Кэтрин Куртц - Камбер-еретик

Это было так просто, Это было так прекрасно. Ему всего лишь нужно было открыть свой мозг, вот так…

На закате один из мертвецов на поляне зашевелился под своим снежным одеялом, чихнул, стиснул голову руками и застонал, пытаясь сесть. Его звали Рондел, он был одним из рыцарей Манфреда, графа Кулдского. Последней мыслью, сохранившейся в его памяти, была собственная ярость на михайлинца, схватившего его за ногу, вывернувшего ее и столкнувшего его с лошади. Как он ударился о землю, Рондел уже не помнил.

В его памяти всплыла картина сражения, и, встав на четвереньки, он огляделся в поисках опасности, сжимая в руке кинжал. Все было спокойно, и только мягкий снег медленно падал с темнеющей высоты небес. Едва заметные в тени на краю поляны, полуиспуганные лошади глодали оголенные зимой ветки и пили из замерзшего пруда. Вокруг в сгущающихся сумерках виднелись пять припорошенных снегом тел, и, леденея от ужаса, Рондел понял, что в живых остался один.

Однако затем расчетливость взяла в нем верх. Его товарищи мертвы, а значит, он один получит награду за поимку Келлена и Алькары, ибо у Рондела не было никаких сомнений насчет того, что именно тела этих двоих лежали там, поодаль. Если бы он только смог поймать лошадь или двух…

Когда ему наконец удалось подманить к себе коня, уже сгустились сумерки. Несколько минут Рондел гладил пойманную лошадь по шее, успокаивая ласковыми словами, а потом медленно подвел к двум мертвецам в черных одеяниях. От падения и холода мышцы болели, глаза видели все как-то смутно, но задерживаться дольше он не решался. Рондел находился в нескольких часах езды от гостиницы, в которой останавливался с товарищами прошлой ночью, другого пристанища на этой дороге не было. Он должен погрузить трупы на лошадь и убраться отсюда, пока снег не повалил еще сильнее и не появились волки, частые гости в этих местах.

Он склонился над одним из покойников, чтобы перекинуть его через седло, как вдруг заметил меж мертвых деревьев свет факелов, приближавшихся со стороны, противоположной той, куда он направлялся. Он не слышал стука копыт, но, судя по количеству факелов, сюда направлялось не менее дюжины всадников, и они будут здесь уже через несколько минут.

Терзаемый алчностью и страхом, он стал торопливо искать, что бы такое прихватить с собой в качестве доказательства. Может быть, перстень? В любом случае, главное убраться подальше, пока не появились всадники… У первого из погибших никакого кольца не оказалось, зато одеревеневшие пальцы сжимали золотой крест, который они с приятелями заметили еще в гостинице.

Он сумел вырвать драгоценность из рук мертвеца и разорвать цепочку на шее второго, чтобы забрать крест себе. Он торопился, да и вокруг было уже темно, поэтому он не заметил, как переменился внешне старик, которого он в первый раз видел под ярким полуденным солнцем. Увидел он только кольцо, епископский перстень с аметистом, украшенный гравировкой в виде крестов. Но снять его никак не удавалось снять, а стук копыт доносился все более отчетливо.

Медлить было больше нельзя. В качестве доказательства сойдет и крест. В любом случает, у Рондела не было сомнений, что один из убитых никто иной как епископ-вероотступник Элистер Келлен… впрочем, если креста им окажется недостаточно, так и само золото кое-чего стоит. Спрятав украденную драгоценность на груди, Рондел вскарабкался на лошадь и поскакал прочь, и вскоре растворился в сумеречной мгле.

И вскоре на поляну выехали всадники, озарив ярким светом факелов это место скорби.

ЭПИЛОГ

И застроятся потомками твоими пустыни вековые: ты восстановишь основания многих поколении, и будут называть тебя восстановителем развалин, возобновителем путей для населения.[32]

На заре следующего дня, в ледяном предрассветном покое, оглушенная горем Ивейн в одиночестве вошла в часовню Святой Марии, что на кирнийских холмах. Она присела на молитвенную скамеечку спиной к алтарю, почти опираясь о него и запрокинув голову. На ней был неприметный черный шерстяной плащ, какие носили все в обители, и черное монашеское одеяние. Она обхватила колени руками, пытаясь хоть немного согреться; а когда повернула голову направо — из-под капюшона выскользнули пряди волос и ярко блеснули в свете свечей у алтаря.

По крайней мере, подумала она, скользя взором по деревянной загородке, отделявшей северный трансепт, — Портал будет закончен, как он того хотел. Там, за этой перегородкой, Джорем с Анселем, и еще несколько монахов, трудились, как проклятые, снимая пласты земли вплоть до голой скалы, пока не образовался колодец диаметром в размах рук взрослого мужчины. Несколько часов назад на дне его Джорем мелом изобразил восьмиугольник, а теперь готовил тех, кто должен дать энергию для создания Портала: Анселя, Фиону, Камлина, Райсил и даже, по его настоятельной просьбе, малыша Тиега. Посопротивлявшись немного, Джорем позволил и Ивейн поучаствовать, но ей следовало сохранять силы до последнего момента. И без того прошлой ночью скачка подорвала ее силы, а ведь с рождения Иеруши прошло так мало времени…

Эта скачка… Со вздохом она медленно повернула голову и взглянула на темные очертания двойного гроба, что вырисовывались слева, в центральном проходе. Ей не нужно было подниматься с места, чтобы разглядеть мертвецов; у того, что лежал ближе к ней, был профиль Элистера Келлена — ради Анселя и остальных они сохранили ему эту маску. Рядом лежал Джебедия, и оба от шеи до пят были укрыты темным дамастом.

Она вернула отцу внешность Элистера в первые же мгновения, едва только они с Джоремом добрались до залитой кровью поляны, пока не подоспели остальные. И теперь краешком сознания она продолжала удерживать эту иллюзию — постоянное, зудящее напряжение, — пока они не переправят тела для погребения вместе с прочими михайлинцами в ту древнюю часовню, с которой было связано столько воспоминаний… Райс сделал бы это с куда меньшими усилиями, но Райс тоже был мертв, и сколько бы она ни скорбела, ей не вернуть ни его, ни отца. Скоро Камбер упокоится рядом с Райсом, и, если не считать Джорема и детей, она останется совсем одна. Закончилась эпоха.

Они с Джоремом — и, возможно, кто-то еще — будут продолжать борьбу, потому что так хотел Камбер, но теперь все будет иначе. Ей казалось, будто у нее вырвали сердце, а грудь набили соломой.

Конечно, она не умрет, но, похоже, и оживет тоже не скоро…

Она вновь тяжело вздохнула и, поднявшись с места, приблизилась к гробу, сознавая, что для прощания осталось не так много времени. Черты Элистера Келлена, ставшие за эти годы почти столь же родными, как и то лицо, которое они скрывали, были невозмутимы; свечи отбрасывали золотистые отблески на седые волосы и на запавшие глазницы. Склонив голову, она накрыла ладонями его руки, скрытые под покрывалом, затем убрала иллюзорную личину, молча глядя на любимое лицо, ибо слез у нее давно не осталось. Так прошло несколько минут, пока Ивейн наконец не осознала, что было нечто странное в том, как у отца сложены руки.