Юрий Нестеренко - Крылья

Валерия сидела на диване в непринужденной позе.

— Проходи, садись. — Она сделала приглашающий жест.

— Что это? — обвела я рукой вокруг.

— Видеообои плюс одоратор. Объемная картинка, воспроизводящая цвет, звук и запах. Если хочешь, включим какой-нибудь более привычный для тебя пейзаж.

— Нет, на наши пейзажи я уже насмотрелась… Так выглядят леса твоего мира? — На вид ей было не больше тридцати, и я решила, что, раз она зовет меня на «ты», буду отвечать ей тем же.

— Некоторых его регионов. Это березовая роща.

Какое-то время я молча созерцала совершенную иллюзию. Листья шевелились под ветром, в траве, шурша, просеменил забавный зверек, весь утыканный иголками…

— Красиво, — резюмировала я. — Хотя в лесах под Йартнаром летом тоже недурно. Твой мир — такая же планета, как наша?

— Да, очень похожа. Чуть побольше, и сила тяжести повыше, и ваш климат в среднем мягче и теплее нашего, зато континентов у нас шесть, а не три, и ваш мир куда беднее тяжелыми металлами… Но это все несущественные различия, если сравнивать с другими мирами. Большинство планет в космосе — мертвые каменные шары. Раскаленные или замороженные, окутанные ядовитыми газами под большим давлением или вовсе лишенные воздуха…

Эта картина столь ясно представилась мне, что я поежилась; на мгновение даже показалось, что мне трудно дышать. Выходит, звезды, бриллиантами сверкающие в ночном небе, вблизи не столь уж и привлекательное место…

— Как называется ваша планета? — спросила я вслух.

— Земля.

На миг мне показалось, что надо мной издеваются.

— Но это наша планета — Земля! — воскликнула я возмущенно.

— На наших языках это слово звучит по-другому, но смысл у него точно такой же — почва, суша, антоним неба. Вполне естественно, что разные культуры, живущие на суше и кормящиеся тем, что родит почва, называют свой мир этим словом. Если где-нибудь в космосе существуют океанские формы разумной жизни, они наверняка зовут свою планету Вода.

У меня мелькнула некая мысль, но, прежде чем она успела оформиться, Валерия продолжила:

— Вообще, что бы ни говорил Джордж, между нашими культурами не так уж мало общего. Даже ваше Святое Троекнижие… Ты верующая?

Я пожала плечами:

— Моя мама верующая, а доктор Ваайне говорит, что религия — дитя, рожденное от брака страха с невежеством. Я скорее согласна с доктором. Во всяком случае, Йирклой учит считать всякое утверждение ложным, пока не доказана его истинность. Не скажу, что принимаю все положения его философии, но…

— У нас похожий принцип называется «бритвой Оккама», — кивнула Валерия. — Не искать сложных объяснений там, где есть простые, а значит, ничего не принимать на веру без достаточных оснований.

— Ты тоже неверующая?

— Да, как и все наши. Стало быть, мы можем говорить, не боясь задеть религиозные чувства друг друга, — улыбнулась она. — Но в прошлые века одной из главных религий Земли — нашей Земли — было христианство, так вот у него много общего с господствующей религией Ранайи и Илсудрума. Даже понятие о Святой Троице… только вместо Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа у вас Бог-Судья, Бог-Прокурор и Бог-Адвокат.

— Вершитель, Обличитель и Заступник, — поправила я. — И это не разные боги, а один и тот же, только в разное время. Сначала, при сотворении мира, бог принял на себя роль Вершителя. Он творил мир пять тысяч лет и утомился…

— Вот это я понимаю — пять тысяч лет! — хохотнул вдруг еще один голос. — Не то что: шесть дней — тяп-ляп и готово!

— Сергей! — сердито воскликнула Валерия. — Кудн'т йу кат офф йо транмиттэ?

— Сорри, Валерия, — ответил смущенный голос. — Аи фот ит'с офф.

— Нас слышат твои товарищи? — догадалась я. После леса, шелестящего на стенах комнаты, меня это уже не удивляло.

— Извини, Эйольта, — смутилась и Валерия, — я не предупредила тебя. Но мне казалось, ты будешь чувствовать себя свободнее, говоря со мной один на один. Если хочешь, я потребую, чтобы остальные отключились.

— Ладно, пусть слушают, — смилостивилась я. — Не придется потом рассказывать по новой. Но почему он заговорил по-ранайски? Разве он обращался ко мне?

— Нет, просто забыл выключить передатчик. И говорил он не по-ранайски, а по-русски. Просто так настроены наши трансляторы… машинки для перевода. Русский переводится на ранайский, эспаньол на илсудрумский… инглиш не переводится, на нем мы общаемся между собой. Я на самом деле тоже говорю с тобой по-русски, но не произношу слова вслух. А то, что ты слышишь, — это транслятор, имплантированный в мою гортань и улавливающий ее микросокращения. Хотя говорит он моим голосом. — Она улыбнулась. — Другой транслятор у меня в ухе, он переводит мне твою речь. Здорово, правда?

— Да… пожалуй, — потрясенно согласилась я. — Значит, на самом деле вы не знаете наших языков?

— Знаем, но поверхностно. Зато у нас каждый в совершенстве владеет минимум семью нашими — инглишем, эспаньолом, фрацсэ, дойчем, русским, нихонго и чжунгохуа.

— Впечатляет, — признала я. — Так на чем мы остановились? А, да — бог утомился и создал младшего брата своего, дьявола, чтобы тот довершил творение по его плану. Но дьявол возгордился и придумал свой собственный план. Оттого мир частично создан богом и частично — дьяволом, и в нем переплетаются добро и зло. Когда же бог отдохнул и увидел зло мира, он принял роль Обличителя и стал обличать и карать. Но потом понял, что нет у мира иного заступника, кроме него, и принял свою третью ипостась. Поэтому и Святое Троекнижие состоит из Книги Вершителя, Книги Обличителя и Книги Заступника. В общем, красивая сказочка, — виновато улыбнулась я.

— Да, я читала эти книги, хотя, конечно, не целиком, — ответила Валерия. — Так вот о чем я говорю — нет ничего странного в том, что у разных культур, приходящих к монархической форме правления, появляется монотеистическая религия. Что на земле, что на небе — должен быть единый всевластный правитель, наделенный функцией карать и миловать. И ему нужен дьявол, чтобы было на кого спихнуть ответственность за зло и беды на подведомственной территории. И в интересах социального спокойствия такая религия должна проповедовать смирение, поощрять покаяние и благотворительность. А вот у гантрусов никогда не было монархии, поэтому у них сохранилось язычество, и их боги ругаются между собой ничуть не хуже, чем гантруские купцы в своем правительстве.

— А ведь верно, — согласилась я.

Прежде мне не приходило в голову задумываться, почему гантрусы язычники, а инйалгдарцы — нет. Я просто считала это естественным порядком дел. Как часто привычку к некоторой вещи принимают за знание ее…