Диана Джонс - Сын менестреля
— А сейчас ты повторишь нам свою историю насчет того, что наши представления тебя не интересуют, так? Ну, можешь не трудиться. Я тебе не поверю. Я видела, как ты смотрел все представления, которые мы давали.
Киалан растерянно взглянул на каменное лицо Брид, а потом рассмеялся:
— Ладно. Не стану повторять. Но я все равно подожду вас на той стороне Нитдэйла. До встречи.
Он быстро зашагал к городу, засунув руки в карманы и насвистывая «Веселых холандцев».
— Он безнадежен! — заявила Брид.
Но оба ее брата слишком волновались, чтобы ей ответить.
7
На главной площади Нитдэйла всегда было людно. В центре ее был устроен красивый фонтан, а на трех сторонах находились таверны. Туда же выходили фасадами зерновая биржа и две гильдии, вокруг которых тоже всегда царило оживление. Четвертую сторону площади занимало хмурое серое здание тюрьмы. Когда повозка, которой правила Брид, въехала на площадь, там оказалось даже более многолюдно, чем помнилось ей и братьям. Когда Олоб терпеливо пробился к фонтану, выяснилась и причина оживления: утром здесь состоялось публично повешение. Виселица все еще оставалась на месте, перед тюрьмой, и повешенный тоже. Немало людей, сидевших перед тавернами, насмешливо приветствовали его, поднимая кружки.
При виде раскачивающейся фигуры Дагнер позеленел, Морил вцепился в квиддеру и судорожно сглотнул. Брид не удержалась, чтобы не свеситься с повозки и не спросить у оказавшегося поблизости мужчины, кем был повешенный.
— Дружок Вестника, — жизнерадостно сообщил он.
Брид выбрала для расспросов веселого усатого мужчину, который, похоже, насладился каждой минутой казни.
— Некоторые считают, что он и был Вестником, — добавил он. — Но наверняка уже никто не скажет. Он ни в чем не признался. Его взяли на прошлой неделе по приказу нового графа.
— О, так здесь новый граф? — тупо спросила Брид, пытаясь не смотреть на раскачивающееся тело.
— Еще бы, — ответил мужчина. — Старый граф умер больше месяца назад. Новый граф — его внук. У него настоящий нюх на Вестника и ему подобных, это точно. И удачи ему в этом!
— О да. Большой удачи, — поспешно откликнулась Брид, испугавшись ареста за непочтительность к новому правителю.
— Прекрати, Брид. И давайте начнем, — раздраженно сказал Дагнер.
Брид довольно фальшиво улыбнулась усатому собеседнику и закрепила вожжи, дав Олобу понять, что ему следует стоять на месте. А потом она задудела в пангорн, чтобы привлечь к себе внимание. Когда в их сторону повернулось достаточно много лиц, она встала и заговорила. Морил удивлялся тому, насколько спокойно держится сестра. Но в этом Брид походила на Кленнена. Внимание публики было ей необходимо как воздух.
— Дамы и господа! — объявила она. — Приглашаю вас подойти и послушать. Вы видите повозку, на которой я стою? Многим из вас она хорошо знакома. Если это так, то вам известно, что она принадлежит Кленнену-менестрелю. Вы видели, как она много лет проезжала через Нитдэйл, направляясь на Север. Большинство из вас знают Кленнена-менестреля…
Она уже успела заинтересовать слушателей. Морил услышал, как кто-то сказал:
— Это Кленнен-менестрель!
— Нет, не Кленнен, — возразил еще кто-то. — Кто эта хорошенькая девчушка?
— Тогда где же Кленнен? Это не Кленнен! — стали говорить другие.
И наконец один из самых любопытных громко спросил:
— Где Кленнен, девонька? Разве он не с тобой?
— Я вам расскажу, — ответила Брид. — Я все вам расскажу.
А потом она замолчала и просто стояла, прямая и заметная в своем вишневом платье. Морил видел, что она сдерживает слезы. Но он видел и то, что она ясно показывает толпе, какие усилия прилагает, чтобы не заплакать. Он изумился тому, как ей удается использовать настоящие чувства для того, чтобы придать зрелищности представлению. Самому ему так ни за что бы не сделать.
Брид молча стояла, пока любопытный ропот не стал громким, — но не затянула молчание настолько, чтобы любопытство угасло. Она сказала:
— Я вам скажу. Кленнена… моего отца… убили два дня назад.
Она снова замолчала, борясь со слезами и внимательно прислушиваясь к сочувственному гулу. Когда гул набрал силу, она снова заговорила, громко, но так спокойно, что Морилу и большинству присутствующих показалось, будто она говорит тихо. Они замолчали, внимая ее словам.
— Мы — дети Кленнена-менестреля: Брид, Морил и Дастгандлен Хандагнер. И мы делаем все, что в наших силах, чтобы продолжать выступления без него. Надеюсь, вы найдете время, чтобы нас послушать. Мы понимаем, что без Кленнена наше представление уже не будет прежним… но мы постараемся доставить вам удовольствие. Мы надеемся, что вы простите нам все наши недостатки, ради… ради памяти нашего отца.
За это ее наградили аплодисментами.
— Тогда клади свою шляпу, и мы вас послушаем! — крикнул кто-то.
Брид с мокрыми от слез щеками взяла шляпу, которую приготовила заранее, и бросила ее на землю. Несколько человек сразу же кинули монеты — из чистого сочувствия. Брид не могла не ощутить гордости. Она произвела немалое впечатление, ни разу не похваставшись — на самом деле она даже сделала противоположное, что, как она надеялась, должно было понравиться Дагнеру.
Хотя Дагнер слишком сильно нервничал, чтобы выказать одобрение, Брид поняла, что он не сердится, так как позволил ей говорить. Это означало дозволение ей самой решать, что именно они будут петь. И Брид постаралась расположить отрепетированные ими песни так, чтобы они произвели наибольшее впечатление. Она начала с песен, которые всем нравились.
У Морила на душе скребли кошки. Без низкого звучного голоса Кленнена их исполнение казалось ему жидким и непривычным, и им не хватало аккомпанемента Линайны на ручном органе. Морилу уже начало казаться, что им нечего предложить слушателям, кроме умелой игры на квиддере и пангорне.
Брид чувствовала примерно то же. Чтобы ободрить братьев, она объявила, что теперь они втроем сыграют «Семь маршей». Она была уверена в том, что эту вещь они могут исполнить хорошо. И оказалась права. Самым удачным был тот момент, когда Дагнер во время Четвертого марша неожиданно дал Брид сигнал играть тихо и на своей дискантовой квиддере сыграл в два раза быстрее мягкой теноровой партии квиддеры Морила. В этот момент братья переглянулись. Морил понимал, что никто из них не получает удовольствия от игры, но обоим уже отчаянно нужны были аплодисменты — и к тому же они с мрачным удовлетворением чувствовали, что демонстрируют подлинное мастерство. Они были вознаграждены громкими аплодисментами и дождиком монет, посыпавшихся в шляпу.
А потом они исполнили «Песню кукушки» Кленнена, которая всегда вызывала смех. После этого Брид, которая решила, что чем скорее Дагнер сделает свое дело, тем лучше, объявила, что теперь Дагнер споет несколько песен собственного сочинения.
Брид была рада, что сказала «несколько». Дагнер так нервничал, что сумел спеть всего три. А если бы она не сказала «несколько», то, возможно, он спел бы всего одну. Морил был разочарован, а Брид — раздосадована, и вообще это было обидно, потому что собравшимся понравились песни Дагнера. Особенно хорошо приняли «Цвет в голове». Брид почувствовала, что зрители сопереживают Дагнеру. Они решили, что он отважно идет по стонам отца, и хотели его ободрить. Но Дагнер стал совсем лиловым, начал дрожать и замолчал.
Брид сердито вышла на середину повозки и запела сама. Морил без подсказки пришел к ней на помощь, заиграв на квиддере, а Дагнер тем временем хватал ртом воздух в задней части повозки. Брид прекрасно справилась. Зрители всегда хорошо ее принимали. Она спела несколько баллад, хотя ей пришлось обойтись без баллады «Как был повешен Филли Рэй», которая удавалась ей лучше других. Но Брид не могла петь ее, когда позади толпы на виселице раскачивался труп. Успех ей принесла комическая песенка «Зов коров», которую она спела вместо «Филли Рэя». Брид эта песня всегда нравилась. Ее следовало начинать с трели, которой созывали все стадо, а потом коров звали по очереди, и с каждым куплетом добавляли по одной.
Рыжая корова, рыжая корова, породистая корова моего барона…Бурая корова, бурая корова, корова нашей соседки-матроны.
Брид пела, и, глядя на нее, никто бы не догадался, что она отчаянно пытается придумать, что еще можно было бы включить в их непривычно короткое представление, пока она не сорвала голос. На словах «старая корова, старая корова» к ней пришло озарение. Она закончила песню, и в шляпу посылались монетки.
— А теперь, дамы и господа, мой брат Морил споет четыре песни Осфамерона.
Морил судорожно сглотнул и возмущенно посмотрел на сестру. Он еще никогда не исполнял старые песни на публике. Но Брид взяла и объявила их, так что ему пришлось выйти в центр повозки, с трудом удерживая квиддеру в потных трясущихся руках. Еще ухудшило дело то, что в это мгновение он неожиданно встретился взглядом с Киаланом. Киалан стоял около фонтана, и вид у него был хладнокровный, внимательный и чуть критический. С того места, где стоял Морил, казалось, будто повешенный болтается над самой головой Киалана. Мальчик поспешно отвел глаза от них обоих и начал играть. Он был уверен, что исполнит песни отвратительно.
