Опасный вкус (СИ) - Мэйз Евгения

- Просто забираете? - У Рафа не осталось сил ни на притворство, ни на сарказм. - И ничего больше?

- Ничего!

Роб лжет и не собирается признаваться в правде, но рот открывается против воли и выдает:

- Было всякое. Первые три месяца вообще не совались на большую землю. Одни мужики, наши жены и подружки погибли, сам понимаешь. К нам заплывали несколько. Но они живы и не жалуются.

Раф не может сдержаться. Конечно он понимает! “Добрый парень” ударяется лицом о приборную доску.

- Я спросил, что будет “иначе”, а не если она согласится?

Он терпеливо ждет, когда парень перестанет брыкаться, отплюется от крови и мысленно отругает себя за несдержанность. Им на этой машине обратно возвращаться, а она уже вся в крови, соплях, слюнях, зубах и жировой ткани, что так и сыпется из этого парня. Не думал Раф, что так бывает, но видимо он перестарался и с рукой, и с кровью, и с силой удара.

- Ему нравятся такие! Чтобы сопротивлялись и как можно дольше. Он извращенец и комната у него со всякими штуками есть. Он их уламывает. Телкам проще потерпеть немного, чем изображать из себя Зену - королеву воинов.

Раф только приподнимает бровь в ответ. Он удивлен. Это какой-то новый вид извращения или он просто еще не знает о таком?

- Комната со всякими штуками...

Рафа передергивает от омерзения. Он вытаскивает хлюпающего кровью и соплями парня наружу, а сам идет обратно к машине

- Да. Он собак раньше тренировал. Доги сдохли, а клетки и ошейники остались.

Рафу очень интересно: какой вариант выбрала Алекс?

- И все?

Раф бросает его в снег, на промерзшую землю.

- Да, это все! Когда я стану таким?! Я рассказал тебе все! И ничего не скрывал!..

Никогда. Миру достаточно равнодушных существ, не хватало только, чтобы они становились бессмертными.

- Ты мне больше не нужен. Спи.

Роб моргает, открывает рот, чтобы закричать. Он докричится, хоть кто-то, но все же услышит его. Он хочет жить! Даже с одной рукой можно жить!

- По… - крик застывает в горле.

Свет прожекторов едва достает до человека, что всего чуть-чуть не добрался до места, которое считал домом. Роберт Уильямс Джонс лежит в снегу, уставившись в темноту ночного неба. Открытые глаза, их расширившийся темный зрачок отражает миллиарды звезд, но они уже не видят их.

**Глава 9**

Раф бежит к воротам, не оборачиваясь. Нет нужды убеждаться в том, что этот человек, чьего имени он так и не узнал, мертв. Он умер бы еще на берегу, если бы только Раф ни приказал ему не делать этого.

Человеческий организм - удивительный механизм, а мозг - так и вовсе вершина мысли. Люди и в самом деле способны на многое, другое дело, что некому вложить в них верные помыслы.

Бог, если он действительно существует, покинул этот мир.

Что касается вампиров, что наделены даром внушения и очарования, так им все равно на людей, они воспринимают их, как источник пищи и развлечений, не более.

Истина в том, что вампиры тоже когда-то были людьми со своим набором самых обыкновенных человеческих качеств, таких как зависть, мелочность, трусость и неуверенность в себе.

И жадность.

Наверное это чувство основополагающее в их нежелании помогать людям. Они прекрасно понимают, что в их простой жизни не было бы такого всесильного покровителя. Они осознают, что их заслуги никогда не будут оценены по достоинству и не смогут они получить всемирную славу, не раскрыв себя при этом.

И презрение.

Некоторые человеческие поступки, дела, мысли, тайные желания навсегда отталкивают от них этих сильных бессмертных и в тоже время далеко не святых существ.

Раф знает таких вампиров: равнодушных к человеческой судьбе и горю, некоторых из них он называет своими друзьями.

Раф готов согласиться с ними лишь в одном - мир сильно изменился, а вслед за ним это сделали и люди. Нет, они не стали более трусливыми, подлыми, злыми, жадными и бессердечными. Их просто стало больше. Зло приумножило себя.

И пороки.

Они перестали существовать, превратившись в норму жизни, свято хранимую и уважаемую черту отдельного человека, которую он ни в коем случае не должен был стесняться.

Раф перепрыгивает через ворота, тут же приземляясь на ноги.

Периметр не охраняют: вышки - пусты, не видно вооруженных людей, не слышно собак. Кого бояться хозяевам острова, что справились с самой главной напастью?

Его. Как бы пафосно и великолепно это ни звучало.

Он так зол на себя и на них, а еще на Лиз с ее капризами и... на Алекс.

Да-да-да! Именно на нее.

У него ведь было предчувствие еще утром, что что-то с этим днем обязательно да будет не так! Ей же понадобился компромисс, но не все и всегда можно решить миром.

Она не поссорилась с Лиз, не выслушала кучу претензий от подростка, не осталась виноватой.

Они получили отсрочку, но буря зашла с другой стороны.

“Скажи, чего ты не умеешь или делаешь очень и очень плохо?”

Он не признается себе и кому-либо еще, что девушка умудрилась влезть и плотно обосноваться в его мыслях. Раф злится на себя и на тех уродов, что выкрали у него женщину.

“Алекс! Умоляю тебя, не сдавайся!”

Он на мгновение прикрывает глаза, ведет носом и...

Раф чуть было не выругался вслух. Он потратил время впустую! Спрашивал парня о чем угодно, но не о том как выглядит колония изнутри.

Он может уловить нотки ее аромата, но этого не нужно, Раф и так знает, что Алекс где-то неподалеку.

Узнать больше, увы, уже невозможно. Слишком много времени и людей прошло здесь, чересчур часто здесь был Эвр[1], смешавший все и вся, оставивший после себя заметный запах нагретого песка и холодного океана.

Раф идет вперед, проходит мимо сарайчиков, пахнущих свежим деревом, клеем, лаком, углем, псиной, холодом и гнилой травой; между одноэтажными коттеджами и внушительными домами на колесах. В некоторых из них горит свет, чувствуются звуки приготавливаемой еды - пахнет горячими томатами, рыбой и теплым хлебом; слышатся разговоры людей чаще громкие, не терпящие возражений голоса мужчин, реже - тихие, принадлежащие женщинам и, что удивительно, детям.

Они и в самом деле решили основать здесь новую цивилизацию. Как и полагается во главе нового царства стоит безумный правитель, пресыщенный удовольствиями или не имеющий возможности познать их.

“Я это исправлю. Он станет радоваться тому, что просто дышит.”

Возникает ощущение, что постройки ютятся, жмутся к друг другу, теснятся к краю, как будто перед ними находится что-то большое и монументальное, но реальность показывает другую картинку - глубокая яма, накрытая огромной сеткой. Поверх нее стоит с десяток мужчин, от них валит пар и дым от сигарет. На противоположной стороне ямы - “терем”, на самом деле просто двухэтажный дом в колониальном стиле, с просторным балконом, нависающий точь-в-точь над ямой.

- Двадцатка! По доллару на каждую минуту.

- Даю  не больше четырех. Они порвут его на части.

- Брось ему еще батареек, увеличим его шансы на выживание!

Раф, не таясь, подходит ближе. Мужчины не замечают его, не слышат приближения. Вампир смотрит вниз: знакомая куртка, не менее знакомый затылок, Паоло пытается дотянуться до брошенных ему батареек, то и дело одергивая руку, сжимаясь в комок от тянущихся к нему лап существ, что стараются расшатать клетку.

Их терпение заканчивается. Им наконец удается это, поднять тяжелую клеть. Она гремит, раскачиваемая из стороны в сторону. Раздается смех, подначивания и улюлюканье.

- Надо поднять решетку!

- Я пас! Пусть Кейси поднимает.

- Да, он сегодня не в себе, Бэна пристрелил.

Относительную тишину ночи прорезает крик и кучка уродов, делающих ставки на жизнь ребенка, точнее на то сколько он продержится так, тут же затыкается и даже делает шаг назад.

Раф видит, а еще хуже чувствует объявшее их чувство страха: мерзкое, трусливое, дурно пахнущее, так же как существа внизу ямы.