Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 1
— Марголет — женщина. Что еще?
— О том, когда подойдут регулярные войска.
— Какие слухи?
— Никто ничего толком не знает.
— Отлично.
— Почему? — вяло поинтересовался собеседник.
— У арлекинов кругом свои глаза и уши. Мне сообщили: две группы удалось задержать и уничтожить. С третьей, которая шла через Сквозняк — не ясно. Туда чистюков пустили. А с ними заранее ничего не угадаешь. Если и до них дошли слухи, о приближающихся войсках, сами могли слинять, не выполнив, задания.
— А зачем мы вообще их ловим?
— Кого?
— Арлекинов.
— Слушай, я тебя предупреждал, чтобы ты лишнего не спрашивал?
— Ну.
— Надеюсь, ты язык не распускал?
— Нет.
— Смотри. Погоришь. Если на тебя падет хоть тень подозрения, я от тебя откажусь. И — предупреждаю — первый побегу доносить. У нас теперь только так. Иначе — Клир.
— А раньше?
— Раньше легче было. Правду сказать, раньше тут не служба была, а чистый мед. А бардак! Служи, где хочешь, как хочешь и с кем хочешь. Арлекины каждые пять лет на свои фесты собирались. Ну, подерутся по дороге, ну, гонки устроят, кто первым прибудет к герцогу. Никакого смертоубийства. Потом — месяц праздника. Все гуляли.
В голосе лейтенанта прорезались ностальгические нотки. Но собеседник свернул разговор на другое:
— Ты давно в гвардии?
— Лет тридцать. Тут что главное? Дисциплина. Приказ получил — выполни. Доложил, поощрение или нагоняй пережил — служи дальше. И чтобы никаких вопросов! При старом герцоге порядки, конечно, были другие. Мальчишек сирот собирали и отдельно учили. Гвардейцами становились с детства. Или кто в войске особо отличился.
— А сейчас?
— Сейчас, только по знакомству и личной рекомендации. Да еще подмасли всех. Но я тебе уже битый час толкую, вопросы не задавай. Мне — ладно. У кого, другого спросишь, враз тебя вычислят: кто ты, откуда, и как в гвардию проник. А заступиться некому будет, по тому, что и меня следом потянут.
— А если правду сказать?
— За нее как раз без головы и останешься. Ты думаешь, почему наши парни про оружейную смазку, да про Марголет тарахтят? Им, может, тоже охота об нового герцога языки почесать. Только они уже умные, а ты пока — круглый дурак. Если кто дознается, что ты моей двоюродной сестре не родной сын, а приемный — все загремим.
Снизу донеслось натужное сопение. Племянничек, похоже, собирался расплакаться. Совсем молодой, определил Эд. Ну и гвардия. Однако вооружены они очень даже серьезно, да и регулярные войска не за горами.
Дядька, цыкнув на племянника, продолжал:
— Раньше-то ясно все было, как на ладони. Теперь тайны кругом. Такие слухи ходят, что не знаешь, еще пожить, аль сразу помереть. Поговаривают, например, что восточные соседи собираются напасть на герцогство.
— Тогда почему мы на запад идем? — жалобно спросил племянник.
— На западе своя напасть: Камишер, — леший его потопчи, — вообще отделился.
— Как!?
— Каком кверху. Закрыли границы с той стороны, и все дела.
— А разве такое возможно?
— Взял я тебя на свою голову! Сидел бы ты в своей Таракановке, сапоги, как другие, тачал, нет — понесло, на белый свет посмотреть! В Камишер издревле через приграничные чащи перла всякая дрянь. Тамошние жители эту дрянь ловили, да на сторону продавали: то шкуру какую-нибудь необыкновенную, то клыки в три копья длинной, то чешуйки каждая с ладонь и светится радугой. За такую чешуйку при старом герцоге марку давали.
— А сейчас?
— А сейчас просто отнимут и тебя вместе с ней загребут. Новый герцог объявил всю добычу государственным достоянием. Поймал, стало быть, страховидлу — тащи ее в казну.
— А они отказались?
— Ага. Герцогского легата за то, что много орал, в ловушку вместо приманки посадили. От дурак-то! Нашел, кого стращать. Камишерцев! Легата, значит, зверям скормили, а границу замостили палочником.
— Это что?
— Палки живые. На вид — простой сучок, а как наступишь, он тебя за ногу хвать. За ним ползает улита — слизняк. Он на палочнике живет. Тот держит, а этот подползает, и ну добычу облизывать. До кости.
— Чур, меня, чур!
— Тебя кто учил чуром ругаться?
— Никто. В деревне так говорили.
— Забудь! Чуров только нелюди-алларии почитают. У нас, у людей, свой бог — Светонос, который нас из вековой темноты вывел.
— Куда?
— Отвяжись! Иди вон на луг, палкой помаши. А то уже косятся, пригрел, говорят, мальчишку. Вали, давай! Работай!
Парнишка убежал. А у Эда пятки зачесались. Но не потому, что торопился донести слухи до товарищей. За границей человеческого, да и собачьего слуха, на пределе его необыкновенного чутья появился новый фактор. Да такой — самое время драпать. Еще очень далеко отсюда, но уже практически рядом — это как посмотреть — двигалось огромное, неповоротливое всеядное чудовище: регулярная армия герцога Ария.
Чтобы не наделать глупостей, Эд расслабился, растекся по камню, на котором сидел. Иначе заскрипит зубами, начнет трястись. Он за собой такие вещи знал и давным-давно научился с ними справляться. Другое дело, что он-то сидел, а они-то надвигались. И, как очень скоро стало понятно — широченной дугой. От такой облавы не больно-то уйдешь. От нее, попросту — некуда бежать. Разве, в Камишер. Если и вправду придется спасаться в том направлении, одна надежда — Сашка. Пусть котяра по нехоженым тропкам ведет.
Да какая на него может быть надежда! — спохватился Эд. Лопух! Он же границу пересекал только в установленном порядке. Пятки зудились совершенно нестерпимо. А внизу лейтенант и не думал идти, смотреть, как там его воинство.
Оставалось, сидеть и ждать ночи. Хорошо бы напрочь отключиться, а то заорет.
* * *Дома его ждала убранная, светлая комната, к которой примыкал альков. За два, проведенных в университете года, Эд подзабыл, как оно прекрасно, побыть одному. Можно не напрягаться, можно позвонить и тебе все принесут. Не надо вскакивать в такую рань, что даже петухи еще спать не легли. Не надо трястись перед зачетом. Не трындит над ухом Ванька Пелинор. Не скребется у порога, мальчишка посыльный с запиской от очередной подружки. Последняя, кстати, была очень даже ничего. Эд сладко потянулся. Хотя это, наверное, не совсем нормально, если девушка раскрывает на ночь окно настежь, а потом орет под тобой благим матом. В первый раз он растерялся. Потом сообразил, так ее больше заводит. И что, что кошка? Зато горячая, гладкая и строптивая. К тому же все его фантазии выполняет даже не с полуслова, с единой мысли.
Ванька Пелинор весь извелся на стоны и жалобы. У него с девушками не ладилось. В кои-то веки закадрил кошечку, недели две бегал к Эду за советами, а однажды пришел злой и пожаловался, что она его выгнала.
Обласканный университетскими дамами, Эд снизошел к стонам Ваньки и начал расспрашивать. Выяснилось, друг не удовлетворяет ее в постели. А так пробовал? — добивался Эд. А эдак? А наоборот? Выходило, все известные формы и методы Ванька применил, но толку не добился.
— Что делать? — канючил приятель.
— Не заморочиваться. Может, и не ты вовсе виноват, а она. Ну, попалась холодная девка. Брось ее, заведи другую.
— Тебе легко говорить, — Ванька чуть не плакал. — А давай пойдем к ней вместе. Ты ее… того, тут и выяснится, в ней причина или во мне.
Н-да, к такому обороту дела Эд готов не был. Но ронять славу рода? Никогда! Если что, скажет: не понравилась, не готова, физиология там… придумает что-нибудь.
По дороге они заскочили "Под вязы". Друзей там не так давно начали принимать. Процедура зачисления молодняка в члены клуба состояла из грандиозной попойки, сопровождающейся битьем, валянием в грязи, чисто мужским крещением, которое Эд прошел легко, а Ванька в силу жуткой закомплексованности чуть не провалился.
В кабачке царило легкое оживление. Эд был нимало удивлен, узнав, чем оно вызвано. Оказывается, на следующей неделе университет собрался посетить его собственный старший брат.
Вот же козел! Чужие знают, а он, Эд, пребывает в полном неведении. Но успел состроить подходящую туманную мину. Прокатило.
Со злости он тогда хватил лишку. Да и Ваньке налил, чтобы зашатало — пусть расслабиться. Матерый медведь, а дрожит как осиновый листик.
Они уже собрались уходить, когда в кабачок ввалился старший Пелинор:
— О! Пацанва! Эдвард, я тебя второй день ищу. Тебе письмо. Наливай.
Эд быстро сложил в голове кусочки головоломки и презрительно выпятил губу:
— Ты бы его еще дольше таскал. Я еще вчера знал, что Марк приезжает.
Лицо у старшего Пелинора вытянулось, а Эд ногтем, как бы нехотя, поддел письмо и сунул себе за пазуху.
Голубиную почту в университете имели только ректор да старший Пелинор. Чтобы Влад не заподозрил галимого вранья, Эд, так уж и быть, налил по полной всем присутствующим. И — понеслось.