Ведьмина дорога (СИ) - Феверс Анита

Похоже, этот парень вспыхивает легко, словно сухая щепка, но и успокаивается столь же быстро. Утром он смотрел на меня волком, в обед пришел с гостинцами, наступил вечер – и вот мы уже чаевничаем, будто друзья какие. Я наблюдала за Совием, спрятавшись за кружкой, и размышляла, спросить или нет. Нарушать хрупкое перемирие не хотелось. Но я не знала, сколько оно продлится, а вопрос давил, мешая спокойно наслаждаться заслуженным отдыхом.

- Почему ты хотел, чтобы я ушла?

Совий взял очередной пирожок. Но откусывать не стал, покрутил его в руках и буркнул:

- Будь ты обычной знахаркой, я бы первым попросил тебя остаться. Приречью и правда очень туго без лекаря. Сколько раз посылали гонцов к князю, да только ответ один: в иных местах нечисти не меньше, людей не хватает, помощь не придет. Навья отрыжка! – Совий бросил печево обратно на стол и откинулся назад, запустив обе руки в волосы. Они тут же встали дыбом, и мне привиделось, что голова сына кузнеца охвачена пламенем.

- И тут ты – рагана. Почему, ну почему именно рагана? Кто угодно, хоть жрица Сауле, подошел бы больше! Но судьба привела тебя, – Совий закрыл глаза, как будто не хотел встречаться со мной взглядом. Я прикусила губу. Снова поймала камень в огород, которого и не сажала, и свести не могла. Скоро таких обломков хватит, чтобы построить склеп, в котором я себя и похороню.

- Пан Бур и пан Артемий иначе думают, –  тихо откликнулась я.

- Верно. Они меня слушать не стали. Поэтому ты все-таки здесь.

- Какая жалость, – внезапно разозлилась я. – Да, я здесь. Уж прости, что нарушила твой покой. А еще знаешь что? Никуда я по весне не пойду. Мне тут нравится. И дом, и люди – чудные, добрые люди – и лес, и река, все здесь как для меня поставлено. Так что решено – остаюсь!

Я вскинула подбородок, прищурив глаза. Внутри натянулась тетива, грозящая вот-вот лопнуть. Посмотрим, что теперь он скажет!

Лис усмехнулся – едва-едва, горько изогнув уголки губ, – залпом допил чай и поднялся. Окинул меня взглядом с головы до ног и развернулся на выход. Злость и разочарование натянули струну внутри еще сильнее.

- Эй, Лис. Ты зачем приходил вообще?

Совий молчал, и я уж думала, что он так и уйдет не ответив. Но я ошибалась.

- Хотел убедиться, что Анжей не натворил глупостей. Нам ведь и впрямь нужна целительница, а другой не предвидится.

И струна внутри вдруг ослабла.

Я смотрела в окно, как Лис быстрым тихим шагом идет к калитке. Знающими ловкими движениями расправляется с заедающим засовом. Чуть приподнимает просевшую дверь. Качает головой и бурчит что-то под нос – из дома, конечно, не слышно, но я видела, как двигались его губы – и, наконец, закрывает за собой калитку, явно решив, когда вернется ее чинить. На душе было тоскливо, но от дома, насытившегося огнем, шло ровное успокаивающе тепло, и постепенно грусть отступала.

Если б печное пламя было котом, уверена, оно бы сейчас сидело на крыльце, ожидая, не вернется ли Совий почесать его за ухом.

Допив чай, я встряхнулась и засучила рукава. Уборка – самое надежное средство отвлечься от ненужных мыслей.

* * *

На следующее утро, позавтракав оставшимся печевом, умывшись и наскоро переплетя косу, я подумала, что хорошо бы и во второй дом наведаться. Ведь на долгие месяцы моим святилищем, местом для проведения обрядов, неисчерпаемой кладовой и просто добрым другом будет он – лес.

Сплошная стена дождя накануне не дала толком рассмотреть, каков именно здешний лес, и меня снедало любопытство. Одевшись потеплее, я освободила место в любимой сумке на случай, если новый друг сразу поделится своими дарами, и отправилась знакомиться. Конечно же, не забыв прихватить угощение для лесных духов.

Помимо навьих тварей, в нашем Беловодье жили и иные существа. У них был свой уклад и законы; они не стремились пробраться в города людей, а люди – чудные существа, привыкающие ко всему – и здесь умудрялись находить выгоду, подкупая соседей и получая взамен целебные травы, сведения о тайных тропках, а некоторые счастливчики – и отметки о старых, поросших мхом кладах. Впрочем, нечисть она нечисть и есть – вместе с дарами нечистики нередко подбрасывали людям неприятности, от безобидных шутих и лошадиных «яблок» до цепких, не смертельных, но приставучих и неприятных заговоров на болезни и неудачу.

Сторож на воротах, видно, был предупрежден о моем появлении. Волосы я предусмотрительно спрятала под платок. В который раз пожалела, что они не красятся, даже «неправильными» настойками знахаря Игнотия, но выбора не было – пришлось мотать на голове мало-мальски пристойное сооружение, подсмотренное на базаре у одной купчихи. Поэтому незнакомый мужчина только кивнул мне и напомнил, что на закате ворота закроются. Придется до утра куковать под забором. Я поблагодарила его за бдительность и выскользнула за пределы деревни.

На мгновение от страха закружилась голова. Мне вдруг почудилось, что на самом деле меня не приняли в Приречье, и я стою на тракте без коня, денег и хоть какого-то понимания, как быть дальше. Но наваждение схлынуло, оставив в напоминание только заледеневшие пальцы, и я перевела дух. Все правда, Ясмена. Хоть и временно, но ты нашла себе дом.

Тропинка, узенькая, но вытоптанная на славу, ложилась под ноги золотистой ленточкой. Она то ныряла в полегшую траву, то резво бежала по глинистому склону, в одном месте пересекала неширокий ручей и наконец ныряла в сонную дымку под голыми черными ветвями.

Вместе с лесом отправлялись спать и волшебные существа. Но я все равно оставляла на опушках, в корнях обережных деревьев и на широких плоских камнях угощение – хоть и листопад на дворе, но все же осень еще не настолько глубока, чтобы не нашлось ни одного бодрствующего листина или собирающего последние припасы бардзука. Несколько раз оглядывалась и довольно улыбалась, видя, что угощение исчезло. Однажды увидела оставленный взамен пучок трав, похожий на тот, что я нашла в ночь, когда лечила Пирожка.

Ничьи злые глаза мне в спину не смотрели, и домой я вернулась спокойная и отдохнувшая, невзирая на гудящие, отвыкшие долго бродить по холмам ноги. Я была права – с этим лесом и всеми его жителями мне точно удастся подружиться.

Глава 8. Дары и проклятия

Прошел месяц с того дня, как мы с Пирожком добрались до Приречья.

Погода устала рыдать, словно опытная плакальщица над гробом усопшего, и надулась темными клубами туч. То и дело облака не выдерживали ее холодного нрава, лопались, а из разрывов сыпался мелкий снежок. Любимый потрепанный плащ от стылости уже не спасал, и я порадовалась, что во время побега все же успела прихватить теплую куртку. Вот только жалко, что старую.

Мне очень нравился ворот, расшитый клевером, и я все собиралась его отпороть, да и работы в последнее время навалилось через край. И в день, когда я спешно убиралась прочь из Полесья, именно прежняя куртка подвернулась под руку. Новая же, купленная аккурат к холодам, так и осталась лежать в сундуке под окном. Вот кому-то повезет...

Я скривилась и хлюпнула носом. Жалко было потраченных денег, но еще жальче становилось при мысли, что кто-то будет носить мою вещь. Мою! Ту, что я так долго выбирала и ходила вокруг, облизываясь, как лиса на курятник. Копила деньги, брала лишние заказы на снадобья, хотя и так была увешана ими по самую макушку. И все зря.

Злость и негодование я сорвала на сухих ветках волчьих бобов, неряшливо раскинувших резные листья далеко за пределы отведенного им кусочка огорода. До чего ж упрямая трава... Пускай вытяжка из его стеблей и цветов помогает выводить гной из ран и предотвращать заражение, но уж больно он настырный. Посадишь один куст и не успеешь оглянуться, как тот превратится в десяток, а то и два. Да еще и упрямится, когда пытаешься вытащить его из земли: цепляется острыми корешками, впивается, словно скрюченными пальцами, уходит на глубину, будто животина какая. Порой быстрее вилы сломаются, чем доберешься до переплетения корней.