Джулия Джонс - Крепость Серого Льда
Райфа это, можно сказать, не слишком удивило. Он уже некоторое время назад понял, что вошел в Великую Глушь.
Это значило, что обратного пути уже нет. Тем говорил, что из Глуши никто не выходит тем же путем, которым вошел туда. Ты либо находишь другой путь, либо погибаешь, отыскивая его.
У Райфа вырвался сдавленный смех. «Теперь я в руках Древних», — подумал он.
Ночь по-своему оказалась спокойнее дня. В темноте потерять дорогу куда проще и легче положиться на волю случая. Райф уже не заботился о том, в какую сторону смотрит его лошадь, и предоставлял ей брести, куда вздумается. Порой она останавливалась и обнюхивала мерзлую траву. Она даже попробовала ее пожевать, но трава не пришлась ей по вкусу, и лошадка выронила ее изо рта. Потом она, хотя Райф ее не понукал, ускорила шаг, и Райф понял, что она учуяла нечто любопытное.
Это оказался островок в ледяном море, клочок земли шагов сорока в ширину, заросший ползучей ивой. Лошадка, приблизившись к нему, испустила долгий вздох, который Райф истолковал как «здесь, пожалуй, и заночуем».
Островок не защищал ни от холода, ни от ветра, но, к счастью, возвышался над туманом. Ива, растущая там, местами высохла и отлично годилась для костра. От соли хворост вспыхивал разноцветными искрами. Райф вычистил лошадку и насыпал ей на землю овса, прежде чем садиться есть самому. Устроившись на свернутом одеяле, он стал смотреть в огонь.
Битти Шенк был с ним и Дреем в тот день на дороге Бладдов. Они все боялись, но ни один не показывал виду. Теперь кажется, что это было в какой-то другой жизни. Они сами не сознавали тогда своей юности и невинности.
Райф уронил голову на одеяло и забылся чутким сном.
Проснувшись, он увидел жемчужно-серый, сотканный из сплошного тумана мир. Они с лошадкой очутились словно на вершине горы или на скале посреди океана. Порез на руке болел, и Райф не чувствовал себя отдохнувшим. Во сне с ним происходили всяческие ужасы.
Костер погас, и Райф решил не разжигать его заново. Он напился воды из своего меха и напоил пони из котелка. Сняв с лошадки попону, он растер ей ноги. Одну из ссадин, имевшую нехороший вид, он помазал и забинтовал. Заботы о лошади отвлекали его от виденного во сне — от живого Битти Шенка, расхаживающего с его мечом в сердце.
Снявшись с лагеря, они двинулись в туман. За ночь все приметы спутались, и Райф не знал, в какую сторону идет — не знал даже, рассвело ли уже или нет.
Туман перемещался, как лед на озере, послушный не ветру, а каким-то иным течениям. Он держался еще несколько часов, пока не рассвело по-настоящему, а потом рассеялся за четверть часа. Райф все это время шел пешком, но внезапное прояснение вызвало у него желание сесть на пони. Лошадка отнеслась к этому благосклонно и по доброй воле пустилась рысцой.
Вокруг расстилалась голая, словно лунный лик, местность. Лед сменился каменистой тундрой, где приходилось опасаться трещин и ям. На белесом от туч небе солнца не было и следа. Поздним утром, по прикидке Райфа, они пересекли одну широкую рытвину, немного позже — другую. Когда они выбирались наверх из второй, Райфу вспомнились слова Слышащего: «В Великой Глуши когда-то росли деревья и текли реки, столь широкие и глубокие, что могли бы затопить бесследно целые деревни».
Райф оглянулся. Может быть, здесь когда-то текла река? Развернув пони, он снова спустился вниз, и ему открылись вещи, которых он не замечал прежде: гладко обкатанные камни и волнистая земля на стенах траншеи. Это было русло высохшей реки, и он пересек его дважды, в двух местах. Райф спрыгнул с пони, непонятно отчего взволнованный. Набрав пригоршню гальки, он задумчиво просеял ее сквозь пальцы. Река, которая дважды встретилась ему на пути... Одно ясно: крюк сделало само русло, а не он. Райф не знал больше, в какую сторону едет, но держать направление еще не разучился.
Выгнутая, как лук, река... память, балансирующая на краю разума... серебряная линия на стене пещеры. Образ рухнул в бездну, и перед Райфом мелькнуло лицо Траггиса Крота.
Рисунки на стенах атамановой пещеры. Река, протекающая по сперва зеленой, а потом мертвой земле. Одинокая гора на ее берегу.
Мы ищем...
Все, так долго ускользавшее от Райфа, теперь стало на место. Рыцари-Клятвопреступники искали то же самое, что теперь ищет он: слабое место в земной коре, грозящее уступить первым. Потому-то они и поставили свой форт на самой границе Глуши. Они знали гораздо больше, чем Райф, ведь у них была книга. Райф вновь увидел перед собой ее желтые страницы, раскрытые на изображении остроконечной горы.
В пещере и в книге изображалась одна и та же гора.
Райф, щелкнув языком, подозвал пони и поехал вверх по сухому руслу. Река укажет ему путь.
43
ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА
Яго Сэйка хоронили по древним обрядам клана Дхун. Робби получил особое разрешение вождя Молочного Камня на то, чтобы временно преобразить двадцатифутовый кусок речного берега в землю Дхуна. Яму очертили тремя заветными кругами: первый священным порошком самого Яго, второй — порошком из рога дхунского короля, третий — дхунской землей. Обнаженное и обмытое тело воина лежало на траве.
Брим старался поменьше смотреть на него. Яго, бледный при жизни, после смерти вдруг сделался пестрым: внутренняя часть бедер и ягодицы налились краснотой, руки и ступни пожелтели, лицо и грудь приобрели голубовато-меловой цвет. Убившая его рана была очень мала, а теперь, когда Яго лежал на спине, ее и вовсе не стало видно. Один умелый удар ножом под ребра, и Яго не стало.
Робби заплакал, когда маленький отряд вернулся из набега с его телом. Привезли Яго в фургоне, запряженном двумя мелкими парными лошадьми. Воины в заляпанных речным илом плащах пошатывались от недосыпания. Один чуть не свалился с коня, и его подхватил Дидди До. Брим как раз приехал со своей встречи со Скиннером Дхуном, и Робби расспрашивал его о том, как она прошла. Брим сказал, что Скиннер обещал дать ответ в течение десяти дней, Робби улыбнулся, довольный, и тут за стенами башни поднялся шум.
На дворе уже стемнело. Робби выскочил наружу, Брим следом. В тот вечер Брим понял, что значит видеть смерть на чьем-то лице. Усталый Ранальд Вей, сидя на коне, искал взглядом только одного человека: Робби Дан Дхуна, своего короля и вождя.
Робби, быстро пересчитав вернувшихся, промолвил одно только слово: «Гвоздь?»
Ранальд Вей повесил голову. Самый старший по годам в лагере Робби, он одним из первых, отрекся от Скиннера и объявил себя сторонником Дан Дхуна. В клане он славился как лучший наездник.
«Его убил черноградец».
«А остальных?» — с окаменевшим лицом спросил Робби.
«Орлийский лучник».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});