Аномалия Шарли (ЛП) - Форд Ша

Когда лаборанты заперли меня в комнате, я почти целый час провела привязанной к своей кровати. Я била кулаками по металлическому каркасу и кричала, чтобы кто-нибудь подслушал.

Наконец-то кто-то это сделал.

— Ты хочешь его увидеть, Шарлиз? Хочешь увидеть Ральфа? — крикнул Говард с другой стороны двери. — Потому что я отведу тебя туда прямо сейчас. Я позволю тебе посмотреть ему прямо в его мертвые, высохшие глаза. Но сначала ты должна успокоиться.

Когда я согласилась вести себя прилично, вошел Говард. Он схватил меня за руку и потащил в другое крыло Лаборатории — его я никогда раньше не видела. Я была почти уверена, что мне не место в этом крыле. Я помнила довольно много протоколов техников о том, что субъекты не допускались в Крыло Д.

Я не помнила, что Говард им сказал. На самом деле я мало что помнила, потому что то, что произошло дальше, заняло весь блок моего сознания…

Как выпуклый, ужасный штамп.

— Теперь ты мне веришь, а?

Говард провел меня в изгиб частного зала. Дальняя стена была полностью сделана из стекла, что позволяло хорошо видеть комнату за ней.

Она была белой и стерильной, как и вся лаборатория. Но пол слегка прогибался, а не был ровным. В центре комнаты стояла длинная стальная скамья, привинченная к бетону. Под этой скамьей было устье открытого водостока. Над ним виднелась путаница роботизированных рук с блестящими хромированными инструментами на концах.

А на столе, голый и распластанный, как сбитый на дороге, лежал…

— Ральф? — я задыхалась.

Тело на столе было похоже на тело Ральфа: маленькое и худое, сбоку на лице была красная отметина. Но глаза были не такими. Тело лежало на животе, повернув голову к стеклянной стене. Я смотрела в эти глаза и пыталась понять, почему они выглядят не так, как должны, почему в них нет света, почему прекрасная зелень морской пены высохла в приглушенно-голубое пятно.

— Он мертв уже какое-то время, — отрезал Говард, когда я спросила. — Вот что происходит с людьми, когда они умирают: вся жизнь покидает их, и остается лишь гниющая мясистая оболочка.

Это чувство закипело во мне тогда — что-то среднее между тошнотой и печалью. Я больше не могла смотреть на тело Ральфа. Он ушел. Мне было ясно, что он ушел. Но оболочка, которую он оставил после себя, была такой мирной и знакомой… Я не могла видеть, как она вот так вот портится.

Голая, холодная и одинокая.

Когда я попыталась отвернуться, Говард схватил меня за волосы.

— О нет, Шарлиз. Ты сказала, что хочешь это увидеть. Так что ты это увидишь, — он ткнул меня лицом в стекло. — Ты все это увидишь.

Звук моего удара лбом об окно, должно быть, напугал лаборанта. Когда он поднял глаза и увидел нас, он покачал головой.

Говард прижал меня одной рукой, а другой потянулся к интеркому.

— Все в порядке — особые обстоятельства. Просто продолжайте эту процедуру.

Техник какое-то время смотрел на Говарда, пока тот прорабатывал протокол. Затем, кивнув, направился к пульту управления.

— Смотри на это, Шарлиз. Не закрывай глаза — ты увидишь каждую секунду.

Я не хотела. Когда роботизированные руки проснулись и начали тянуться в сторону Ральфа, мне больше всего хотелось закрыть глаза и отвернуться.

Но я не могла.

Одна рука высвободилась из путаницы. На конце свисало что-то похожее на металлическую паутину. Паутина напряглась и сильно сжала переднюю часть лица Ральфа — так сильно, что проткнула кожу на его щеках. Она оставляла дыры, куда бы ни впивалась. Дыры с черными ртами и разодранными розовыми губами. Рука слегка приподняла его голову над столом, согнув шею неестественно.

Еще одна рука опустилась. Закругленное лезвие яростно вращалось на конце, превращая сотни зазубренных концов в размытое пятно. Рука нырнула за голову Ральфа. Я ничего не слышала через стекло, но поняла, как только лезвие коснулось его черепа.

Куски кожи и брызги черной слизи расплескались по стене. Она залила руку и окрасила ее хром брызгами. Тело Ральфа дрожало от силы резьбы. Его конечности болтались, как рукава пустого костюма.

Как только лезвие закончило, его место заняла третья рука с наконечником в виде лопаты. Она втиснулась в порез и повернулась, раскрыв его череп, как горловину мусорного мешка. Лицо Ральфа растянулось вместе с ним: кожа на глазах и зубах оттянулась в омерзительной ухмылке. Вдоль складки его носа разошлась линия. Рука разорвала его до глаза, и уголок кожи плюхнулся, обнажая под ним лужицу желтого жира.

Именно в этот момент я потеряла контроль над своим желудком.

Говард силой прижал меня к стеклу, пока я выплевывала свернувшуюся еду на окно. Половина брызнула мне в лицо, стекала по моему горлу в переднюю часть моего комбинезона. Я страдала все время, пока лопата копалась внутри черепа Ральфа. Каждый раз, когда я давилась, вырывался крик.

Слезы обожгли мне глаза, я едва могла видеть. Сквозь пелену шока и ужаса я смотрела, как лопата вычерпнула что-то серое из затылка Ральфа и положила это в прозрачный пластиковый пакет. Затем руки поднялись, то, что осталось от его лица, свисало лентами с черепа.

Говард заставил меня досмотреть до конца. Он держал меня там, пока руки швыряли тело Ральфа в печь, а острые синие клыки превратили его в горку пепла. Только когда от Ральфа ничего не осталось и ничего не осталось в моем желудке, он потащил меня в мою комнату, где я просидела в тишине и в промокшей от рвоты одежде до конца недели.

Я больше ничего не могла сделать. Ральфа больше не было — он умер, был разорван и стерт с лица земли. Я видела это своими глазами.

Я закончу остаток этого месяца, работая в Граните, а затем закончу учебу. Я буду первым Дефектом, окончившим образовательную программу Гранита. У меня будет работа в офисе и небольшой домик в Опале. В отделе планирования была моя заявка на участие в брачной лотерее — если я захочу ею воспользоваться.

И, может быть, я должна была.

Было бы неплохо выйти замуж. Было бы неплохо иметь кого-то, с кем можно поговорить, посмотреть футбол, того, кто ждет, когда я вернусь домой в конце дня. Даже если этот человек будет пустым, голубоглазым Нормалом, это было лучше, чем ничего…

Нет.

Нет, я не могла этого сделать. Я не могла так думать.

Я выживала здесь так долго, потому что у меня был план — у меня были мечты на будущее, у меня было то, что я хотела осуществить. Теперь все это ушло. Все решалось за меня. Я больше не мечтала.

Мысль о том, чтобы заменить все мои надежды планом Говарда, была невыносима.

Тем не менее, я встала с кровати и побрела вниз. На улице было ветрено. Над парковкой проносился сердитый южный ветер — я была уверена, что он принесет сильный ливень на остальной Даллас. Все, что получит Гранит, — это тепло и влажность.

Я не знала, в каком районе была сегодня — я даже не могла вспомнить, что было сегодня. Но, может, если я какое-то время поработаю, это меня успокоит. Все снова наладится. И, может, если я буду работать достаточно усердно и долго, я просто забуду…

Мой ботинок неуклюже покачнулся, когда я готовилась забраться на мусоровоз. Я наступила на что-то закопанное в гравии. Когда я подняла его, я увидела ключ ручного управления — ключ, который Ральф сделал для меня. Ключ, который я бросила несколько дней назад, потому что злилась на него.

Я злилась на него.

Сейчас это казалось таким смешным.

Я не могла поверить, что ключ все еще был цел. Ручка была немного погнута, наверное, из-за того, что по ней перекатился мусоровоз. Но шпильки были целы. Он казался тяжелее, чем я помнила. Даже после того, как я запихнула его в карман, я чувствовала вес ключа, натянувшего швы. Это беспокоило и вызывало ощущение зуда, до которого я не могла дотянуться.

— Не плачь сегодня, — сказала я себе. — Ральф не хотел бы, чтобы ты плакала. Он хотел бы, чтобы ты смирилась с этим и двигалась дальше.

Я вытащила фотографию океана. Мне она больше не требовалась. Если я сохраню ее, мне будет только грустно. Так что я взяла картинку большим и указательным пальцами и постепенно ослабила хватку, пока ветер, наконец, не вырвал ее из моей руки.