Урсула Ле Гуин - Легенды Западного побережья (сборник)
На третий день рано утром мы увидели берег острова Айя. У входа в бухту жутко разило болотом, но разговор с капитаном судна оказал на меня решающее воздействие, и я в все же решила сойти на берег.
Капитан, на вид ему было лет шестьдесят, заверил меня, что на острове действительно есть бессмертные. Причем их бессмертие — качество не врожденное, а приобретенное в результате укуса одной мухи, которая здесь водится. Капитан считал, что муха является носителем какого-то редкого вируса, а бессмертие называл «заразой». «Вам стоит побеспокоиться о мерах безопасности, — сказал он, — хотя заражение происходит довольно редко. По-моему, там уже лет сто не было новых случаев заражения, может и больше. Но рисковать все же не следует».
Немного поразмыслив, я спросила, стараясь выражаться как можно более деликатно, хотя деликатности с помощью трансломата достигнуть крайне трудно, не было ли на острове таких людей, которые ХОТЕЛИ избежать смерти и приезжали на остров В НАДЕЖДЕ, что их укусит такая муха? Может быть, есть нечто такое, о чем мне ничего не известно, например, чересчур высокая цена, которую нужно заплатить за бессмертие, но которую я бы даже и за бессмертие платить не согласилась?
Капитан обдумал мой вопрос. Он вообще говорил очень неторопливо, спокойно, почти сурово. «Пожалуй, нечто подобное там есть, вы правы, — промолвил он наконец. И внимательно посмотрел на меня. — Впрочем, сами судите. Когда побываете там».
Больше он ничего прибавить не пожелал. Ничего не поделаешь: у капитана корабля есть такая привилегия.
Корабль входить в залив и причаливать не стал, а был встречен на дальнем рейде, за коралловой отмелью лодкой, которая и должна была отвезти желающих на берег. Впрочем, кроме меня, желающих не было; остальные пассажиры даже еще не встали. Никто, кроме капитана и двух-трех матросов, меня не провожал. Я была с головы до пят закутана в некую прочную прозрачную сетку, которую мне одолжили на корабле. Неуклюже ступая в своем новом «одеянии», я спустилась в лодку и помахала рукой на прощанье. Капитан кивнул мне в ответ. Один из матросов тоже помахал рукой. Отчего-то мне было страшно, и, что гораздо хуже, я совершенно не понимала, отчего мне так страшно.
Если сопоставить то, что я узнала в книге Постванда, с тем, что рассказал мне капитан, получалось, что цена бессмертия как раз и есть страшная болезнь удреба. Но свидетельств тому мне видеть не доводилось, и я буквально сгорала от любопытства. Если бы вирус, способный сделать человека бессмертным, был открыт в моей родной стране, на его изучение тут же ассигновали бы огромные средства; а если бы он оказался связан с опасными побочными явлениями, ученые непременно постарались бы так изменить его генетическую структуру, чтобы от всех этих явлений избавиться. О подобном открытии трещали бы все ведущие ток-шоу, весь ученый мир восхвалял бы его, и даже папа римский наверняка сказал бы что-нибудь в его честь, не говоря уж об остальных высших священниках. А крупнейшие бизнесмены уже решали бы вопрос не только о возможности продажи этого средства на рынке, но и о его регулярных поставках, в результате чего эти очень богатые люди стали бы еще богаче и еще сильнее отличались бы от нас с вами.
Интересно, думала я, почему же до сих пор об этом даже речи никогда не заходило? Видимо, обитателям мира Йенди бессмертие было настолько безразлично, что даже в их библиотеках почти невозможно обнаружить хоть какие-то материалы на этот счет.
Однако, по мере того как лодка подходила все ближе к берегу, я поняла, что по крайней мере в одном та противная тетка из бюро путешествий явно схитрила. Гостиницы на острове имелись. И даже два больших четырехэтажных отеля. Впрочем, выглядели они действительно не очень: какие-то заброшенные, покосившиеся, окна забиты досками или зияют пустыми глазницами.
Лодочник, застенчивый молодой человек довольно привлекательной наружности — я, правда, могла видеть его только сквозь прозрачную сетку, в которую он, как и я, был закутан с головы до ног, — сказал в мой трансломат: «Вам в охотничий домик, мэм?» Я кивнула, и он подогнал лодку точнехонько к небольшому пирсу на самом северном конце пристани. Набережная, волноломы да и сами причалы явно знавали лучшие дни. Все как-то одряхлело, осело, и не было видно ни одного пассажирского судна; у пирсов болталась парочка траулеров и два-три краболовных суденышка. Я сошла на причал, нервно озираясь, но пока что никаких мух не заметила. Когда я дала лодочнику на чай два или три радло, он был так благодарен, что даже проводил меня по весьма печального вида улочке до того дома, где обычно селились охотники за алмазами. Собственно, это был не дом, а восемь или девять весьма обшарпанного вида хижин, за которыми присматривала мрачноватая особа, говорившая чрезвычайно медленно и без каких бы то ни было знаков препинания: ступайте в номер четыре потому что там сетки на окнах и дверях самые крепкие завтрак у нас в восемь обед в семь всего восемнадцать радло если берете ланч с собой то полтора радло сверху.
Все остальные «номера» оказались не заняты. В туалете слышалось негромкое неумолчное «тинк, тинк», но я так и не сумела обнаружить, где именно подтекает. Обед и завтрак мне принесли на подносе прямо в хижину; они оказались вполне съедобны. А мухи появились вместе с полуденной жарой, множество мух, но все же не такое устрашающее кишение, какого я ожидала. Сетки на окнах и дверях не позволяли насекомым проникнуть в помещение, а противомоскитный костюм не позволял им кусать меня на улице. Мухи были коричневатые, мелкие и весьма слабенькие на вид.
Весь первый день до вечера и все следующее утро я бродила по городу (названия которого так и не сумела нигде обнаружить, ни на одном доме или лавчонке его не было) и все отчетливее понимала, что склонность местных жителей к меланхолии и депрессиям именно здесь достигает своего максимального уровня. Островитяне были поистине печальным народом. Они казались не просто апатичными, а безжизненными. Слово «безжизненные» долго крутилось у меня в голове, но все же показалось мне наиболее подходящим.
И я поняла, что непременно потрачу зря целую неделю и сама окончательно впаду в депрессию, если немедленно не возьму себя в руки и не начну задавать интересующие меня вопросы. Прогуливаясь по набережной, я заметила, что мой знакомый молодой лодочник ловит рыбу с причала, и направилась прямиком к нему.
— Не могли бы вы рассказать мне о бессмертных? — спросила я его после обмена обычными любезностями.
— Ну, большинство людей просто ходят и ищут их. В лесу, — ответил он.
— Нет, я не алмазы имею в виду, — сказала я, проверяя работу трансломата. — Я алмазами не особенно интересуюсь.
— А ими никто больше особенно не интересуется, — сказал он. — Раньше тут было полно туристов и охотников за алмазами. Наверное, теперь они все чем-нибудь другим занимаются.
— Но я читала в книжке, что у вас на острове есть люди, которые живут очень, очень долго, которые… вообще не умирают.
— Да, есть, — равнодушно согласился он.
— И в вашем городе бессмертные люди есть? Вы случайно ни с кем из них не знакомы?
Он проверил крючок.
— Нет, не знаком, — сказал он. — Был тут один новый — давно, еще во времена моего деда, — но уплыл на Большую Землю. Вообще-то, это женщина была. И, по-моему, есть еще одна такая, в деревне, — он мотнул головой в сторону центральной части острова. — Мать ее однажды видела.
— А вам бы хотелось прожить долго-долго?
— Еще бы! — воскликнул он с предельным энтузиазмом, на какой способен уроженец Йенди. — Сами понимаете!
— Но бессмертным вам все-таки быть не хочется, раз вы носите эту противомоскитную сетку, верно?
Он кивнул. Он явно не видел тут проблемы, достойной обсуждения. Ну да, он ловил рыбу в сетчатых перчатках и окружающий мир видел сквозь сетчатую накидку, но ведь такова жизнь.
Хозяин магазина объяснил мне, что до той деревни примерно день ходу пешком, и показал тропу, ведущую туда. Моя сумрачная хозяйка упаковала мне провизию на дорогу, и на следующее утро я вышла в путь, сопровождаемая небольшим, но упорным хороводом мушек. Прогулка получилась скучной, монотонной. Идти пришлось по низкой болотистой местности, но солнце приятно пригревало, да и мухи вроде бы от меня отстали. Я на удивление быстро добралась до деревни, даже не успев проголодаться и съесть свои припасы. Островитяне, должно быть, ходят очень медленно и крайне редко, решила я. Но деревня явно была та самая, которую я искала, потому что все говорили мне только об одной деревне. Но и у деревни опять же не было названия.
Деревушка была маленькая, бедная и печальная: шесть-семь деревянных лачуг, больше всего похожих на русские избушки, но на сваях, спасавших от болотной сырости. Домашняя птица, что-то вроде фазанов грязно-коричневого цвета, бродила повсюду, издавая тихое гортанное курлыканье. Двое ребятишек тут же убежали и спрятались, стоило мне подойти поближе.