешь? — неожиданно раздался насмешливый голосок за спиной.
Уилл обернулся. Перед ним стояла Линайя, его любимая Лина! Она хитро улыбалась, а в ее голубых глазах плясали озорные огоньки. Тут же дурные мысли о болезни матушки на время отступили, и он смог улыбнуться. Тяжело оставаться мрачным, когда перед тобой стоит такой очаровательный, смеющийся чертенок.
— Давно идешь за мной?
— С самой ярмарки. Не зря о тебе говорят, что с Ямесом любишь поболтать. — Она хихикнула и подошла ближе. — Ты надолго в городе?
— Как получится, но нужно успеть вернуться домой до заката. Сама знаешь почему.
Он заметил, что девушка держит руки за спиной.
На Лине было голубое платье, зашнурованное спереди тонкой черной тесьмой, его широкие рукава заканчивались чуть ниже локтя. На тоненьком запястье тускло блестел серебряный браслет. Свои длинные черные как смоль волосы Линайя собрала в несколько кос, а после переплела между собой. Ее нельзя было назвать писаной красавицей, однако было в ней что-то такое, отчего многие сходили с ума.
— А что у тебя в руках? — прищурившись, Уилл попытался
