Владимир Воронов - Отродье. Охота на Смерть

— Ты что делаешь?!! — подполз Вадим, с силой наклонил её голову к земле, — хочешь превратиться в столб?

— Да, да… Я нечаянно… простите.

Хоть громыхание стихло, завывание ветра продолжало выхолаживать поле. Мимо пронеслись хлопья колючего снега. Зубы выстукивали чечётку.

— Что же ты Ховала, не показываешься? — вновь раздался трубный голос бога правды, — Что же не выйдешь, не встретишь дорогого гостя? Или думал, я не разгадаю морок, что ты навёл? Думал одурачить меня? Вот уж точно, ничему тебя жизнь не учит! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!

Арина не смогла ничего с собой поделать и снова посмотрела краем глаза. Бог размахнулся и швырнул молнию, обернувшуюся копьём, куда-то вдаль. Копьё яркой вспышкой пронеслось над землёй, но вопреки законам физики само изменило траекторию, ушло далеко налево, сделало зигзаг и метнулось к небольшой пустой поляне. Она моргнула и в ту же секунду мир вокруг изменился. Будто с неё сняли тёмные очки. Они по-прежнему лежали в зарослях высокой травы, но уже не столь густой и сочной как раньше, небо оставалось тёмным, но каким-то привычным, знакомым, вдали чернел лес. Рядом возвышались детские качели, опоры которых неизвестный художник стилизовал под жирафов. У ног Капитана извивался столетний старик.

— Ну, здравствуй, Ховала! Признал меня?

Старик кидал злобные взгляды, шипел, капая слюной:

— Жжется! Убери треклятое копьё! Жжется!

Бог рассмеялся:

— Так поделом тебе! Будешь знать, как меня за нос водить! Мда, а ты почти не изменился с нашей последней встречи…

— А ты изменился, вот и не признал. Проно, будь милостив, жжется! Убери его!

Арина не понимала, что жжется, о чём речь? Но тут разглядела на запястьях и на ногах странного старика искрящиеся белые верёвки. Там где они прикоснулись к коже остались мерзкие, запёкшиеся ожоги.

— Ладно, будь по-твоему, — выдержав длинную паузу, сказал Бог, — поднимайся!

Верёвки, как змеи соскользнули с рук и ног, шустро подползли к Капитану, поднялись по его ногам, по руке и вновь обернулись светящимся копьём.

— Ах, как я по тебе соскучился! — любовно провёл рукой Прад по белому древку.

Некто по имени Ховала подобрал длинный крючковатый посох, опёрся, поднялся. Этот человек оказался не таким старым, как ей показалось сначала. Лет пятидесяти не больше. Обманное впечатление производила густая седая борода, начинавшаяся почти от глаз. Мужчина носил длинный серый балахон, подпоясанный цветным кушаком. На ногах настоящие лапти, отделанные мехом. На жилистых серых пальцах горел зелёный перстень, совершенно неуместный на фоне нищенского одеяния. Взгляд Арины вновь прошёлся по неизвестному с ног до головы и тут… Она ахнула, непроизвольно прижалась к Вадиму. Что за мерзость? Над головой Ховалы полукругом прямо в воздухе выстроились небольшие кожистые шарики. Как бородавки размером с кулак. Всего их было одиннадцать. Морщинистые шарики медленно парили. Поборов приступ отвращения, она пригляделась. В то мгновение, когда она рассматривала один из них, шарик точно почувствовал взгляд, крутанулся в воздухе, а потом… Арину чуть не стошнило. Тонкая кожаная складка разошлась в стороны, внутри обнаружился большой выцветший зрачок. Эти штуки над головой Ховалы были глазами, сейчас плотно зажмуренными. Глаз уставился на неё, она не смогла выдержать этот тяжёлый взгляд — потупилась.

Ховала сдержанно поклонился Проно, было видно, что делает он это по принуждению. От существа несло застарелой злобой.

— Ещё раз прошу меня извинить. Лелея не предупредила, что ты пожалуешь, сказала смертных сдержать. Я всего лишь слуга, исполняю чужую волю — не больше.

Прад ухмыльнулся:

— Ни слова правды ты не сказал… Всё ложь. Тебе прекрасно было известно, кто я и зачем пришёл! Решил силами померяться? Думал: "был Проно, да весь вышел"? Очеловечился? И богиня так думала, раз подослала тебя, ведь ты — испытание, чтобы проверить меня, чего я могу, а чего нет. Так знай же, Ховала, даже если я лишусь всех сил, свихнусь и начну ходить под себя — твою топорную иллюзию отличу по запаху! От неё за версту несёт твоим убожеством!

Старец опять поклонился, Арина заметила, как он оскалился, но так, чтобы не увидел Капитан:

— Как скажешь, мой предводитель. Милостиво прошу: не таи на меня зла…

Скрипучий голос неожиданно растаял в порыве ветра, а Ховала обернулся облачком мелкого пепла, рассыпался.

— Стой! — не шелохнувшись, приказал Проно. Он ничего не сделал, но показалось, что стал величественнее и даже выше. Голос бога прокатился по округе. — Я с тобой ещё не закончил!

Прямо из-под земли возникла знакомая фигура старика, но теперь позади Капитана:

— Что ещё желаешь услышать, мой предводитель?

— Запомни! Никто! Слышишь, никто не смеет уходить без разрешения, когда я говорю! Ясно тебе это, смерд?

— Прости, о боже, — никакого трепета или намёка на раскаянье в голосе не прозвучало.

— Говори. Какие ещё сюрпризы и ловушки расставила богиня?

— Чего не ведаю, того не ведаю… Моё дело — это поле. Больше ничего не знаю…

— Хм, впервые слышу от тебя какую-никакую, но правду. А ты, Ховала, умеешь удивить!

— Могу ли я тебя покинуть? — ещё ниже наклонился старик.

— Стой! — Прад хитро прищурился, — напомни мне, сколько у тебя в прошлом было глаз?

Ховала быстро глянул, Арине заметила в сплетении его морщин некое подобие страха. Шарики глаз над его головой пришли в движение, они лихорадочно перемигивались, словно обмениваясь сообщениями.

— Прошу тебя, о Пр…

— Молчать! — заорал Проно, и небо над его головой сделалось чернильным, в высоте мелькнул хвост молнии. — Я задал вопрос, или ты настолько тупой, что не понимаешь слов? Сколько у тебя было глаз??? — грянул гром.

Старик сглотнул. Глаза над его головой потеряли ровный строй, прижались к лохматой макушке, трусливо лезли под воротник. Голос дрогнул:

— Двенадцать глаз…

— Сколько-сколько?

— У меня было двенадцать глаз! — Ховала сорвался на фальцет.

— Точно! Двенадцать! — Прад, играя копьём, прошёлся кругом. — Эх, мы столько лет друг друга знаем, столько лет топчем землю. Я тут недавно заметил, что меня стала подводить память… Не помнишь, куда у тебя делся двенадцатый глазик?

Ховалу била крупная дрожь, Арина даже стало его жаль. Он упал на колени и подобострастно пополз к Проно, умоляя (глаза укрылись за его спиной):

— Боже, прошу… Прошу… Только не глаза! Хочешь, я буду самым преданным из всех твоих слуг, — он почему-то показал в сторону Арины. — Буду твоим псом, товарищем, братом! Но умоляю, не надо…