Кайрин Дэлки - Война самураев

— Но кто на такое способен? Кто властен творить подобное?

— Дело не во власти, а в желании и навыке, для этого достаточном. Любое из крупных святилищ иль храмов Хэйан-Кё могло изгнать его, заимей они на то повод.

— А я даже не могу выразить недовольство, поскольку завишу от их поддержки. Что же мне делать? Ёсицунэ с каждым днем обретает все больше сторонников среди знати, да и государь-иноК благоволит ему.

— Уверен, повелитель, с вашим блестящим умом вы что-нибудь да придумаете.

Монарший прием

Государь-инок Го-Сиракава, стоя на веранде Рокудзё, с великой отрадой наблюдал, как в ворота въезжает карета с гербом из восьми лотосовых лепестков. Карету сопровождал эскорт из двадцати самураев в сияющих доспехах. Один был сущий великан с косматой бородой и секирой, привязанной за спину.

Как только отпрягли волов в черных попонах, передняя дверца кареты открылась и оттуда выступил Ёсицунэ — в хитатарэ из алой парчи, словно в тон осеннему багрянцу кленов. Всадники спешились, причем трое сняли с седельных лук барабаны. Под их бой Ёсицунэ начал церемониальный танец, знаменующий принятие им почетного права вхождения в государевы покои.

Изящно и вместе с тем уверенно Ёсицунэ взмахивал жезлом и мечом, невероятно ловко ступая и делая выпады, словно разя невидимых врагов. Закончив танец, он начал восходить по ступеням главной лестницы Рокудзё, все еще крутя в руках меч и жезл, во главе парадного шествия барабанщиков и прочих воинов.

На верхней площадке его вежливо попросили сдать меч и проводили в присутствие Го-Сиракавы. Ёсицунэ припал на одно колено и низко поклонился.

— Великолепно, просто великолепно! — воскликнул государь-инок. — Рад, что Амида дозволил мне дожить до сего времени, чтобы вновь насладиться подобным зрелищем.

— Я лишь хотел показать, владыка, сколь великой честью вы меня почтили, пригласив к себе и приветствуя таким образом.

— А я рад, что могу предоставить тебе эту честь, Ёсицунэ-сан, после всего, что ты сделал для трона.

— Всецело надеюсь, что мой прославленный брат позволит мне сделать больше, владыка.

— Я уверен, со временем это случится, — ответил Го-Сиракава. — А теперь прошу: садись и будь как дома.

Ёсицунэ опустился на подушку с почти кошачьей грацией. Го-Сиракава позавидовал его молодым суставам и связкам.

— Признаться, — продолжил ин, — я весьма благодарен твоему брату, который позволил тебе задержаться в столице. Я уже начал опасаться, что лишусь твоего общества и советов касательно городской обороны. В окрестных горах бродят целые шайки ронинов, готовых обрушиться на нас, чуть только защита ослабнет.

— Это хорошо понятно, владыка, — ответил Ёсицунэ, — и, что бы ни случилось, заверяю вас, что сделаю все от меня зависящее, чтобы вы и государь Го-Тоба оставались надежно защищены.

— Весьма обнадеживает, Ёсицунэ-сан. Не получали ли вы вестей от вашего брата Нориёри? Как продвигается его поход против Тайра?

Ёсицунэ ответил не сразу.

— К сожалению, владыка, все идет не так гладко, как мы полагали.

— Однако прошло уже несколько месяцев! Я лично присутствовал на проводах его дружины. С ним отправилось несколько тысяч — еще в начале лета. А о победах ни слова, за исключением нескольких мелких стычек. В чем же дело?

Ёсицунэ уронил взгляд. Красный кленовый лист сорвался с ветки под порывом ветерка и пристал к его лицу, точно стыдливый румянец. Ёсицунэ медленно поднял руку и, сняв листок со щеки, покрутил в пальцах.

— Государь, в деревнях еще не успели оправиться от голода последних двух лет. Рисовые поля снова рождают зерно, однако крестьяне утаивают все, что могут. Много коней пало от недокорма, и наши воины остались безлошадными. А вдоль Западного морского пути не перестают поддерживать Тайра, наших же войск сторонятся. Нориёри выжидает в краю Суо на дальнем востоке Хонсю, надеясь, что сможет скопить довольно людей и провизии, чтобы взять Кюсю. Пока же такой день не наступил. Он просил брата выслать еще коней и снаряжение, но послать такой караван сейчас значило бы отдать его на разграбление Тайра, поскольку ему пришлось бы идти Западным морским путем, всего в нескольких ли через пролив от Ясимы, где у Тайра стоит войско.

— А тем временем, — добавил Го-Сиракава, — Тайра могут перенаправить свои войска. Промедление неприемлемо.

Ёсицунэ закрыл глаза.

— Виноват, владыка. Если бы мне приказали, я разгромил бы их раньше.

— Хм-м… Быть может, я сообщу твоему брату, чтобы тебе дали такой наказ.

— Я буду очень признателен, если вы это сделаете, владыка. Обещаю, я вас не подведу.

Камикадзе[79]

Кэнрэймон-ин раскачивалась взад-вперед, сидя на тюфяке. Она снова проснулась и долго не могла заснуть. В грубой, наспех выстроенной хоромине, называемой императорским дворцом Ясимы, раздавалось похрапывание слуг и фрейлин. Ночь была ясной, сквозь прореху в крыше возле средней подпорки просачивался лунный свет, мягко окутывая личико Антоку белым сиянием, точно он был босацу, пришедшим в мир из Чистой земли.

Рядом с маленьким императором лежали шкатулки с яшмой и зерцалом, стояла оружейная стойка для Кусанаги.

Весна в Ясиме сменилась летом, лето — осенью, осень — зимой. Новый месяц приносил Тайра новые скорби. Ранним летом они узнали, что Корэмори, удрученный поражением при Ити-но-тани, принял схиму и бросился в море. Двор Хэйан-Кё рассудил снова переменить название лет на Гэнрэки, дабы подчеркнуть перемены судеб владетельных кланов. В конце лета Минамото расположились между Ясимой и Кюсю, отрезав путь подкреплению с далекого острова. Осенью Тайра прослышали, что предавшие их были повышены в званиях и получили во владение покинутые ими земли и вотчины. Когда же год пришел к повороту, стало известно, что Минамото Ёсицунэ, бич Ити-но-тани, копит войско по ту сторону от Ясимы, в Ватанабэ.

За себя Кэнрэймон-ин не боялась: после бегства из столицы жизнь утратила для нее ценность. Боялась она за Антоку, и если продолжала жить, то лишь ради него. Закутавшись плотнее в зимнее кимоно, она смотрела, как свет зимней луны бродит по его векам, смеженным спокойным сном.

Ее сны были отнюдь не спокойны. Вновь и вновь ей представали видения вражеских полчищ, скачущих по морю будто посуху. Из-под бамбуковых ставней подул сквозняк, зашатав оружейную стойку с мечом. Кэнрэймон-ин потянулась к ней, чтобы придержать — казалось, еще чуть-чуть, и та свалится на спящего императора. Ее рука случайно коснулась рукояти Кусанаги.