Печать мастера (СИ) - Ри Тайга

– А ну иди сюда! – мужик, выше и тяжелее его, рванул вперед с неожиданной резвостью, и, схватив его за ворот, потащил к себе. Коста вывернулся и укусил – со всей силы, куда достал, и в придачу вмазал кулаком. – Ах ты, гаденыш!

Их растащила мистрис, когда они уже вовсю извалялись в снегу.

– Живет он здесь, идиот! Живет! Во флигеле! – сурово шипела вдова. – Сказано вам было – сидеть в заднем, ни шагу за порог! Сказано?!

Коста грел руки о горячую чашку и изучал царапины на пальцах. Костяшки на одной руке сбиты в кровь. А пальцы – достояние каллиграфа, руки – кормят писаря, и вообще то единственное, что его кормит.

На племянника, заросший бородатый мужик походил слабо. Скорее на сбежавшего наемника, как и постоянно шмыгающая носом девица, которую представили, как “жену племянника”. Вместо того, чтобы броситься к мужу, когда они ввалились внутрь, она бросилась от них – прятаться. Жены так себя не ведут.

Но Коста – молчал и ждал. Потому что бородатый “племянник” поставил стул точно перед дверью, перегородив выход.

– Коста, мальчик… – со вздохом начала хозяйка.

– Да порешим его и дело с концом…

– Я вам порешу, – мистрис решительно загородила его собой и шагнула вперед. – Вылетишь отсюда раньше, чем звезды зажгутся…

Раньше, чем она закончила, Коста крутнулся на стуле, и рванул к дальнему столу, выхватив со стола бутыль с маслом, подбросил в воздух, стекло разбилось с грохотом, забрызгав полкухни… и метнулся к печи…

– Коста!!!

…в которой были отличные угли.

В этот раз к Наставнику Коста пошел сразу, как его выпустили, после третьей попытки без заиканий принести клятву о молчании.

Он – будет молчать, но кто сказал, что нельзя говорить без слов?

Руку мастеру под нос – со сбитыми костяшками он сунул сразу, и постучал ладонью по горлу – “не могу”.

– Малец?! Дрался?

Коста быстро очистил место на столе, сдвинув все в сторону, выхватил у мастера кисть и на чистом пергаменте тонкими штрихами начал набрасывать – вывеску пекарни, вид с улицы, след на полу, едва уловимые черты мужского лица, дородную вдову, след от шрама на запястье “племянника”, пустой чан на столе…

– Хватит, хватит, хватит, – кисть у него отобрали мягко и Коста понял, что дышит часто с присвистом. – Я понял… понял больше, чем ты думаешь…

Коста боднул головой, постучал ладонью по горлу, и потом впечатал кулак со сбитыми костяшками прямо в рисунок “мужика”. И хотя вдова дала ему “слово”, что мастера не тронут, если Коста принесет клятву и будет молчать – он не верил. Прошлый раз они опоздали, но могут успеть сейчас.

Они потеряли декаду, когда работали на “шестом”, и потом ещё молчали два дня на отдыхе. Только на третий день лед тронулся, и Коста показал Наставнику все, что успел зарисовать в лавке торговца, рассказал про ткани и мешки с солью.

Они ходили туда – почти сразу, но дом был пуст, на двери висел замок, а задний двор чисто выметен и убран. “Съехали” – так сказали соседи, “коли хотите снять лавку надо обращаться в мастерскую ниже по улице”. В мастерской тоже не знали ничего – торговец платил исправно, каждую декаду вперед. " Спугнули" – сплюнул тогда на снег Мастер и пообещал разобраться, но так и не разобрался декаду спустя.

Больше опаздывать Коста был не намерен.

В пекарню они шли вместе – сначала Наставник Хо, расслабленно разминающий пальцы, и за его спиной взъерошенный Коста.

– Иди к себе. Быстро, – властно скомандовала вдова дочери, увидев гостей на пороге. Девчонка бросила тесто и даже не отряхнув руки от муки, убежала. – Мальчик…

– Молчал, – мастер Хо в несколько широких шагов пересек кухню. – Всё сказали руки. Руки – достояние каллиграфа.

Вдова поджала губы, бросив взгляд на Косту и расправила плечи, опершись на стол.

Мастер Хо сделал пять шагов вправо – до одной стены, и потом восемь шагов влево – до другой стены. Потрогал пальцами котелки и сковородки – они зазвенели, зачем то заглянул в чан с водой и жадно глотнул из ковша. Вытер усы, шагнул в столу, и разом высыпал полмешка муки на стол.

Мистрис замерла, замер и Коста, наблюдая, как мастер одним движением сметает лишнюю белую рисовую пыль на пол, откидывает рукав и начинает… рисовать.

Штрих был литым, изящным и цельным, как будто рукой мастера руководила такая же сила, какая отправляет стрелу в полет.

Полукруг.

Коста моргнул дважды – изучая рисунок. Мастер нарисовал простой полукруг.

Вдова чуть осела, выправилась и решительным шагом обошла стол, завернула рукав и… продолжила линию, замкнув круг.

Настолько великолепным и четким был росчерк мастера, настолько дрожащей и неровной – линия мистрис.

Мастер смел муку со стола единым движением, стирая рисунок, и Коста фыркнул, пытаясь не чихнуть.

– Во имя света второго Исхода, сестра, – грустно произнес Наставник Хо.

– Во имя света второго Исхода, – побелевшими губами повторила мистрис, и уже тверже бросила, оборачиваясь на заднюю дверь. – Выходите. Свои.

А той же ночью за ними пришли.

Глава 6. Слово Блау

К ним постучали этой же ночью. Точнее, почти вышибли дверь во флигель, снеся защелку и ввалились в дом.

Разъяренный сир Блау и две тройки клановой охраны, пропахшие морозом, лошадьми и плетениями. Коста спустился, подпоясывая на ходу халат, когда Наставник уже встретил нежданных гостей внизу – совершенно расслабленный, в одних нижних штанах, с голой грудью, не посчитав нужным даже накинуть верхнее. Распущенные седые волосы доходили до талии, но шрамы на спине мастера – белесые перекрестья линий от кнута, которые Коста помнил даже с закрытыми глазами, были видны отчетливо.

– С каких пор, Вэйлиент, ты ловишь беглецов сам? Первых наследников клана теперь отправляют на поимку…

– С тех пор, как род обвиняют в том, что они укрывают беглых, – прорычал сир Блау в ответ. – Обвиняют в помощи чужим рабам, укрывательстве, покушении на чужую собственность, почти воровстве!

Наставник Хо присвистнул, перебросил волосы на одно плечо и плавно, подняв руки вверх специально для охраны – никаких плетений, почти протанцевал к огню. Выбрал пару поленьев, неспешно изучил на наличие сучков и подбросил в камин. Пламя вспыхнуло, окрасив шрамы на спине Наставника в алый.

– Свободный выкрал рабыню клана Хей…Они уже подали резолюцию в совет предела, что каждому, кто укрывает их собственность будет обвинен в воровстве и они настаивают на праве объявить кровную месть, – глухо прорычал сир Блау, глядя исподлобья.

– Как давно я не был в пределе, Вэй… Если за беглую теперь могут объявить кровную, – Мастер расслабленно потянулся и… зевнул.

– Потому что рабы бегут, вассалы ищу способ нарушить клятвы и исходники, – последнее слово сир просто протяжно прошипел, – помогают им. Беглых видели в этой части города.

– Город большой, Вэйлиент…

– Ты взялся за старое? – перебил его сир Блау так резко, что Коста вздрогнул. – Не успел перебраться за Хребет и снова? Ты давал слово десять зим назад!

– И держу его! – Наставник вытянул вперед руку. – Я больше не финансирую Храм Исхода, – яркая вспышка силы осветила комнату.

– Двое беглых из клана Хей, сбежали сегодня, их видели недалеко от лавки на этой улице, – повторил сир БЛау.

– Клянусь, я никого не впускал в дом! – вспышка силы снова лизнула руку Наставника. – Ученик!

– Клянусь, никого не впускал в дом! – тихо, но твердо повторил Коста. Сила тускло вспыхнула на кончиках пальцев.

– Ты не сказал, что не видел беглых, Хо! И кто-то внес залог за жреца-исходника декаду назад, и эта серая тварь растворилась в снегах! А город назначил почти пять фениксов!

– Ты обвиняешь меня, Вэйлиент? – Наставник выпрямился во весь рост. – Я десять зим жил на побережье, как по твоему я бы поддерживал связи и… помогал? – произнес он желчно. – Переправлял фениксы Вестниками? Я дал слово и держу его, я не пью уже восемь декад, честно выполняю работу и никуда не выходил последние дни, – закончил мастер презрительно. – Ни я, ни ученик. Мы закончили карту восьмого, – Наставник махнул рукой в угол, где рядом со столом в корзине стояли свернутые в трубочку пергаменты, – полностью! И…