Робин Хобб - Драконья гавань

Туман постепенно поднимался над водой. И это, совершенно точно, снова была река. Течение несло мимо палые листья и сломанные ветки. На глазах у Элис вода поднималась все выше и выше, постепенно скрывая камышовые заросли по обеим сторонам, пока наконец самые метелки растений не исчезли в глубине. Тимара взволнованно дышала рядом, с тревожной дрожью в каждом вдохе. Облака где-то в вышине, по-видимому, расступились, поскольку сквозь туман вдруг пробился солнечный луч. На несколько мгновений они очутились в мире сверкающих серебряных капель. Отраженный свет слепил глаза, и Элис едва удавалось разглядеть драконов.

— Деревья! — вдруг торжествующе затрубил Меркор. — Держите левее! Я снова вижу деревья.

Тимара пристально всматривалась в туман, пытаясь пронзить его взглядом. Она замерзла. Девушка накинула на плечи одеяло, но с тех пор, как прорезались крылья, она все время зябла. Тимара закуталась поплотнее, но от этого заледеневшие отростки только теснее прижались к спине. Привыкнет ли она когда-нибудь к крыльям, начнет ли считать частью себя, а не чем-то навязанным ей Синтарой? Тимара в этом сомневалась.

Когда Меркор сообщил о деревьях, девушка вскочила на ноги. С замирающим сердцем, молча, она вглядывалась в дымку вместе с остальными. Баркас сменил курс и как-то странно вздрогнул всем корпусом, на миг страшно ее перепугав. Запнувшееся сердце подпрыгнуло, подсказав ей причину: когти «Смоляного» ненароком оторвались от дна. Баркас развернуло.

— Делаю, что могу, кэп! — прокричал Сварг, прежде чем Лефтрин его окликнул.

Раздался громкий плеск, и корабль внезапно накренился, когда мимо них к мелководью устремилась Верас. «Смоляной» снова нашел лапами дно и резко рванулся вперед, так поспешно, что Элис рухнула рядом с Тимарой, осевшей обратно на крышу надстройки. Женщина из Удачного не издала ни звука, только больно схватила девушку за руку, не дав ей скатиться на палубу. Спустя миг баркас уже снова двигался ровно.

Туман рассеялся, как будто его и не было вовсе. Вокруг них проявился пейзаж, настолько не похожий ни на что, виденное Тимарой прежде, что она задумалась, не перенеслись ли они чудесным образом в другой мир. Справа от них бурлила река, подбрасывая и унося прочь остатки мусора от того, что еще час назад было болотом. Журчала она громко и жизнерадостно. Слева полоса воды была уже и быстро таяла, по мере того, как «Смоляной» выгребал к берегу. Драконы торопливо преодолевали течение, вытянувшись сверкающей цепочкой.

Но вытаращилась Тимара на сам берег. Почва поднималась. Не только деревья возвышались над ними. Вздымалась сама земля, чего Тимара никогда еще не видела. Она слышала о холмах и даже горах и, ей казалось, представляла, на что они похожи. Но идея вздыбленной земли, уходящей все выше и выше, попросту не укладывалась в голове.

— Сухая земля! — выдохнула рядом с ней Элис. — Сегодня мы встанем лагерем на берегу. И разведем костер! И прогуляемся, не увязая в грязи! Ох, Тимара, видела ли ты когда-нибудь такую красоту?

— Я никогда не видела ничего более странного, — с трепетом прошептала она.

Дикий пронзительный крик заставил вздрогнуть всех, кто был на борту. Тимара посмотрела вверх. Широко раскинутые крылья Хеби вырисовывались на фоне голубого просвета между тучами. Она продолжала снижаться к баркасу.

— Сюда! Сюда! — донесся до них далекий голос Рапскаля.

— Никогда не видела ничего прекраснее, — прошептала Тимара.

— Мы почти там. Мы почти дома, — откликнулась Элис, обняв девушку.

И в ее словах никому не померещилось ничего странного.

В тот день Рапскаль с Хеби пролетали над ними не меньше шести раз, подбадривая их и донимая криками: «Уже недалеко! Как жаль, что вы не можете летать!» — и прочими не менее полезными сведениями.

Чем дальше, тем суше становилась почва по обоим берегам. Камыши постепенно сменились папоротниками и травой, затем топкими лугами, а там и низкими, поросшими травой холмами, которые тянулись до самых отдаленных лесистых предгорий. Река сделалась шире и сильнее, питаясь притоками и ручьями, сбегавшими с окрестных возвышенностей. Молодые уроженцы Дождевых чащоб с изумлением рассматривали бескрайние просторы и холмы вдалеке, о которых они лишь слышали из старинных сказок, но никогда не видели своими глазами. Они восторженно ахали при виде скалистых утесов на горизонте и песчаных берегов, усеянных валунами. Совсем иной лес подступал теперь к воде, состоящий из невысоких лиственных деревьев с редкими вкраплениями хвойных. Следующим солнечным утром на горизонте встала гряда зубчатых гор. А к середине того же дня путники достигли окраин Кельсингры.

Лефтрин направил «Смоляного» к песчаному берегу. Измученный путешествием баркас наполовину выбрался из воды и лег. Драконы тоже выходили из реки, карабкались на берег и озирались так, словно не могли поверить своему счастью. Почти все сразу же отыскали себе нагретые солнцем места и улеглись отдыхать. Меркор не стал задерживаться, а сразу же полез на поросший травой склон. Сильве побежала следом, едва поспевая за своим драконом. Остальные хранители сходили с баркаса почти неохотно, неуверенно оглядывая совершенно чуждый им пейзаж. Поднявшийся на холм Меркор внезапно встал на дыбы и торжествующе протрубил. Драконы, оставшиеся на пляже внизу, подняли головы и устало ответили на его призыв. И Элис тоже смотрела, разрываясь между восторгом и страданием, на возвышающиеся развалины Кельсингры…

На другом берегу бурной реки.

— Я записываю для потомков. Как мы узнали из старых дневников и писем об основании Трехога, так и следующие поколения однажды узнают из моих записей, как была заново обретена Кельсингра. Найдена тобой и Хеби. Ты же хотел бы, чтобы твои потомки об этом узнали?

У Элис была ночь и часть следующего дня, чтобы оправиться от первого разочарования. Город был совсем близко. Лефтрин, как только сможет, найдет способ отвезти ее туда. Но пока что у него имелись другие дела, связанные с судном, командой и хранителями. И у нее тоже были обязанности. Элис пришлось едва ли не силой оттаскивать Рапскаля от товарищей, но она все-таки настояла на своем.

— Все надо записать, пока твои воспоминания еще свежи. Ведь часто нам только кажется, будто бы мы все прекрасно помним — или что нечто известное нам не забудется уже «никогда». Рапскаль, обещаю, я не задержу тебя надолго. Но те, кто придет за нами, будут вечно помнить о том, что ты совершил.

И теперь Элис ждала, а Рапскаль беспокойно ерзал и пытался привести в порядок мысли. Он переменился так сильно и в то же время так мало. Кожа его сделалась алой, с чешуей тонкой, словно у речной форели, а сам он, кажется, подрос. Он стал стройнее, мускулистее, и его совершенно не заботило то, что лохмотья, оставшиеся от одежды, едва прикрывают его наготу.